Чашка кофе для героя - Мария Рашова
У каждого приличного героя должно быть слабое место. Моей слабостью была Она. От мыслей о Ней подкашивались коленки, мозг окутывала стая звездочек, мой желудок щекотали крылья бабочек, я был типичным влюбленным подростком. Примерно, лет 14-15ти, именно в таком возрасте невозможно понять, что твоя первая любовь разобьет твое сердце, и ты встретишь еще миллион, нет, миллиард новых девушек, с которыми у тебя будут отношения разной степени тяжести. Нет, в 14 лет кажется что вот Она- это точно Та Самая, одна на всю жизнь, та, о которой пишут песни, сочиняют стихи, и ты готов прямо сейчас умереть у ее ног. Но жизнь не требует твоей смерти, она хочет, чтобы ты научился держать в руках хрустальную вазу из тончайшего стекла, беречь и не выпускать из рук. Первую ты разобьешь. Один из осколков вопьется в твое сердце и при всех последующих близких к краху моментах будет отчаянно ныть. Но ты научишься жить с этим. Ты будешь беречь свои хрустальные вазы, как зеницу ока, и в конце концов найдешь Ту, которая уже научилась беречь их так же как ты. Вы сможете держать чистейший горный хрусталь по очереди: когда один устанет, второй будет подменять его, и наоборот. И ваша ваза никогда не разобьется. Но это потом. А пока просто нужно выжить, чтобы тебя не завалило горой осколков. В 14 лет сложно понять, что все еще будет. В 14 лет хочется умереть на коленях любимой, лишь бы не видеть, как все это волшебство исчезнет, закончится, сотрется в труху. В 14 лет хочется, чтобы счастье длилось вечность, безо всяких компромиссов. Я был таким. Я хотел быть с Ней, не важно, в какой реальности. Ну если уж Она заарканила мою душу, так что теперь я могу поделать? Быть рабом Ее сердца – это единственное, что мне оставалось.
В Сочи был все тот же жаркий полдень, было ощущение, что солнце застыло на небе, и время застыло… и все застыло – я вгляделся в прохожих: по ходу дела было нанесено какое то замерзающее заклинание. Я поднял глаза на небо – как раз над моей головой чайки раскрыли свои белые красивые крылья, и одна из них даже выпустила белую пулю, намереваясь скинуть какашку мне на голову, но она застыла в воздухе, не долетела пару- тройку метров. В такие моменты мне приходит шальная мысль сказать «спасибо» за все в моей жизни: не было бы счастья, как говорится… Я пошел вдоль улицы по невыносимо горячему асфальту, прожигающему даже подошвы моих кроссов. Я не мог их видеть, но прекрасно чувствовал. Севернее меня медленно поднималось что-то отвратительно темное и масштабное. Открытый бой? Хм, на них не похоже. Я не задавал вопросов, почему заморозка не подействовала на меня – мне было все равно, я не хотел знать. Если небо оставило меня действующим, значит надо действовать. Я шел, лавируя среди людей, застывших в самых разных позах, хохочущих, что –то бурно обсуждающих, целующихся, понятия не имеющих, какая угроза зависла над ними. Я подумал, что перед концом мира многие будут так же беспечно веселиться, расслабленно утопая в таких приятных и таких страшных грехах, не желая слышать о приближении момента, когда придется дать ответ за все содеянное. Я шел, ускоряя шаг. Если бы от мыслей мгновенно седели, то я за эту дорогу был бы уже весь седой. Потому что, судя по моим ощущениям, они согнали все мировые силы в этот маленький городок на юге России. Чем мы опять не угодили мировому сообществу? Почему опять добро и зло в жесточайшей схватке на нашей территории? Лес рубят – щепки летят. Что бы ни происходило, попадает всегда мирным жителям. Это они – пушечное мясо. Пока главы добра и зла борются за главное место в мире, сотни и сотни тысяч людей просто умирают, не выдерживая энергетического накала. У меня были мысли на этот счет, но меня никто не спрашивал. Мы должны были победить в этой борьбе. Сражение, то затухающее, то снова возгорающееся, шло уже несколько тысяч веков. Мы были все завязаны на эту битву. На светлых была кровь темных, на темных –кровь светлых. Мы были к этому моменту уже по уши в крови. Нам каждый раз чуть-чуть не хватало до победы. Самую малость. Крошечку. Мы успешно держали это противостояние уже несколько веков, нас не в чем было обвинить. Мы держали остатки мира на планете, в тех местах, где мы смогли собрать наибольшее количество светлых среди местного населения, чтобы держать оборону. Там, где произошли прорывы инферно – случились самые настоящие войны, и это наша боль. Мы ничего не смогли поделать с этим. Ничего до определенного момента, который описан в трех главных книгах
