Стас Северский - Историк
— Тогда надо корпус «защитника» добыть. Возьмем машину у охотников Хантэрхайма, когда на «жгучие луга» двинем.
— Нет, возьмем с базы отключенную машину. Тогда я смогу заменить «защитнику» разум.
— Заменить? Я думал, что надо только стереть часть памяти, заставляющую его служить системе, и прописать память, заставляющую его служить нам.
— Я так и сделаю, но его память я перенесу на лучший носитель.
— Не на один из этих звездных камней?
— Именно. Наш «защитник» получит сверхпроводник и высшую скорость мысли.
— Просто слов нет, Фламмер! Но нам на ограбленную базу возвращаться нельзя.
— Пойдем на другую — дальше от Штормштадта.
— Пройти сложнее, чем раньше?
— Нет. Это — свалка отработавшей, но еще пригодной техники, не пущенной на переработку, а ожидающей худших времен, когда потребуется все, что не подходило прежде.
— Мы так целый отряд собрать можем.
— Нет, Олаф. Заберем одного «защитника». Нам нельзя использовать технику, значительно превосходящую нас в силах, — это жесткое правило.
— Да, верно. Меня радует ваш ответственный подход к делу, Фламмер! Теперь я вижу, что заблуждался на ваш счет!
Я резко очнулся от дремы… Олаф признал этого офицера командиром… Но я почему-то этому не обрадовался… Просто, мне на плечи свалилась смутная тяжесть и неясная тревога закралась в душу… А в голове, как ножом прорезались линии связи всех вспышек и успокоений Фламмера… Просто, он делает все, только чтобы не идти на охоту… Снежные звери пугают его — до помутнения рассудка… И не они одни… Его страшит и Олаф… И охранники системы — он напуган и ими… И «защитник», которого он собирается сделать, — он боится и этой машины… До меня вдруг дошло, что он… Этот офицер совсем не такой, как я думал, — не такой достойный и доблестный… Он способен побороть только слабейший страх, и только — столкнувшись со страхом сильнейшим… Уступая страху перед Олафом, он переступает страх перед охранниками порядка… А поддаваясь страху перед охотой, он преодолевает страх перед Олафом… И это — правда.
Эта правда меня, как камнем по голове ударила. Такое разочарование… Я же считал этого офицера — безукоризненным… А он… Похоже, Олаф правильно оценил его сначала, когда заявил, что этот офицер не создан для таких условий, для таких ожесточенных схваток со смертью… Смерть пугает его непреодолимо… Но как же так?.. Он же хорошо сражается… Но при этом — он только кажется хорошим воином… Он вообще — не воин.
Я отвернулся к стене, чтоб они оба не заметили моей внезапной тревоги, которую я совсем не умею скрывать… Олаф не заставит офицера пойти на охоту — растерзает его, но не заставит… А Олаф растерзает его, стараясь заставить, — это точно… Он не признает офицера с его страхами, хоть Фламмер и способен обеспечить нас всем необходимым… Просто, пуще всего остального нам нужны снежные звери, дающие нам все, — защиту, энергию и огонь… А вместе с этим — и свободу… Их шкуры согревают и скрывают нас в снежной пустыне… И жир их светит нам огнем всегда и везде… И мясо их дает столько сил… Нет, Олаф не променяет снежного зверя на все дары системы… Он не променяет снежную пустыню на все объекты системы… Для него нет другого счастья, только — отчаянная свобода… Фламмеру от охоты никак не отделаться… Я знаю, что ему придется идти на снежного зверя, но что заставит его пойти, я не знаю… Он же согласился сделать опасного «защитника» — только бы не ходить… У меня по спине начал расползаться зябкий холодок при мыслях об этой, еще не явленной свету, машине… Раз офицер собрался сделать эту машину из-за страха перед охотой и Олафом, об его ответственном подходе к делу и речи не идет… Я не должен допустить этого… Я должен всеми силами препятствовать этому… Но Олаф считает, что эта машина нам необходима… Надо ему рассказать… Нет, не выйдет — он просто убьет офицера… или офицер убьет его в приступе отчаянья, дающего ему силы и смелость… Как же сложно вышло… Что же мне теперь делать?.. Я столько наворотил, что теперь и не разобраться…
От разочарования и горькой обиды на судьбу, одарившую меня умопомрачительными бедами, на глазах выступили слезы… Я совершенно не умею управлять всем, что захлестывает меня, — от этого еще горше… Я постарался незаметно отереть мокрые глаза, но слезы льются градом, и пресечь этого я никак не могу… Я же знаю, что в лучшем случае Олаф просто забьет и задавит этого гордого офицера… А он же гордый — Фламмер… Он же — офицер… Он так не сможет… Что же я наделал, скрутив ему руки и притащив в логово оборотня?..
— Ханс, ты что ревешь, как последний звереныш?
Олаф резко метнулся ко мне, так что я насилу удержался и не отпрянул от него, как от злого зверя… Он дружески положил мне на плечо руку, запачканную ягодным сиропом, так похожим на кровь… У меня по плечам разлетелся озноб…
— Ханс, ты что это? Так нельзя.
— Я знаю… Но я… Олаф, я не хочу…
— Что не хочешь?
— Не хочу, чтоб все было так…
— Тебя ж вроде все устраивало только что.
— Я хочу, чтоб всегда было так хорошо, как было только что… Я не хочу, чтоб это кончилось…
Фламмер подошел ко мне, взлохматил мне волосы и сел рядом… Но я увидел на его шее тень от ошейника и меня затрясло в ознобе еще сильнее…
— Этот день кончится, но начнется другой.
— Я не хочу, чтоб этот день кончался, Фламмер…
— Не хочешь, чтобы что-то кончилось, не кончай этого.
— Но как?.. Все равно все кончится — все…
— Все кончится. Но ты начнешь все вновь.
— Я не смогу, Фламмер… Я же таких простых вещей не могу…
— Ханс, мне кажется, ты просто перепил. Давай спи. А завтра я тебе сиропа налью.
Олаф, ухмыльнувшись, встряхнул меня — еще сильнее, чем озноб…
— Не видать тебе больше спирта. Нечего наше добро изводить. А то вон — все, что выпил, выплакал, как звереныш не доросший. Ты давай спи. Завтра уходим. «Защитника» заберем, оружие зарядим — все горе забудешь. Пора к охоте готовиться. Нам теперь не так тяжело будет — втроем. И с машиной еще…
Я в ужасе закрыл глаза и сжал зубы крепче, чтоб не стучали… Мне нужно срочно что-то делать, но мысли, как судорогой свело… Я не знаю, что делать… Я не смогу не допустить явления страшного «защитника»… Но хоть постараться спасти офицера от жестокости Олафа я должен. А спасти его я могу, только вынудив пойти на охоту, — напугав его так, что он пойдет и на снежного зверя, и на всякое иное чудище… Что же может перешибить его страх перед этими тварями?.. Что еще страшнее этих тварей?.. Я знаю, что страшнее. Только при воспоминании об этом и у меня мороз по коже бежит… Когда Фламмер увидит… Он полыхнет так, что ему огня на всю охоту хватит…
Запись № 12
Я не заметил, как заснул и как проснулся… Голова раскалывается… и веки опухли, едва открывая глаза… Осмотрелся, стараясь разглядеть сквозь отяжелелые веки хоть что-то, и разглядел — «защитника»… Я не сразу понял, что эта машина делает, стоя у стены в нашем логове… Они что, ходили без меня?.. Они оставили меня спать и ушли… Но я отогнал обиду на них — не до этого сейчас… Что ж теперь, раз уж я не справился со всем выпитым и все проспал непробудным сном. Мне теперь осталось только соображать, что дальше… Кажется, машина еще не работает — может, она еще не починена или не загружена… или просто — не подключена… Я поискал взглядом Фламмера, надеясь, что он еще разбирается с техникой, кодирующей разум таким машинам… Но нет, он неспешно собирает наше оружие, укладывая вещи и утрамбовывая походные вьюки… Я проспал дольше, чем думал — все проспал… Но сейчас нет времени корить себя, как и других… Надо сделать что-то очень решительное. А главное — сделать еще до того, как офицер снова начнет препираться с Олафом из-за охоты…
Я с трудом вспомнил, что решил предпринять до того, как вырубился. На трезвую голову мой план показался мне неисполнимым… и вообще — глупым. Только другого у меня нет… Надо отбросить сомнения и страхи и сразу перейти к делу… Я поискал Олафа глазами, затененными отекшими веками, и нашел… Он складывает контейнеры с энергоблоками, нагружая не очень приспособленную для перевозки груза «стрелу»… Выглядит он вполне спокойным… Буря больше не блистает молниями в его светлых глазах — нет и тени злого Зверя, приходящего с северным ветром… Главное мне не затронуть его тем, чем я решил пробрать нервы Фламмера… А то, чего доброго, разбужу его злую силу — силу духа снежной пустыни…
Я выкарабкался из шкур и слез с груды сверкающих каменьев, подбираясь к Фламмеру, минуя его еще отключенную машину, — «защитника» с неизвестно каким образом исправленной программой… Офицер обернулся ко мне, бросая поклажу и улыбаясь… только как-то грустно у него это вышло — как-то неубедительно…
— За обещанным сиропом явился?
