Константин Дроздов - Свастика в Антарктиде
— В последнее время он вызывает сомнения у руководства рейха — последствия применения ядерного оружия делают территорию врага непригодной к эксплуатации, а также возможен эффект бумеранга. Работы по нему будут продолжены в обычном порядке на территории Германии. Здесь же, в «Новой Швабии», необходимо сосредоточиться на раскрытии тайн Атлантиды и подготовке к полету. Работы на рудниках будут приостановлены, а контингент лагеря перенацелен на работы по расширению города. Что же касается остатков добытого урана, то погрузим его на один из «Ханебу» и отправим в Германию.
— Перелет «Ханебу» в Германию? — поднял бровь группенфюрер.
— Но ведь согласно вашим же докладам все три аппарата уже готовы к эксплуатации.
— Да, конечно. Но окончательная отработка навыков пилотирования таким видом летательных аппаратов диктует необходимость проведения еще целого ряда испытательных полетов на небольшие расстояния. Также требуется доводка и регулировка многих второстепенных узлов и агрегатов, — хмуро заметил Хорст.
— Рейхсфюрер уверен, что у вас в распоряжении лучшие пилоты Люфтваффе. Один лишь Мольке чего стоит. Настоящий ас. После завтрашних испытаний, а я надеюсь, что они пройдут успешно, надо выбрать конкретный аппарат и определиться с экипажем. Я убываю через неделю. Хотелось бы увидеть старт диска с грузом на борту.
Хорст начал набивать трубку.
— А вы, Вальтер, разве не планируете отправиться домой в кабине «Ханебу»? Думаю, что полет займет не более пары часов.
— Я с детства боюсь высоты, — криво усмехнулся Вюст. — Кстати, вместе с нами прибыло вооружение для дисков. Пока вы не постигли секретов оружия атлантов, каждый из аппаратов предложено оснастить двумя 30-мм пушками «МК-108».
Хорст пыхнул трубкой. По кабинету расплылся запах ароматного табака.
Поздно вечером мы собрались в гроте Зигрун. Магдалена и Зи раскладывали на шкуре карты. Хорст мрачно потягивал трубку, сидя в кресле. Я расположился на каменной скамье у стены и в ожидании, пока Хорст начнет разговор, рассматривал старинную испанскую шпагу, снятую со стены. Девушка в строгой серой юбке и такого же цвета жакете вкатила в помещение столик с напитками и закусками. С недавних пор она заменяла Зигрун погибшего во время мятежа Зу. Девушке было двадцать три года. Медного цвета волосы черная лента туго стягивала в пучок, а все лицо густо покрывали веснушки, что, однако, ее совсем не портило, а даже придавало какое-то невзрослое очарование. Фигура же профессиональной пловчихи с широкими плечами делала ее чем-то похожей на Зигрун. Девушку звали Лотта Хаген, родом она была из Киля. Медиум отобрала Лотту исходя из каких-то только ей известных соображений. Магдалене она сказала, будто интуиция ей подсказала, что эта девушка будет ей верным помощником и другом. Самое интересное, что голос интуиции Зигрун услышала в ресторане, где Лотта в качестве официантки подавала ей и Хорсту выпивку. Хорст потом перерыл все личное дело Лотты, сделал запрос в Киль, но ничего предосудительного в ее прошлом не нашел. Да этого прошлого, по сути дела, еще и не было. Не было у Лотты и родителей — они умерли, когда она была совсем ребенком. Отец ее служил на офицерской должности в торговом флоте, а мать работала секретарем в портовой администрации. Однажды корабль, на котором нес службу отец Лотты, не вернулся из плавания. Мать вскоре заболела и прожила недолго. Девочка осталась сиротой, а именно сиротам отдавался приоритет при вербовке на работу в далекую Антарктиду.
Когда Лотта вышла на кухню, Зигрун сделала глоток вина и нарушила тишину:
— Вот увидите, в следующий раз она будет подавать нам вино совсем в другом виде. Я думаю, что у нас с ней найдется много общего.
Хорст неестественно кашлянул, а Магдалена поджала губы и покосилась на меня. Я продолжал сосредоточенно рассматривать шпагу.
Группенфюрер отставил бокал и подошел к занавеске, прикрывающей вход в небольшой коридор, ведущий в кухню. Убедившись, что за пологом никого нет, он развернулся и заговорил:
— Как видишь, Эрик, мои полномочия постепенно сужаются.
— Им уже никак не обойтись без вас, группенфюрер, — попытался я успокоить его.
Хорст снова сел в кресло и запыхтел трубкой. Зигрун выжидающе посмотрела на него, понимая, что он хочет сказать что-то еще.
— Вюст упомянул, что у Марии Орич возникли проблемы. Она фактически под домашним арестом.
Зигрун вскочила на ноги и закричала:
— Я знала, что этим рано или поздно кончится! Нас никогда не понимали! Они думают, что мы занимаемся математикой — как рассчитаешь, так и будет! А это не математика, это намного сложнее! Говори же, что они хотят сделать с ней!
— Не знаю, но рейхсфюрер подозревает, что некоторые спецоперации, в которых Мария участвовала по его указанию, были провалены по ее вине. Она сейчас отстранена и находится под наблюдением.
Зигрун обхватила себя руками, будто пытаясь согреться, и нервно зашагала от стены к стене.
— Ты же говорила, что часто входила с ней в телепатическую связь и с ней все в порядке, — присоединился к разговору я.
— Последний раз это было в ноябре. Мария тогда пожаловалась на сильную усталость. Ей было трудно общаться со мной, но она сказала, что все будет хорошо, — печально произнесла Зигрун, остановившись. — Они измотали ее своими непосильными требованиями, будто она может выиграть за них войну.
В пещере повисло тягостное молчание. Стало слышно, как Лотта возится с посудой на кухне.
— А ведь твою подругу могут расстрелять, — вдруг нарушила тишину Магдалена, сидящая в стороне.
Глаза бесстрашной Зигрун вдруг наполнились ужасом. Немигающим взглядом она уставилась на Хорста.
— Я отправлюсь в Берлин вместе с Мольке и помогу Марии, — спокойно сказал Хорст, видимо, уже заранее все обдумав.
— Да-да, Герман! Ты сможешь ей помочь. У тебя обширные связи. Гиммлер относится к тебе с уважением. Фюрер знает тебя. — Зигрун опять взволнованно заходила взад-вперед.
— Необходимо подготовить мотивированный рапорт с обоснованием участия в старте «Молоха» двух сильных медиумов. Можно даже указать на возможность сокращения в связи с этим времени подготовки корабля к отправке. Я смогла бы помочь в составлении такого рапорта, — снова вступила в разговор Магдалена.
«Молодец», — подумал я, любуясь своей женщиной, но вслух сказал:
— Гиммлер ей не доверяет. Он предложит другую кандидатуру.
— Рейхсфюреру надо напомнить, что у нас здесь имеется концентрационный лагерь, откуда никто и никогда не выберется на волю. Самый жестокий и бесчеловечный концлагерь, где никогда нет солнца, а вместо воздуха влажная и липкая духота. Концлагерь, где средняя продолжительность жизни два года. Угроза попасть в него любого заставит работать в полную силу и только на благо рейха. Это будет понятно Гиммлеру, — спокойно и рассудительно, словно пересказывая кулинарный рецепт, сказала Магдалена.
В гроте снова наступила тишина. Даже мне стало не по себе. Я повесил шпагу обратно на стену.
— А если уговорить Гиммлера не удастся, то мы можем выкрасть Марию. Разработку плана и его выполнение я готов взять на себя.
— Ну, это только «если»… — Хорст сделал останавливающий жест рукой.
Глава 22
Начало января. В Антарктике разгар лета. Вдоль прибрежной кромки кипит жизнь. Важно разгуливают пингвины. Крикливые снежные буревестники облепили красноватые скалы и в спорах за место не замечают хищных антарктических поморников, издалека высматривающих добычу. Снег стал рыхловатым, а море более спокойным. В эти ясные дни у атлантического побережья Антарктиды можно было наблюдать необычное зрелище — из темных и мрачных вод один за другим выныривали гигантские серебристые диски и взмывали высоко в синее небо. Они то бесшумно разлетались в стороны, то сближались и зависали в холодном антарктическом воздухе, медленно вращаясь вокруг своей оси. Мы, рассевшись на стульях, расставленных на неустойчивом корпусе подводной лодки, наслаждались невероятным представлением, не обращая внимания на цепкий восточный ветер и подставляя бледные лица солнцу. Терпкий и свежий океанский воздух пьянил сильнее, чем вино. Магдалена, улыбаясь, прижималась ко мне. Зигрун подпрыгивала и махала руками, хохоча во все горло. Хорст и Беркель с довольным видом внимательно следили за каждым воздушным пируэтом дисков. Цимлянский и Майорана угощали друг друга коньяком. В один из таких дней я вдруг почувствовал себя безмерно счастливым — я видел солнце, вдыхал пряный воздух, а рядом сидела Магдалена, и мне нечего было больше желать.
— Магдалена, — позвал я, крепче прижимая любимую. Она повернула лицо ко мне. Большие глаза блестели изумрудными кристаллами, щеки пылали румянцем.
— Что, Эрик? — мило улыбнулась она. У меня защемило сердце от сознания того, как эта девушка мне дорога.
