Гимн шута - Антон Сергеевич Федотов
Брат с сестрой переглянулись и уселись на свои места. Сергей же вышел прочь, как ему было и велено. Анатолий Григорьевич крайне редко использовал «тот самый „отцовский“ тон». Но уж если до этого доходило, то каждый из младшего поколения клана знал — быть бедам! А потому «счастливчик» очень даже обрадовался возможности оказаться подальше от эпицентра «взрыва».
«Таких совпадений не бывает!» — оценил Павел. Два месяца подготовки, куча проделанной работы и вот сегодня (в решающий день, когда уже есть договоренность о встрече!) такой форс-мажор… Не к добру. Естественно, он оказался прав.
Некоторое время в обеденном зале висела тяжелая тишина. Отец явно подбирал слова, чтобы начать «беседу». А это, для людей понимающих, крайне тревожный признак.
— Чем вас не устраивает наш клан? — ровно поинтересовался мужчина, оглядев детей пустым «протокольным» взглядом.
Правда, большая часть внимания, досталась, естественно, Светлане. Она же нуж-на-я. Не то что… Такие мысли заставили Павла вскипеть настолько, что он даже позволил себе кривоватую ухмылку.
— А чем не устраиваю его я? — подался он вперед.
Он и сам не ожидал услышать в своем голосе столько злости. Даже отец перевел на молодого человека удивленный взгляд.
— Павел, твое мнение я услышал, — сообщил глава семьи, вновь акцентируя внимание на девушке.
«Сдох бобик, да и хрен с ним!» — оценил такое пренебрежение к себе Волконский и неожиданно для себя… успокоился. Бушующая в груди ярость неожиданно отпустила. Нет, чувства никуда не ушли, но холодная рассудительность взяла верх.
— Я тоже услышал тебя, отец, — ответил ровно парень, чем заслужил быстрый испуганный взгляд сестры.
Анатолий Григорьевич в этот раз и бровью не повел. Даже оглянуться не изволил.
— Что у вас за дела с кланом Соколовых? — поинтересовался отец.
Тишина стала ему ответом. Впервые на памяти Павла девушка не ответила на прямой вопрос сидящего во главе стола человека. Впрочем, справедливости ради, стоило отметить, что и отец такого припомнить не смог. И это настораживало.
Убедившись, что дочь отказывается хоть как-то объяснить свое поведение, он обернулся к сыну.
— Ну, а ты что скажешь? — поинтересовался мужчина негромко.
Молодой человек вполне демонстративно пожал плечами.
— Я хотел бы услышать основания для такого вопроса, — ответил он негромко, но твердо.
И парень имел на это право. В уставе клана прямо нет ограничений на переговоры или ведение дел с кем бы то ни было, если они не шли в ущерб интересам Волконских. Павел же искренне считал, что если ему не нашлось место в «родной» структуре, то он волен делать все что захочет.
— Хорошо, — неожиданно согласился отец. — Допускаю, что у тебя есть право общаться с кем ты захочешь.
Молодой человек ответил ухмылкой на такое признание его прав и свобод.
— Однако в тот момент, когда ты втянул в свои планы сестру, это уже стало клановым делом. Напомню, что ее место определено много лет назад.
Если бы Анатолий Григорьевич не был так возмущен поведением сына, то наверняка заметил бы, как на миг сжались губы девушки. Впрочем, она мгновенно взяла себя в руки.
— Клан дал тебе все, — припечатал глава семьи. — И как Волконский ты имеешь право на…
— Частную жизнь? — сотворил немыслимое парень.
Наверное, впервые в жизни он перебил отца. Да еще и столь жестким образом. Однако привычная уже веселая ярость вновь дала о себе знать. Аналитиком Павел был неплохим. А все «кусочки пазла» указывали на то, что если бы их с сестренкой не поставили на контроль СБ, то этого разговора бы просто не было. Был, правда, еще один вариант: главе семейства все рассказала Света или… он сам. За себя молодой человек был уверен, а вот сестренка… Тоже нет. За последнее время он неплохо успел ее изучить. Девушка была готова на все, чтобы вырваться из «рабства», сбежать от уготованной ей кланом судьбы. Так что…
— Что-то не вяжется прослушка членов семьи с корпоративной этикой клана, — заметил Павел. — Пункт 7.3. «Свобода любого члена клана не может быть ограничена ником образом…».
Анатолий Григорьевич солидно кивнул и продолжила.
— Раздел 12 «Решение кризисных ситуаций в роду», — тут же ответил он. — Подпункт 10.3 гласит, что пункт двенадцатый может быть нарушен «в случае получения доказательств явной подрывной деятельности члена клана».
Молодой человек кивнул, соглашаясь. Был такой момент. И вместе с ним шел маааленький такой нюанс.
— Ну так позволь нам ознакомиться с базовым доказательством, которое послужило основанием для принятия кризисных мер.
Отец не смутился. Но и торжественным видом не порадовал. Ему явно было неприятно это делать, но он все же достал комм и положил его перед собой. В несколько касаний по сенсорному экрану он активировал аудиопроигрыватель.
— А я, Свет, отправлюсь в банк и сообщу, что они мне должны все деньги мира! — услышал молодой человек свои собственные слова, произнесенные два месяца назад.
Девушка вскинулась.
— Но… как? Почему⁈
А Павел только скрипнул зубами. Ну как он мог забыть, что во время боевой операции, а переговоры с Архиповыми таковой являлись без всякого сомнения, объективный контроль ведется где это только возможно!
— Вижу, что твой брат уже понял, — негромко констатировал отец.
Молодой человек лишь кивнул в ответ на вопросительный взгляд Светланы.
— Полагаю, позже он поделится с тобой сокровенным знанием, — вздохнул отец. — А пока нам нужно решить что с вами делать.
* * *
— Домашний арест! — заорала Света во все горло.
Иначе на бывшей смотровой площадке она бы просто не докричалась до брата. Ветер нынче разыгрался не на шуткую.
— Всего лишь домашний арест! — обнял сестру Павел.
Во-первых, так можно было не слишком повышать голос, а, во-вторых, на площадке было просто холодно.
— Что⁈ — не совсем поняла девушка.
— Нас всего лишь заперли на этажах, — объяснил парень. — Никакой изоляции, комнаты наши не обыскивали, да и я бы так просто «по делам» не шастал.
Тут бы правильнее сказать «по телам»… вернее даже «до тела». Кошкиной. Молодые люди прекрасно знали, что будущего у них нет, но «дружить» это им ни капли не мешало. Как уже говорилось, телами.
— Ты… думаешь? — едва слышно ответила Света.
— Уверен, — кивнул парень, еще лет пять назад начавший оставлять «метки» в своей комнате — если бы кто-то вздумал провести
