Остров Немо - Георгий и Геннадий Живовы
– Я…
– Она помогает мне. Данита, ты чего? – взяв ее за руку, с искренней тревогой спросил Лон.
– Ничего. Почему-то именно она тут осталась, не мальчишки! – с подозрением продолжила она.
– Я пойду… на футбол, – решила Айви и тут же вышла.
– Данита, ты что, ревнуешь?
– А как не ревновать, если она все время на тебя так смотрит? А я не могу быть рядом круглые сутки.
– Данита… она осталась, потому что у нее… через полгода ей будет шестнадцать, значит, ее выдадут замуж. А она влюблена в Энрике, они встречаются, что-то вроде того. И она хотела посоветоваться. Думаю, ей надо было просто излить душу.
– Энрике – ее парень?
– Да. Они все время вместе, как ты не заметила?
– Но смотрит она на тебя…
– Как раз потому и смотрит, что ей хотелось поговорить на такую тему. Она не может об этом при пацанах, они все далеки от этого – свадьба и тому подобное. А девочке страшно.
– Могу ее понять, – выдохнула Данита и обняла Лона.
– Ну наконец-то! – Лон обрадовался, что конфликт исчерпан. – Слушай, тебе неплохо бы поговорить с ней. Я хотел, чтобы лучше уж ты… но теперь вряд ли она станет тебя слушать. Ты так набросилась. Хотя бы извинись.
– Хорошо. Ты прав. Я принесла тебе еды, посмотри!
Данита принялась показывать деликатесы, но Лон разглядывать банки не стал, а принялся за угощение и слопал все за двадцать минут. Данита любовалась им – как он ест, аккуратно глотая ложку за ложкой; как сопит из-за того, что принимать пищу приходится полулежа; какое удовольствие он получает от простых вещей. Где-то далеко ревели трибуны – судя по частым всплескам эмоций, матч удался на славу, и вратари часто вынимали мяч из-за ленточки.
– Все мальчишки на матче… и будут там до конца? – заигрывая, спросила Данита.
– Да…
Данита наклонилась к Лону и начала целовать его лицо – губы, лоб, глаза. Лон поднял подбородок, подставляя лицо ее поцелуям…
– Жаль, тут дверь не закрывается…
– Да плевать, никого не будет.
После они лежали вместе, в обнимку, и Данита вслух мечтала о том, как они выберутся с острова и начнут новую жизнь. И у них будет много детей – и девочки будут филиппинками, как она, а мальчики – такими же белыми и рослыми, как Лон, они будут европейцами. Лон хохотал – так забавно это звучало.
– А жить мы где будем?
– Как где? В Маниле, – серьезно отвечала Данита.
– А если в целом мире можно выбрать?
– В Маниле.
Лон снова хохотал – так ему нравилась преданность Даниты всему, что она всегда любила, в том числе и родине. В ее сознании все было просто: любишь Лона – надо держать его при себе, любишь свою страну – жить надо в ее столице, это как вершина мира. Потому идеальная картина жизни в ее представлении – Лон в Маниле.
Раздался очередной раскат стадионного гула – зрители матча вместе охнули – вероятно, нападающий промахнулся. Тут же застучал барабан, который должен подгонять команду вперед. Среди этого шума Данита услышала топот шагов – сразу нескольких пар, по железной лестнице. На площадку вышли Джесси, Маркус и несколько солдат.
– Вот они! – указала Джесси.
Маркус подошел к контейнеру, с удивлением оглядел Лона и его ногу в аппарате.
– Ну и ну. Интересно, как вы все это будете объяснять, – молвил он, поворачиваясь от Лона к Даните.
Глава 7
ДЕНЬ НОВОСТЕЙ
Ченс не знал почти ничего из того, что в это время происходило на острове. Все его представления о реальности сводились к странному тезису, который поочередно вдалбливали ему в голову Франклин и Зилу – что от Ченса каким-то образом зависит судьба Орландо, и единственным способом спасти товарища было обвинить его в единоличной организации угона и побега. От Ченса так настойчиво требовали подчиниться этим непрозрачным правилам игры, что мальчишка уперся просто из принципа, из соображений «не совершать резких движений, если не понимаешь ситуации». И интуитивно Ченс не ошибся, ведь, на самом деле, от его признания зависела лишь его собственная жизнь, но никак не то, выживет ли Орландо. Ни Зилу, ни Франклин не питали иллюзий относительно грядущей участи Орландо и не могли признаться Ченсу в том, что Орландо по-любому – не жилец. Если б Ченс хоть на миг взглянул на островную жизнь со стороны, то обязательно бы понял, что никогда ни одно свидетельство ни на одном суде здесь не было решающим.
– Нет, нет, нет, ничего не скажу, – Ченс твердил это при каждом визите Франклина.
А тот замечал, что мальчишка если не слабеет, то уж точно не набирается сил. Он был так же бледен и худ, не мог ходить – ноги не слушались. Голодание и обезвоживание сказались на нем гораздо сильнее, чем на его спутнике – Орландо уже метался в своем контейнере, вышагивая каждый день несколько километров.
Франклин явился к Зилу почти в отчаянии. Тот смог предложить только одно:
– Позволь мне немного припугнуть его.
– Зилу, не думаешь ли ты пытать моего сына?
– Франклин, мы просто его немного припугнем. Пытать не будем. Я сменю тактику с сюсюканья на мужской разговор, и он сломается. Может, разыграем его. Немножко. Подумаю. Фостер – большой мастер таких дел.
Зилу посчитал затею столь важной, что даже пропустил футбол, хотя до того посещал каждую игру. Ему был интересен не столько сам матч, сколько его сын, девятнадцатилетний Тобе, который играл в команде военных – тот самый парень, что покалечил Лона.
Фостер тоже вынужден был пропустить игру для того, чтобы Ченс принял все за чистую монету. Ведь если тебя правда собрались пытать до полусмерти, как же тут обойтись без главного на острове палача.
По известной схеме на плацу установили переделанную из лавки полать, на которой пытали уже десятки людей, включая Чепмена. Солдаты принесли воду и полотенце. Ченс на выходе из контейнера попытался вцепиться в косяки – он-то прекрасно знал обычаи острова и понял, что ему предстоит. Знал он и то, что в арсенале Зилу – с десяток различных «методик» ведения допроса. Ченса силой приволокли вниз и привязали к полати. Зилу сел на корточки – как обычно садятся, чтобы быть с ребенком на одном уровне, для равного зрительного контакта. Но контакт вышел странным – зажатая в тисках голова Ченса не разворачивалась; парень скосил глаза, чтобы смело глядеть в лицо Зилу, и это вышло так комично, что Зилу улыбнулся
