Максим Хорсун - Смерть пришельцам. Южный фронт
– Бать, я, конечно, не солдат, – проговорил Степка. – Но воробей стреляный, уж поверь мне. Знаю, с какого конца ружья стрелять. Живы будем – не помрем!
– Это задание в тылу врага, – сказал, понизив голос, полковник. – С тобой пойдут люди опытные. Я бы сказал даже – многоопытные… Так что не лезь на рожон, не высовывайся и слушайся! Слушайся их!
– Есть – слушаться, – улыбнулся Степка.
Затем он отошел к краю металлической платформы и откашлялся. В груди ощущался неприятный холодок. Степка расстегнул воротник гимнастерки и потер ладонью под горлом.
– К тому же ты – не здоров, – добавил отец. – Отлежаться после контузии отказался, и вот кашель еще. Что там у тебя? Простудился небось на сквозняке?
Степан повернулся к полковнику.
– Слушай… почему нас не поместили в карантин? – спросил он. – Меня, Лютика, остальных?
Стариков пожал плечами:
– А толку-то? В таком случае нужно было изолировать и целый гвардейский взвод, который вытащил вас из-под обломков «блюдца». Слишком расточительно, когда наступление на носу. Ваша Назарова сообщила, что никто из вас – включая тебя – костянкой не заражен. К тому же мне очень хотелось потолковать с неким Степаном Стариковым, который внезапно нашелся на просторах Сальских степей.
– Я бы хотел быть таким же уверенным. – Степан с досадой развел руками. – Ты видел людей, умерших от костянки, вблизи?
– Видел, видел, – кивнул полковник. – Я, правда, сам сейчас выгляжу не краше. Мной только детей пугать… Так что, сынок, позаботься лучше о том, чтоб вернуться живым, а о костянке ты не думай: нет ее у тебя, и точка.
Они стояли у края платформы и смотрели, как деловито снуют люди, причем все – не с пустыми руками. Там ругались, здесь – громко хохотали. Кто-то пел за работой «Весну сорок пятого года». Натужно урчал двигателем тягач «ЯГ-12»: он вытаскивал увязший в жидкой грязи «ГАЗ-69». Идущие рядом солдаты были с ног до головы перепачканы слякотью, воняющей речной тиной.
– Товарищ полковник! – окликнули отца. – Штаб фронта на связи!
– Иду! – откликнулся тот, а затем похлопал сына по спине: – Переходишь в распоряжение капитана Слюсаря. Теперь он твой непосредственный командир. Это понятно?
– Так точно, – ответил Степка.
– Добро. Как освобожусь – найду тебя.
Отец спрыгнул с платформы и похромал к блиндажам. Степан отыскал взглядом «блюдце», которое ночью подняли из реки. Захваченный летательный аппарат стоял на трех низких выдвижных опорах, нависнув хромированным брюхом над лужами. Такую модель Степка видел в первый раз: летун был очень маленьким, каплевидным, с вынесенными наружу и расположенными по кругу шестью двигателями. Возле «блюдца» вертелся капитан Слюсарь: то в сопло заглянет, то опору пнет грязным кирзачом. Вот к капитану присоединился незнакомый Степке человек, мужики встали на опущенную аппарель и принялись изучать грузовую кабину «блюдца», при этом они то и дело широко разводили руками, словно прикидывали, поместится ли внутрь летуна некое весьма объемистое устройство.
Глава 6
Наступление!
Долгожданное, приводящее в волнение, щиплющее нервы, но в то же время – наполняющее силами и разжигающее пыл.
Густой от выхлопа сотен дизелей воздух дрожал. Боевая техника покидала исходный район, полки развертывались в батальонные колонны, каждая из которых выдвигалась на свой маршрут. Танки, БТРы, САУ, реактивные системы залпового огня – самых разных модификаций, все, что было на ходу: от машин, зарекомендовавших себя еще в Великую Отечественную, до самых новых, едва-едва прошедших испытания образцов, – все пришло в движение, распространяя по степи эманации силы и праведного гнева. Мобильные радиолокационные станции и самоходные зенитные установки, вооруженные энергопушками, которые были созданы на основе технологии пришлых, обеспечивали воздушный зонтик. Тягачи волокли на буксире гаубицы, зенитные орудия, реактивные пусковые установки, мобильные генераторы, полевые кухни. Тянулись вереницы грузовиков для транспортировки личного состава, но еще длиннее были пешие колонны грязных, веселых и злых солдат.
Степану, само собой, никто не докладывал, как будет развиваться наступление и какие стратегические задачи поставлены. По обрывкам разговоров он понял, что эту силу задействуют, чтобы заблокировать Ростов с юга, одновременно с донецкого направления на оккупированный пришлыми город должны выдвинуться войска Четвертого Украинского фронта. Вероятно, пришлые попытаются предотвратить осаду Ростова, следовало ожидать вражеских ударов со стороны Краснодара и Ставрополя. Пушки и пулеметы – против энергетических лучей, реактивные снаряды – против «умных» маневрирующих ракет с самонаведением. Прошедшие огонь и воду ветераны Великой Отечественной и их недавно повзрослевшие сыновья – против жестокого нечеловеческого разума. На стороне советской армии – численное преимущество, на стороне пришлых – высокие технологи и армия измененных, адаптированных для боя нелюдей – безропотного «пушечного мяса», с потерями которого можно не считаться.
Когда Степан снова повстречал Людмилу, то ему уже пришлось отдавать честь.
– Вольно, – отозвалась та, кокетливо поправляя китель. – Готов в наступление?
Ей приходилось перекрикивать гул двигателей, плацдарм уже пришел в движение.
– Да. – Степан опустил взгляд: он не мог рассказать о запланированной спецоперации в Калмыкии. Наверное, и Людмила много чего не могла рассказать о своей службе. Степану было очень неловко оттого, что приходится недоговаривать. Наверное – с непривычки. От этого он принимал излишне суровый вид, который можно было спутать с нежеланием беседовать.
– Я временно в батальоне радиационной, химической и биологической защиты, – сказала Людмила. – Надеюсь открыть под Ростовом какой-нибудь редкий вид костянки. – Она улыбнулась, не переставая изучать внимательным взглядом Степкину хмурую мину.
– Ты поосторожнее там, – проговорил Степан. – Если найдешь лекарство от этой заразы, то не забудь сказать: я соглашусь стать подопытной крысой.
– Степка! Скажешь тоже! – Людмила с готовностью хохотнула, было видно, что она почти оправилась после контузии и что охватившее всех возбуждение перед боем опьянило и ее.
– Лютик! Лютик! – зазвенели нетерпеливые голоса; ей махали из кузова готового отправиться грузовика. Мужики смотрели на Людмилу как на волки на ягненка. Степан увидел в руках офицера, вальяжно привалившегося спиной к кабине, гармонь. Что ж, поездка обещала быть с ветерком. Ну, может, если вдруг станет горячо, кто-нибудь из этих распустивших хвосты павлинов прикроет собой девушку или поможет ей выбраться из передряги. Степка мотнул головой, отгоняя дурные мысли.
– Удачной тебе работы с «поляками», не забывай навещать раненых ребят! – быстро проговорила, отступая, Людмила. Ее большие, не по размеру, сапоги оскальзывались на жидкой грязи.
– Конечно, обязательно… – Степан поднял руку. – Спасибо тебе!
– И тебе! Увидимся под Ростовом!
– Увидимся… – выдохнул он, провожая взглядом ладную фигурку. Вот Людмила поставила ногу на облепленное жирным черноземом колесо, вот схватилась за борт, вот с десяток рук протянулось к ней, чтобы помочь забраться в кузов. Грузовик покатил, сильно кренясь с борта на борт на ухабах.
Степка сунул пальцы в карман бушлата. Вытащил скомканную хирургическую маску, которую отдала ему Людмила в их первую встречу. Расправив потемневшую марлю, он с минуту размышлял – надевать или нет. Ему казалось, что это решение может повлиять на положение дел в реальности. Если он наденет маску, то все вернется на круги своя, он опять окажется смертельно больным и представляющим угрозу окружающим неудачником. Тогда можно позабыть о месте в спецотряде, который вот-вот отправится в тыл врага. Если же не наденет, то минутная слабость пройдет, сердце вновь наполнится предвкушением схватки, и он без страха шагнет в пропасть смертельно опасного предприятия, а после, вернувшись с победой, он обязательно отыщет Людмилу в Ростове. В советском, освобожденном от пришлой дряни городе.
Степка снова скомкал маску и сунул ее в карман. Однако это решение, как ни странно, облегчения не принесло. Сейчас он испытывал те же терзания и сомнения, что и после встречи с умирающим всадником. Тогда тоже разум говорил одно, а ноги сами по себе несли его в общину. Жаль, что нельзя теперь сбежать в степь: это будет дезертирством.
Снова начался кашель. Он стоял, немощно согнувшись, а в метрах двадцати над ним, поднимая винтами ураганный ветер, проносились вертолеты – звено за звеном.
А после Степка уставился на собственные ладони: те оказались сухими и морщинистыми, будто ему было не восемнадцать, а восемьдесят лет. Или будто он голыми руками возился с известью.
