Юрий Иванович - Брат императоров

О крайней дикости кенмедей говорила и простейшая форма ведущегося сражения. Только удар и только изо всей силы. Такие понятия, как уклон, уход, прием дубины соперника на свое оружие или отражение самого удара, видимо, еще не осваивались их лучшими мастерами фехтования оглоблями.

Так что вскоре, несмотря на амортизирующую шерсть, каменные лбы и, похоже, стальные кости, один из соперников получил перелом и второй лапы или предплечья и рухнул на изрытый когтями каучук. Еще пять взмахов сучковатой палки, и тело поверженного дикаря перестало дергаться, став полноценным трупом.

Но и победителю пришлось тяжко. Он стоял пошатываясь, опираясь на свою дубину, и тяжело дышал.

Такой итог честного поединка почему-то не порадовал изысканных зрителей. С минуту они шумно и гневно перерыкивались между собой. Потом резко бросились вперед и, нанеся по несколько ударов каждый, превратили победителя в остывающую отбивную. Затем распределились по четверо у каждого трупа, подхватили их и чуть ли не с веселой пионерской песней стали покидать полянку.

– Впечатляющий финал! – пробормотал лохматик, не глядя на своего друга мохнатика. – Как в лучших театрах в столицах империй… – Потом все-таки глянул и зашипел: – Присядь!

Отелло так увлекся зрелищем, что чуть привстал, и теперь его голова торчала над кустами. И надо же было такому случиться, что самый последний кенмедь оглянулся, окидывая полянку взглядом въедливого гринписовца, и совершенно случайно заметил опускающуюся голову не спешащего аплодировать зрителя.

– У-у-у! – взвыл он, замирая на месте. – Гы-ыр! – После этого уточнения он вскинул свою дубину и указал на «место в партере».

Сотоварищи бросили свою скорбную ношу, перехватили оружие в положение «к бою!» и ринулись требовать заслуженных аплодисментов.

Уже приподнимая арбалет и готовясь встать, Дим не удержался от шутливо-издевательского вопроса:

– Слышь, мохнатик, а это не родственная тебе порода псов? Уж больно похоже вы разговариваете.

Обижаться Отелло было некогда. Он уже выстрелил. Затем сразу же – из второго арбалета. Старший брат действовал аналогично, и, отстрелявшись, оба даже смотреть на результаты своей стрельбы не стали, сразу ринулись к мостику, уводящему с данного массива. А уже им в спину неслись грохот разрывов, взбешенный рев, визг и предсмертные завывания.

Ничего иного разведчикам и делать-то не оставалось. Не вступать же с этими косматыми существами в диалог? И не пытаться же с ними наладить торговлю, затеять обмен? Если они друг друга не щадят, то любого чужака на месте съедят без соли и без лука. Пусть даже нет у них дубинки из бамбука.

Проскочив заросли и пробежав по мостику, друзья оглянулись уже в его конце, на удобном пятачке с несколькими комками вязкой глины по сторонам. И замерли на месте, скорей от неожиданности. Правда, руки, словно имея собственные мозги, тут же принялись сноровисто перезаряжать арбалеты.

– Да что там у них стряслось? – недоумевал Дмитрий. – Мы убили их императора? Или его любимую фаворитку?

– Е-е та-а! – вернул Чернявый недавнюю подначку.

– Какие же они мне братья? – обиделся парень. – Да я таких, как они, даже будь их четверо, на такого, как ты, не променяю! – Но тут же добавил: – Разве что на… пятерых. Гы-гы!

Все заросли ходили ходуном. Оттуда неслись такие хоровые завывания и массовые рычания, что создавалось впечатление: кенмедей там сотни тысяч! И все они сейчас спешат разделаться с чужаками. Да и первые несколько особей уже выскочили на мостик и со всех четырех лап, размахивая дубинками в третьей паре конечностей, торопились проверить у гостей подорожные бумаги. И как-то сразу понималось: эти существа погоню не прекратят, со следа не собьются, и скорость движения у них, ну, может, только чуточку меньшая. А выносливость?.. Выносливость дикарей проверять не хотелось, особенно носясь по незнакомым и неведомым окрестностям.

Ибо сразу мчаться в сторону дома будет самым глупым и преступным делом.

Вот друзья и решили, не сговариваясь, несколько остудить пыл преследователей, проредить их личный состав, а то и вообще всех перестрелять к той самой ядреной бабушке. Ну и начали поочередно вести прицельную, очень выверенную стрельбу. Очень старались, чтобы одним взрывом сносилось с мостика три, а то и четыре кенмедя. Но хотеть – одно, а в действительности получалось… еще лучше. Порой…

Конечно, лучше всего было бы обвалить, разрушить взрывами сам мостик. Но увы и ах! Он состоял из куска «вечной» породы, и стрелять по нему – только напрасно жечь болты.

В чем еще была некоторая прелесть сшибки взрывом с моста атакующих тел. Все они, падая вниз, попадали в особую зону притяжения массива. И здесь эта зона, несмотря на странность трех глыб, оказалась вполне идентичной и привычной. А именно: если сбить существо, относящееся к здешней фауне и к животному миру, с какой-то опоры-моста-акведука над верхним полушарием массива, то это существо не падало резко вниз. Подчиняясь здешним законам, оно отлетало по дуге в сторону и чуть дальше от массива. Отец сравнивал такой полет с запуском тела или объекта на космическую орбиту. Затем, не прекращая орбитального движения, тело резко набирало скорость и падало где-то в противоположной точке массива, на нижнем полушарии. И там, уже по другим законам, разбивалось насмерть.

Что могло спасти такое существо, «упавшее» невесть по какой замысловатой траектории? Только оказавшееся у него на пути скопление распушенной глины, тучка мягкого песка или массив вязкого облака живицы. Но потом еще следовало бы выбраться с этого облака (вновь не упав с него!), точнее, аккуратно и медленно спуститься на твердь по иным предметам или временно возникающим образованиям. Или дождавшись от облака прикосновения к массиву.

В общем, сражение велось очень красиво. С точки зрения разведчиков, конечно же. Что трупы, что оглушенные особи, что просто поскользнувшиеся и не удержавшиеся на мостике кенмеди падали вниз по орбитальной дуге, уходящей за близкий горизонт. И где-то там, на невидимом полушарии крайнего валуна, находили свой печальный конец. Причем их падение, рядами и колоннами, прекрасно видели из зарослей иные дикари, копошащиеся и подтягивающиеся к месту событий. Потому что печальный и горестный вой усиливался каждый раз, когда два-четыре тела соплеменников срывались с моста и, размахивая шестью конечностями, устремлялись на встречу с предками.

В конце концов даже дикие монстры осознали всю бесперспективность своих действий и приостановили самоубийственный порыв самых отчаянных мастеров оглобельного боя. Зато около сотни обитателей мангровых зарослей скопилось довольно близко, прямо под площадкой с разведчиками. Там тоже оказалась довольно приличная полянка, которую заполнили орущие дикари, они задрали вверх и дубинки, и рычащие головы. И стали подпрыгивать синхронно всем стадом. На нескольких иных полянках, поменьше, уже вовсю пылали костры, а на них на массивных вертелах жарились какие-то туши. То есть кто-то уже отвоевался, кто-то уже празднует. Как говорил отец: кому война, а кому – мать родна.