Александр Гордиан - У черты
Сталкер растерянно осмотрелся: пустой автобус, тихий как могила, если не считать общего угрожающего фона.
— Тебя как звать, служивый? — хрипло спросил Глеб. — Тебя бросили что ли?
Прижавший уши пес не издавал ни звука, только выкатывал на Рамзеса вишневые зрачки. По вздыбленной шерсти волной прокатывались конвульсии. Глеб осторожно вытянул руку, и собака задрожала, распахнула пасть, но заскулить не сумела. Она вжалась в угол, и в нос ударил терпкий запах собачьей мочи.
— Ах, ты, псина, — проворчал сталкер, — занесло тебя.
Он схватил пса за ошейник, потянул и только охнул. Собака обмякла, закатив глаза. Из ее носа побежала и тут же иссякла струйка черной крови.
Рамзес отпрыгнул, инстинктивно подняв руку, которой касался животного.
За спиной захныкал ребенок, отчего у Рамзеса зашлись в судороге мышцы. Ребенка там быть не могло! Сталкер умел чувствовать живое, но за спиной у него не было никого крупнее клеща в обивке сиденья.
— Па! — всхлипнул ребенок. — Собаська умелла?
«Не оборачиваться!» — приказал себе Рамзес, делая первый, самый трудный шаг в сторону выхода.
Ноги приходилось вытягивать, словно из трясины.
— Па! — закричал отчаянно мальчик, и Рамзес побежал.
Салон перед глазами вытянулся. Потолок начал стремительно падать, борта съезжаться друг к другу, причудливо корежа пассажирские кресла, а близкий выход — удаляться. Чем быстрее двигался Рамзес, тем быстрее убегал от него выход. Ужас, который Глеб давил усилием воли, прорвал плотину. Ноги разом отказались подчиняться, рассудок заскользил в черный омут, отказываясь понимать, как можно протиснуться через игольное ушко прохода…
Сталкера отпустило у самых дверей, когда он повис на поручнях. У Стрижа от его вида глаза сделались еще больше.
— Что?!
— Ни… чего, — выдохнул Рамзес и оглянулся.
Грязный, запущенный, мрачный салон…
Почему вещи туристов выглядят так, будто их купили много лет назад и с тех пор не вынимали из шкафа? Ведь это так очевидно, новая вещь разительно отличается от лежалой.
«Почему я этого не видел? Зачем вообще полез в автобус?!»
— Уходим, — скомандовал Рамзес и шагнул наружу.
Из салона едва слышно раздался детский стон.
— Рамзес, там автомат, — Стриж наоборот взялась за поручень. — Нужно заменить твое оружие, М4 намного лучше и…
Глеб перехватил ее неподвижный взгляд и хоккейным приемом оттер девушку от двери.
— Иди к машине, — приказал он. — Иначе сам убью. Отчетливо?
Угроза подействовала, в глазах Инги сверкнул яростный огонек.
— Что ты?.. — начала девушка и замолчала, упершись грудью в ствол.
Окончательно пришла в себя, затрясла головой, изгоняя морок.
Глеб потянул ее к «Хаммеру», стараясь не касаться пораженной рукой. Бежать пришлось вдоль автобусного борта, и опять какая-то тень мелькнула за темными стеклами. Опять недобрый взгляд заставил ежиться.
Рамзес выскочил, наконец, из-за громады «Мерседеса» на дорогу и споткнулся. Инга судорожно ухватилась за его плечи.
«Хаммер» исчез.
4— Давай будем реалистами, — в который раз повторила Инга. — Участковый проснулся, сел за руль и поехал.
— Давай будем реалистами, — соглашался Рамзес, — и не будем строить дурацких… хм… необоснованных предположений.
Они шагали друг за другом по обочине, выдерживая дистанцию и меняясь каждые двести метров. Рамзес оставался начеку, даже когда шел ведомым. Особых иллюзий насчет сканера аномалий он не питал, железка она и есть железка, а Стриж выглядела подавленной, как ни храбрилась, и думала совсем не о дороге.
Рамзеса тоже выбило из колеи приключение в автобусе. Так Зона еще не встречала сталкера. Обычно все начиналось с не шибко опасного марш-броска, а вовсе не с инфернальных детских рыданий.
Ходоков обгоняли длинные тени, солнце за их плечами стремительно падало на горизонт. Наступали сумерки, самое опасное время суток, когда Зона еще не притаилась на ночь, но уже куталась в темноту, как в маскхалат. Придорожные заросли растворились на фоне неба; кто там, что там — одному богу известно.
— Тогда зачем мы идем? — спросила Инга. — «Хаммер» пропал, участкового Зона сожрала. Жалко… как это?.. с общечеловеческой точки зрения, но ничего не попишешь. Давай вернемся к нашему плану и свернем к Норе.
Рамзес не ответил. Что тут скажешь? Рюкзак ты, красавица, бросила в машине. Там же остались аптечки, консервы, и, главное, вода. Или ты из лужи пить собираешься?
— Трудно, конечно, без воды и продуктов, — явила проницательность Инга. — Но до Норы идти несколько часов. Неужели умрем от жажды?
«Задачки решаем, километры считаем? — усмехнулся Глеб. — Первый сталкер вышел из пункта А со скоростью два километра в день. Из пункта Б — второй, со скоростью… Неважно какой, хоть реактивного самолета! Вопрос, смогут ли они вернуться, однозначного ответа не имеет».
— Не подходит, — охладил ее пыл Рамзес. — Представь, что Нора разорена волной. Что тогда?
— Тогда мы отнимем у кого-нибудь еду или умрем. Предлагаю решать это на месте.
— Я уже решил. Если через час, максимум два, мы не найдем «Хаммер», ты поворачиваешь обратно на блокпост.
— Я? А ты?!
— На смерть я тебя не поведу, — отрезал Рамзес. — Что я? Я давно умер, как сказала… один человек. Мне второй раз умереть не страшно.
— Хорошая у тебя подруга, чуткая! — съязвила девушка. — С ума сойти! Так и ляпнула — умер?
— Замолчи!
Инга, она шла впереди, мельком обернулась и попросила:
— Прости! Я не хотела тебя обидеть.
— Дорогу смотри!
— Я смотрю, — кротко ответила Стриж. — Не кричи, пожалуйста.
— Я не кричу.
— Кричишь!
Сталкер только зубами скрипнул, нагоняя.
— Меняемся, — приказал он.
И следующие три сотни метров шел ведущим, не обращая внимания на виноватое сопенье за спиной. Придет в себя и спросит об автобусе, решил Глеб. Не сможет не спросить.
— Рамзес, — прервала молчание Инга. — Как ты думаешь?..
— Головой, — неловко съязвил Рамзес. — Отвечаю: Зона его знает, что это было. Я не знаю.
— И что теперь? — рассердилась Стриж.
— Ничего. Прими к сведению, что в тылу осталось нечто смертельно опасное.
Стриж некоторое время молчала.
— У тебя дети есть? — спросила она неожиданно.
— При чем здесь?..
— Не могу слышать как ребенок плачет, — призналась Инга. — Сразу… как это?.. вылетаю с катушек. У меня сложилось впечатление, что это была атака на слабые места в нашей психике.
— Это неправильное впечатление.
— Почему?
— Потому что правильных впечатлений о Зоне не бывает. Правильные — значит по правилам. А правил никто не знает.
— И ты?
— Я тем более.
Стриж опять помолчала.
— Про детей так и не ответил…
— Нет у меня детей! — рявкнул Глеб и подумал:
«Надеюсь. Страшно представить, какие у меня могут быть дети!»
— Опять кричишь…
Рамзес остановился. Стриж продолжала опасливо шагать, пока не оказалась в трех шагах.
— «Хаммер» впереди, — сказал Глеб. — Видишь?
Стриж, как ни всматривалась, ничего не видела в густых сумерках.
— Почему мы стоим?
— Он не один, — Рамзес излучал могильное спокойствие. — На обочине автобус.
Инга перехватила висящий на груди «Тигр», взяла наизготовку.
— Если там тоже будет чертовщина, я стреляю!
Рамзес не стал говорить, что по его ощущениям это тот самый автобус. То ли обогнал их чудным образом, то ли они сами, завороженные, ходят по кругу.
Сталкер беззвучно двинулся вперед. Инга старалась не отставать, с досадой понимая, что выдает себя шагами. Она увидела громаду автобуса на обочине. Черная гора без единого огня, освещенная только последними отблесками солнца. Рядом с ней проявился «Хаммер», почти незаметный из-за камуфляжа. Он стоял капотом вровень автобусному бамперу, с погашенными огнями и заглушенным двигателем.
Этого Рамзес и опасался: Зона не одобряла моторов! Мертвый автобус на обочине, «Хаммер», дотянувший до того же рубежа, и тоже заглохший…
— Баста! — сказал досадливо Рамзес. — Дальше придется ногами. Он не заведется, видал я такие фокусы.
Он побежал, не таясь. Инга безнадежно отставала, хотя когда-то выступала за сборную колледжа по легкой атлетике. Стриж поравнялась с «Хаммером», когда Рамзес уже выбрасывал припасы на дорогу. Консервные банки катились по асфальту, упаковки с красными крестами звякали стеклянным. Грузно упал капроновый бурдюк с водой. Инга, не говоря ни слова, распихивала все по рюкзакам, своему, фирменному, и Рамзесову, стянутому в милиции.
— Скипидара нет.
Рамзес выбрался из салона с обрезом в руках. Под нижним стволом дробовика, закрепленный пластырем, торчал уродливой опухолью фонарь.