Григорий Рожков - Американец
— Вы из 3-й бронетанковой? — Не все удается рассмотреть в лунном свете.
— Да, сэр… 2-й батальон 33-го танкового полка в полном составе… — Я так и сел. Пять танков — батальон? Сколько должно быть танков в батальоне? Э-э-э… Ну, где-то штук 50–60, это если я не ошибаюсь. А тут всего пять. — Я — командир батальона. Техник-сержант Лафайет Пул, сэр. Дьявол… У вас не найдется сигаретки? — Сразу отдаю целую пачку. — О! Спасибо вам, сэр. — Танкисты быстро опустошили пачку, видя, что я совсем не против.
— Вообще что там происходит? — киваю на запад, в сторону канонады.
— Там полнейшая задница. Тьфу… Квашеные и поляки рано утром ударили артиллерией по нам и соседям на севере, у Слуцка. Снаряды их гаубиц рвались прямо в капонирах наших танков, выбивая их один за другим. Потом они перенесли огонь на тыловиков, стоявших в паре километров от нас. Командир батальона приказал срочно отводить уцелевшую технику на запасные позиции и готовиться к бою, а сам со взводом танков отправился на командный пункт полка. После артиллерийского обстрела в батальоне из 58 танков осталось 36… Эти проклятые фашисты знали, где мы стояли!.. — Лица всех танкистов исказились в приступе ярости. — Мы, как дураки, три часа ждали возвращения командира. Кто же знал, что диверсанты противника взорвали штаб полка вместе с полковником Боудинотом и уничтожили взвод танков нашего батальонного командира… Еще через час мимо нас начали проходить небольшие колонны наших и русских солдат. Некоторые из них оставались на наших позициях, так как на плечах они притащили тяжелые танки немцев… Эти… — Секунд двадцать сержант, ставший комбатом, спокойно так, душевно ругался матом и на английском, и на русском. — За двадцать минут двенадцать немецких танков и батальон пехоты оставили от тридцати шести танков батальона, батальона пехоты, двух противотанковых батарей и батареи русских восьмидесятипятимиллиметровых зениток ровно пять танков и взвод пехоты… Мы в последнюю секунду успели посадить на броню нескольких оставшихся в живых русских зенитчиков и наших пехотинцев, а затем просто сбежали… — Пул замолчал, скомкав в руке так и не зажженную сигарету. — Мы подбили всего двух из этих монстров. Наши короткоствольные пушки вообще не пробивают броню тех монстров!.. Только с сотни метров мне удалось влепить прямо в борт одному из них фугасный снаряд, и он замер… Но хрен его знает, подбил я эту тварь или нет!.. Черт, где бы взять десяток кумулятивных снарядов? Я видел, как танк командира взвода, на котором было два десятка новых кумулятивных снарядов, поджег один из танков врага. Потом… Потом танк Томаса разнесло в куски… А я полностью уверен, что квашеные восстановят подбитый танк за недельку и вновь бросят его в бой… — Сержант в конечном итоге не выдержал и вскочил на ноги. — Fuck you, Hitler, and your fucking panzers! Up your fucking ass, motherfuckers! — Выпустив на волю свою ярость, танкист плюнул на землю и пошел вниз по улице.
Я же, не способный произнести ни слова, просто смотрел вслед человеку, пережившему мясорубку.
— От нашего полка осталось от силы три десятка танков и пара рот пехоты… Ах да, еще та батарея зениток у штаба дивизии — тоже из нашего полка. — Танкист с перебинтованной головой, медленно затянувшись дымом сигареты, принял эстафету рассказа. — Я видел, сколько отступает наших солдат и сколько русских… Враги словно озверели, рвутся вперед, несмотря на потери… Говорят, у Слуцка и севернее города в зоне укрепленных районов союзников потрепало ТАК, что отступать там почти некому… Нам еще чертовски повезло с тем, что у нас столько выживших в полку… Ха-ха-ха… Я слышал, что 36-й и 32-й полки нашей дивизии днем смогли остановить немцев у Старых Дорог, но слышите, канонада уже гораздо ближе… Ставлю доллар на то, что максимум к утру немецкие гусеницы будут лязгать по этим улицам. И, возможно, по нашим трупам…
Больше разговаривать никому не хотелось. Поэтому, молча вложив в руку ближайшего танкиста еще одну пачку сигарет и получив в ответ «спасибо», я направился обратно к рейнджерам.
Кинг и Алан встретили меня недоуменными взглядами:
— Что случилось, командир?
На такой вопрос мне захотелось ответить очень резко и исключительно нецензурно, но, переборов себя, я пересказал все, что услышал от танкистов. Лица собеседников по ходу рассказа менялись, я ощущал, как в глубине их душ закипали две бури — страх и ярость. И верх явно одерживала ярость. Все же не зря они — рейнджеры.
— Что же нам делать? Капитан приходил, пока вас не было, сэр, и говорил, что полковник Дерби до сих пор не получил приказа из штаба корпуса. Может, его тоже уничтожили? — Алан, слегка отошедший после моего рассказа, стал похож на белку, подсевшую на кофеин, — мечется туда-сюда, руками дергает. Адреналин в крови у него кипит.
— Не знаю, Ал, не знаю… Конечно, это возможно, что на штаб корпуса напали диверсанты, но все-таки надо учитывать, что он находится довольно далеко от фронта, в Гомеле. Целых триста километров от передовых позиций. — Мысли вяло текли в голове. Что-то можно было сказать точнее, но информации у меня нет почти никакой.
— Может, десант или рейдовые группы… — Наблюдателю словно хотелось, чтобы его догадки были правдой.
— Алан, заткнись! — Сэм закипел: ему самому уж точно все это ни капли удовольствия не доставляет. — Штаб корпуса — это не штаб полка, там уйма вооруженных солдат нашей армии и союзников, там танки, там резервы! Штаб цел, и скоро мы получим приказ…
— Успокойтесь! — Сержанты замолчали и перевели взгляд на меня. — Кинг, иди к парням и дай отбой. Пусть спят, пока есть время. Выставь там часовых… И сам отдохни — целый день ты то за рулем, то наблюдаешь… — Кинг коротко кивнул и, широко улыбнувшись, отмахнулся. Вроде «да ладно, командир, потерплю!» — Не маши мне руками, сержант! Я сказал спать — значит, спать! Это приказ.
— Понял, сэр! — Вот теперь верю. Кинг козырнул и ушел к стоящим в стороне грузовикам.
— Алан, заступаешь на пост у бронемашины. Через два часа разбудишь меня. Если вновь придут милиционеры или кто-то из командования, тоже буди. — Забравшись на переднее сиденье БАшки, заглянул в боевое отделение и покачал головой. Холс, крепко сжав в руке микрофон рации, спал под монотонное шипение в наушниках, а Стэн, скрутившись калачиком, спал в обнимку со своей винтовкой прямо на голом металлическом полу боевого отделения.
Устроившись на переднем сиденье, я задумался. Что творится с миром? Город вокруг нас медленно горит и источает запахи смерти… В холодном воздухе висят ароматы сгоревшей взрывчатки, плоти, резины… Иногда на площадь сносит облака пепла, оседающие черной пеленой на еще живой траве и деревьях… Сегодня я могу, как этот пепел, черной тенью смерти лечь на живую траву, на живую землю…
Господи, что творится с миром?..
— Сэр, проснитесь, — слегка толкая меня в плечо, Алан шепотом пытался разбудить командира. Фу-у-у, как во рту пакостно!.. Словно головешку из костра грыз…
— Кхе… — Блин, даже в легкие эта гадость попадает. Нехорошо… Так, сколько времени? Хм, точно два часа прошло с момента отбоя. — Молодец, Ал. — Бодро выскочив наружу, вздрагиваю от легкого дуновения ветра. Холодно после сна…
— Ветер меняет направление, сэр. — Это он о чем? Что-то случилось? Ведь такие фразы говорят, когда меняется ход истории. — Я о том ветре, что дует, сэр. Погода меняется, сэр. — Шутник, лыбится, блин. — Да и вообще, пока немцы нас бомбили, город горел и было немного теплее. Теперь же на соседних улицах русские и наши ребята потушили несколько очагов пожара, поэтому холодает… Неужели русская зима здесь наступает в начале сентября? — Юморист, блин. — Сэр, канонада на западе полчаса назад прекратилась. И ни звука… — А это уже не смешно, это страшно.
— Спасибо, Ал. Иди поспи. Э… Погоди, сначала сходи к грузовикам, отошли к нашему броневику часового. — У меня пока нет особого желания сидеть часовым. И не пристало командирам на посту стоять.
— Сделаю, сэр!
Надо найти Гримвэя или Дерби и узнать последние данные об обстановке на фронте. Может, и приказ уже получили. Прихватив свой автомат Томпсона, я направился к штабу танкистов. У нескольких зениток, расположенных по краям парка, дежурили артиллеристы, многие из них спали прямо на постах — кто на ящиках со снарядами, кто в креслах наводчиков, кто прямо так, на земле. Все они старались укутаться в тонкие шерстяные одеяла — холод спящего человека пробирает сильнее, чем бодрствующего. Но возле каждой пушки был один неспящий член расчета. С биноклем на груди и карабином М1 на плече часовые внимательно смотрели в удивительно чистое небо, полное звезд. Даже я замер на месте, подняв взгляд на небо. Красота… И это небо одного из дней войны? Невероятно… Такому небу подходит совсем иная, романтическая, мирная реальность на земле…
— Пауэлл, чего бродишь? — Капитан Гримвэй бесшумно, тенью появился из темноты.
