Утро псового лая (СИ) - Львов Вадим "Клещ"
— У нас минута. Бегом. Скомандовал Драч, присев с «танталом» у переднего колеса и они кинулись вперед, хватая обоймы, гранаты и патроны в пачках и засовывая это в полевые рюкзаки.
Прошло буквально несколько секунд, и Драч завопил
— Ляхи! Тикаем! И его карабин, затрещал выстрелами.
2 июня 2001 года. Хутор на окраине города Стрый. 30 километров к югу от Львова. Бывшее Львовское воеводство бывшего Польского государства.
Кров украинским дезертирам дали хуторяне.
— Добрий вечір, матінка. Дай поїсти що — небудь, ми заплатимо. — обратился Петро Драч к пожилой хуторянке, когда ты вышла выливать на улицу ведро с помоями.
Украинка подозрительно осмотрела пятерых солдат, одетых в польскую военную форму и неодобрительно покосилась на их оружие.
— Не бійся, ми українці. Ляхів та жидів серед нас немає. — заверил старушку Богдан Журба.
Через полчаса, когда украинцы расположились на кухне хутора и жадно набросились на скудное угощенье: ржаной хлеб, квас и по несколько вареных картофелин. Не обошлось и без самогона. Бабушка заботливо вынесла пляшку горилки. Для ребят, которые несколько дней мотались по лесам и болотам, скрываясь от германской авиации и польских сослуживцев, отступающих на восток, угощенье казалось манной небесной.
— а де ж твій син, матінка? — поинтересовался у бабули Петро.
— у мене їх двоє. на фронті. Тиждень тому приїжджала поліція. Намагалася їх заховати в сараї, але вони ляхи все одно знайшли, побили і відвезли в Стрий. З тих пір від них жодної звісточки не отримала. — на глазах у старушки выступили слезы. — а чоловік ще в тому році помер від пневмонії. Дочка заміжня, живе в Стрие (1).
В хуторе была маленькая банька, наскоро наколов дров хлопцы истопили баню. Хорошенько пропарившись и помывшись, украинцы переоделись в гражданскую одежду, Приютившая их бабушка открыла сундук и нашла для всех пятерых хлопцев старую одежду мужа и сыновей. Польскую форму сожгли. Время изменилась. Солдат, одетых в польскую форму, в этих краях откровенно не жаловали до войны, а теперь так и вовсе могли убить.
Журба попытался настроить старенькое радио, которое было на хуторе. Польских передач не было ни на одной из известных ему частотах.
— Походу ляхам амба. — подытожил Драч. — Нету больше Польши.
— А что же будет с Галичиной? — задумался вслух Богдан. — Незалежность?
— Да не мечтай. — развел руками сержант. — Либо немцы возьмут Львов, либо москали. Но свободу нам никто не даст.
— Идите в Стрый — напутствовала их бабуля. — Во Львов лучше не суйтесь. Там сейчас опасно.
Спустя час Журба сумел поймать частоту, вещавшую на украинском языке. Диктор, представившийся борцом за Украину, призывал всех украинцев собраться завтра у церкви святых Владимира и Ольги и отпраздновать освобождение от многолетнего польского господства. Смерть панам, Слава Украине!
Утром, поблагодарив бабушку за еду и кров, группа Драча выдвинулась в Стрый. Оружие они оставили при себе. В городе, в котором каждый третий житель был поляком, а каждый пятый — евреем, было неспокойно. Слышалась раскатистая стрельба, а по всему городу сновали небольшие вооруженные отряды, в которых без труда можно было узнать украинских дезертиров польской армии. На рукавах некоторых из них можно было увидеть желто — голубые повязки. Один из таких отрядов попался им на пути. Впрочем, услышав украинскую речь, мародеры расслабились.
— Слава Украине! — поприветствовал земляков Петро Драч, двадцать лет прослуживший в польской армии.
— ОООО, пан Драч. — поприветствовал парней командир одного из таких отрядов, попавшихся им на окраине Стрыя. От мужика разило вином, его заметно пошатывало.
Вооруженные люди, одетые в гражданскую одежду, выносили имущество из старинного польского особняка, хозяева которого, видимо, уже не жили тут. Семья была богатой, потому что рядом с особняком стояли две повозки, полностью забитые добром: посуда, мебель, телевизор, одежда, и еще одна повозка была пустой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Дмытро, живой? — Драч обнял крепкого русоволосого мужика в возрасте тридцать пять — сорок лет.
— Я сделал ноги еще неделю назад, чудом избежал окружения под Варшавой, прибился к землякам и ушел на восток. Вот решил вернуться в родные края. Настало время расквитаться с ляхами.
— Это Дмитро Коновалец. Мы с ним оба из Стрыя. — пояснил Драч. — он раньше работал стропальщиком на железной дороге, пока не призвали в армию.
— Присоединяйтесь, тут есть чем поживиться. — весело сообщил Коновалец. — Только будьте осторожнее, эти твари отстреливаются. Но думаю, за лето всех выгоним, а каждый из нас скарба наберет столько, сколько сможет увезти. У меня как раз две дочки на выданье, нужно им приданое справить.
Войдя в дом, Богдан заблевал весь пол. Первое, что попалось ему в прихожей, было трупом женщины. Женщину раздели догола, затем, видимо, долго насиловали, а после вспороли живот штыком.
— Узнаешь ее? — весело подмигнул Драчу Коновалец.
— Как не узнать? — весело подмигнул сержант. — Пани Подольская. — Жена нашего бурмистша (2). — Раньше, помню, приезжаешь в отпуск, встречаешь ее в городе, поздороваешься с ней, так она в ответ только посмотрит на тебя, как на быдло и дальше себе идет.
— Ну вот расплата не заставила себя ждать. Мы с ней славно позабавились. Уж как она кричала, ты бы слышал.
— Так а что с паном Подольским, где наш городской голова.
В пьяных глазах Дмитро зажглись недобрые огоньки.
— Приходи со своими хлопцами к двенадцати часам к церкви, будет сюрприз.
Пока земляки делились местными новостями, Богдан узнал новости более глобальные. Во Львове, местные ляхи и отходящие через город польские войска устроили резню немецкого населения, немцы в ответ высадили у города парашютный десант, который ведет тяжелые уличные бои с поляками. Русские уже вошли в Галичину с востока и тоже идут на Львов. Родной для Журбы — Бурштын, как и Станислав, уже заняты русскими. Поляки массово сдаются и сопротивления москалям не оказывают. По немецкому и чехословацкому радио открыто говорят, если немцы с москалями не сумеют договориться, то будет война.
В полдень у церкви собралась толпа празднично одетых жителей. Некоторые были одеты в национальные костюмы держали в руках даже невесть откуда взявшиеся держали жовто — блакитные флаги. Лица людей святились от счастья, и казалось, сердца их наполнены единством.
Когда из церкви вышел батюшка, следом за которым несли большой деревянный крест и иконы, все замолчали, начав неистово креститься. Богдан тоже накладывал на себя крестное знамение и благодарил Господа за избавление страны от поляков. Батюшка поднял вверх руку, дав понять, что намерен обратиться к прихожанам с речью:
— Братья и сестры, украинцы. Вот и настал день, когда наш народ освободился от многолетнего польского гнета, а православная вера показала, что она сильнее и правильнее польских ксендзов. Всевышний даровал нам свободу от польской оккупации. Так возблагодарим же его за это.
Прихожане отбили по три креста каждый, после чего кто — то из прихожан вынес деревянный гроб, который, который под молитвы и пение псламов понесли в сторону городского кладбища, а народ крестным ходом шел следом за настоятелем храма. На окраине кладбища деревянный гроб опустили в специально вырытую яму на городском кладбище, расположенном вблизи церкви. Батюшка открыл крышку гроба и положил туда символы польской государственности: красно — белое полотнище польского флага, польский герб и аккуратно сложенную форму польского офицера, после этого крышку гроба закрыли и заколотили гвоздями. Батюшка бросил горсть земли поверх гроба, после чего каждый из прихожан последовал его примеру. Длинный поток желающих принять участие в символическом захоронении Польши не иссякал полчаса, прежде чем могилу окончательно засыпали землей при помощи совковых лопат.
Празднично одетая манифестация с украинскими флагами, женщины, дети, мужчины и старики, многие одетые в национальные костюмы проследовала на Рыночную площадь, где был второй этап представления. Журба, Драч, Полищук, Вакарчук и Фандера, наскоро надев нарукавные повязки желто — голубого цвета, закинув карабины за спину, последовали вместе с колонной. Кто-то из толпы затянул песню, жители Стрыя нестройным хором, но зато дружно его поддержали.