Дмитрий Минаев - Пацифист
На самом деле подполковник дотронулся до кителя всего один раз, как и посмотрел в ту сторону. Но сейчас… после моих слов… он сам не был в этом уверен.
– А вообще бластер лучше носить в наплечной кобуре. Она незаметнее. Берите пример с майора… Георгия Константиновича, – на всякий случай уточнил я.
– Кобура? Да у меня ничего нет! – ухмыльнулся тот, с готовностью распахивая китель.
– Я про ту, что на правой лодыжке.
– Что, Жор, неужто он угадал? – хмыкнул, вытягивая шею "Филин".
Пойманный с поличным чернявый кивнул:
– Верно, но как он… Я ж старался не светить.
– Вы, господин майор, специально свесили правую руку, чтобы она рядом болталась. Да и ещё и склонились вправо. Да так, что того и гляди кресло перевернёте.
Послышались тихие смешки, горбоносый скорчил недовольную рожу. А нефиг на меня наезжать! Я тоже умею подкалывать.
Впрочем, не ему пришлось выступить гвоздём программы. А жаль!
Я повернулся к офицеру на противоположном краю стола:
– А вы, господин майор,.. простите, не знаю вашего имени-отчества…
– Виктор Петрович, – откликнулся тот.
– Виктор Петрович, – эхом повторил я, – вы б вытащили из штанов ту хреновину, а то не дай бог отстрелите себе что-нибудь важное.
Пару секунд, пока все взоры были устремлены на него, несчастный майор хлопал глазами, а потом принялся расстёгивать брючный ремень. А уж, когда он, нашарив искомое, потащил его наружу…
К этому моменту "Пушкин" усиленно протирал, корча рожи, и пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Рядом, прикрыв рот рукой, весело похрюкивал Дёмин, а чернявый "испанец" вообще хохотал во весь голос:
– Ви-и-ить,.. ты б ещё туда… плазмомёт засунул! – ржал он, как полковая лошадь, и не мог остановиться.
И чего так веселиться? Ну-у, бывает… Сунул человек сгоряча бластер за пояс. Надо было ремень потуже затянуть, да брюхо мешает. Вот пистолет и провалился, куда не следует.
"Серьёзная штуковина", – прикинул я, когда круглолицый с грохотом шмякнул на стол свою "гаубицу". Правда, модель старая, зато полноценная армейская. Не "игрушка" какая-нибудь.
– Ладно, – через некоторое время произнёс начальник корпуса, смахивая с глаз слёзы, – посмеялись и будет. Надо решать, что делать с этим молодым человеком.
– Подождите, Николай Николаевич, а по остальным предметам мы его что, аттестовывать не будем? – удивился "Пушкин".
Полковник потёр лоб.
– Мы же должны будем выставить оценки, – меж тем продолжал подполковник, – Не от фонаря же? Иначе что скажет Елена Петровна? Да и Эльвира Михайловна вряд ли обрадуется.
При этих словах лицо Дёмина перекосило, как будто он только что разжевал и проглотил лимон… кислый-прекислый.
– Да-а-а, от этих старых грымз ничего хорошего не жди, – прокомментировал горбоносый.
– Георгий Константинович, я бы вас попросил не отзываться так о женщинах, – одёрнув младшего по званию, в очередной раз поморщился полковник, хотя было впечатление, что в уме у него вертелось то же, что у майора на языке, – Ладно, Александр Сергеевич, Кто будет задавать вопросы?
– Могу я, – и "Филин" взялся за дело.
Ох, и погонял он меня, как его крылатый "тёзка" по степи какого-нибудь мексиканского тушкана.
Начали мы с географии… сперва Агрия, потом Гилея, чтобы в конце концов добраться до Земли… даже про Луну, гад, спросил… По-моему, ему просто стало интересно, насколько далеко простираются мои знания…
– Я особых подробностей ландшафта не знаю, только общие данные… жизненно необходимые, – попытался я хоть как-то приглушить безудержный энтузиазм "Пушкина".
– Это какие же?
И я, на свою голову, принялся перечислять: температура на поверхности, состав атмосферы (если она есть), наличие воды…
– Так ты что, знаешь характеристики всех планет?
– Не всех, только систем Альфы Центавра и Солнца.
Тут "Пушкин" обрадовался и ну меня гонять, Дёмин его едва остановил. Зато потом они оба набросились на меня по истории, задавая попутно вопросы о политическом устройстве Империи, Содружества и других стран, их экономике, законах… Не многовато ли для простого кадета?
Всё это продолжалось, пока мы не добрались до понятия "тезоименитство" – день почитания святого мученика, в честь которого названо высокопоставленное лицо, принадлежащее к правящему дому. Проще говоря – именины императора или кого-то из его августейших родственников.
Тут уж я не выдержал:
– Я что-то не понял, этот вопрос по какому предмету? Закону божьему? Так он, вроде, – необязательный.
– Алексей, ты знаешь, что Русская православная церковь – это один из столпов, на котором зиждется величественное здание Российской империи?
Ну зиждется… Ну и фиг с ним! Мне-то что?
– А как ты вообще относишься к религии и Церкви? – спросил "Пушкин".
Да никак не отношусь! Они сами по себе, я сам по себе. Ну не приучен я уповать на волю божью!
Вот только по строгому взгляду подполковника я понял, что такой ответ ему не очень понравится. Можно сказать совсем не понравится!
Поэтому я постарался не брякнуть первое, что пришло в голову, а ответить более взвешенно… Ну-у, насколько умею… Всё-таки всякие там богословские споры – это явно не моё:
– Я не собираюсь разрушать основы общества и уважаю сложившиеся традиции, но какое отношение религия имеет к военному делу?
– Тут, скорее, вопрос веры, мировоззрения, – пояснил Дёмин, – Религия может быть разной, но трудно доверять тому, кто ни во что не верит.
М-да-а-а… Похоже, для меня это слишком мудрёно. Я-то привык верить в себя, а уповать на помощь некой сущности, которую в глаза не то, что ты, никто толком видел… Как-то легкомысленно, что ли?
– Что вы к пареньку привязались, – неожиданно пришёл мне на помощь "испанец", – Военный должен прежде всего быть профессионалом в своём деле. Особенно это касается пилота звездолёта. А вот если он… этот летун… не дай бог… растеряется в критической ситуации… тем более в бою… тогда и ему, и всем остальным останется только молиться! Только вряд ли им это поможет!
– Революционер ты, Жора, – с укоризной заметил Александр Сергеевич.
М-да-а… Значит, никакой он не поэт-вольнодумец, а наоборот – консерватор и ретроград… Не "Пушкин", а… О-о! "Победоносцев над Россией простёр совиные крыла", – это ему больше подойдёт.
– С чего это вдруг? – шутливо возмутился майор, – Я, между прочим, как Остап Сулейман ибн Бендер, чту уголовный кодекс, а вместе с ним и всё остальное: и устои, и скрепы.
– Тогда с чего ты решил вступиться за парня? – продолжал допытываться "полкан", – Неужели он того стоит? Прирождённый пилот?
– Это, Николай Николаевич, покажет лишь время. А я могу сказать одно: малый не юлил и не ловчил. Был честен и прям, нравится это кому-нибудь или нет.
– А корабль ты бы ему доверил?
– Сейчас?! Мальчишке, у которого ноль часов налёта?! Нет! Что я сумасшедший что ли?! Ты на тренажёрах занимался? – это он уже мне.
– Капсулах-имитаторах?
– Да, на них самых.
– Не-ет, откуда, я ж их в глаза не видел! – пожал я плечами.
– Ха! Ещё увидишь!
– Ты так в нём уверен? Даже нашего мнения не спрашивая? – прищурился начальник корпуса.
– "Кто хочет – тот добьётся, кто ищет – тот всегда найдет!" – песня есть такая, старинная, – откликнулся чернявый, – То, что я пацану не доверю звездолёт, ещё не значит, что он не сможет им управлять.
– Что-то я тебя плохо понял, – покачал головой Дёмин, – Поясни!
– Чего тут непонятного?! У парня опыта ноль целых, хрен десятых, так что корабль… находясь в здравом уме и трезвой памяти… я ему ни в жизнь не доверю. А вот если с экипажем, не дай бог, что-то случиться, он, будучи на борту, может оказаться единственным, кто, исправив повреждения и проложив новый курс, сможет спасти звездолёт и всех уцелевших.
– С вероятностью больше пятидесяти процентов?
– Думаю, больше девяноста, близко к ста. В конце концов, от досадной случайности при пилотаже никто не застрахован.
– М-да, – качнул головой полковник, – Ну что ж, пора выносить вердикт, – похоже, он уже принял какое-то решение, и тут его слово было решающим.
– Подождите, Николай Николаевич, – неожиданно "проснулся" круглолицый, – а по иностранным языкам вопросов что, не будет? А то Эльвира…
– Проклятье! Не напоминай мне о ней!.. Отвечайте, молодой человек, какими языками владеете?
– Иностранными?
– Предполагается, что все три русских, ты знаешь? – влез с пояснениями "испанец".
Да я о них слышу впервые. Это что, диалекты какие-то?
– Русский устный, русский письменный и русский матерный, – наставительно произнёс майор, – Последний каждый уважающий себя пилот звездолёта должен знать в совершенстве.
– Зачем это? – удивлённо воззрился я на него.
– Чтобы ему, в случае чего, было что сказать и пассажирам, и экипажу… От души! – и захохотал.
