Анатолий Минский - Шпага, честь и любовь
Алекс завопил что-то нечленораздельное, выравниваясь ещё резче, а бешено кувыркающийся комок врезался в корму.
Там полыхнуло, вверх взметнулся настоящий гейзер огня. Скорее всего — безрезультатно, борта обшиты листовым железом.
Осколочные отправились в район миделя, тей даже не стал рассматривать — попал или нет. Слишком тяжёл контраст. Молодой и безмерно счастливый коротышка Хлорис на марсовой площадке в полощущей на ветру белой сорочке. Усы вразлёт, улыбка до ушей, глаза горят… Потом — бесформенный ком вместо человека, превратившийся в факел и столб пара под ахтерштевнем корвета.
— Отставить полёты, — скомандовал капитан, выслушав доклад. — Отдыхайте. Набирайтесь… Как её? Силы. Приближаемся к берегу насколько успеем. Ждите до последнего и улетайте.
— А вы?
— А мы не умеем летать. Тоже держимся до последнего. Потом спускаем флаг.
Алекс понял. С благородным на борту капитан не имеет права сдаться. Без него — по обстоятельствам.
В активе не более часа на восстановление энергии, всё же три взлёта, два с грузом — не шутка и для самых опытных. До берега… лучше не узнавать у штурмана — сколько. Много. Гораздо больше, чем хотелось бы.
Тей спустился в помещение у кормы, которую делил с Хлорисом, больше половины занято ретирадным орудием, готовым стрелять назад по курсу. Скользнул взглядом по вещам унтера. Их совсем немного.
Государство не избаловало своих защитников. Оружие личное. Унтер не имел даже револьвера, таская взятый из дома однозарядный пистолет. Как и другие, летал на собственном крыле, сравнительно недорогом и весьма уставшем. Осталось только гадать, оно было повреждено винтовочной пулей или банально треснуло от перегрузки, давно отслужив срок. Спасибо Мейкдону, герцог снабдил гвардейцев первоклассными крыльями, у Алекса такое, полученное в качестве трофея. Гораздо больше вещей, но сейчас он не взял практически ничего. Каждая мелочь, увеличивающая вес, сокращает минуты полёта.
Револьвер без запасных патронов. Почти невесомый нож. Свежее бельё на теле, лосины, сапоги. Очки. Крыло ждёт на палубе. Всё!
Сквозь мерное пыхтение паровой машины и скрип корпуса донёсся новый звук — отдалённый гром пушечного выстрела. Потом — грохот матросских ботинок. В кормовое помещение ворвались четверо из экипажа, трое к пушке, четвёртый начал открывать орудийный порт. Тей без напоминания двинулся к выходу, ощущая себя лишним в последней драме «Виритула».
Ламбриец добился первых попаданий, не подойдя на дистанцию поражения ретирадных пушек Икарийского корабля. С квартердека офицеры спустили раненого капитана. Увидев Алекса, он скомандовал:
— Пора! Если доберётесь до берега, передайте — мы сделали всё, что могли.
— Спустите флаг?
— Пора уже спускать шлюпки.
— Было честью служить с вами, господин капитан!
Тей отсалютовал и бегом бросился на бак. Руки привычно скользнули в плечевые лямки, пальцы вцепились в рукояти, подвес прочно связал с крылом… И ничто уже не связывает с кораблём. Спрыгнув с фальшборта, Алекс понёсся над водой, постепенно набирая высоту в самом экономном расходе Силы.
Он отдавал себе отчёт, что команда в шлюпках имеет неизмеримо больше шансов на спасение, чем полёт в вечернем небе без малейшего признака земли у восточного сектора горизонта.
Глава двадцать седьмая
Один. Сцепившиеся в неравном бою корабли остались позади.
Нет птиц, обычных предвестников суши.
Нет рыбацких или каботажных судов, попрятавшихся из-за начавшейся войны.
Нет военных икарийских кораблей, потому что у империи как такового нет флота. Не принимать же всерьёз калоши вроде «Виритула».
Нет ещё в пределах видимости ламбрийской армады. В её существовании и близости вряд ли уместно сомневаться.
Кроме неба и моря только солнце, оно садится за горизонт. И даже облака куда-то исчезли на время, подчёркивая прямо-таки экзистенциальное одиночество.
Солнце село. Сверху набежала какая-то муть. Сумерки сменились тьмой, и на Алекса, если признаться честно, накатил настоящий ужас.
Исчезло всё. Непроницаемо-угольное небо соединилось с абсолютно чёрным морем. Пропало чувство направления. Затем началось размываться понятие верха и низа. Вроде бы летит нормально — спиной вверх, но непонятно, под каким углом к горизонту… Пикирует, поднимается, кренится? Куда, на какой высоте его несёт — знает лишь дьявол, и совсем не очевидно, приближается ли тей к берегу, удаляется в океан, потерявшись во времени и пространстве в отсутствие видимых ориентиров… И, как ожидалось, под ложечкой начал слабеть волшебный огонь Силы, без которого единственный путь — падение в волны, а рядом нет даже утлой шлюпки с «Ламбрийской звезды».
Он изгнал лишние мысли. Сделал всё возможное, чтобы первобытный страх перед тьмой и неопределённостью перестал сковывать тело.
Так они и летели вне пространства и времени, вдвоём — Алекс и его страх.
А вдвоём уже не так одиноко, хоть это не лучшая компания.
«Сила на исходе. Земля не видна. Даже вода не видна! Скоро ты коснёшься волн. Сколько продержишься на поверхности — пять или десять минут? Помощи ждать неоткуда! Признайся — сейчас всё закончится… Но ты не хочешь умирать!»
Страх — отвратительный собеседник.
Потом что-то мигнуло над головой, синий неверный огонёк, к которому прибавились другие. Звёзды! Словно гигантская горничная исполинской тряпкой протёрла запотевший небосвод, и он засиял новогодней елью.
Ничего, в принципе, не изменилось. Но звёзды обозначили небо. Яркий глаз в созвездии Двуликого показал направление на север, Белый Единорог — на восток, и Алекс исправил курс на десяток румбов, повернувшись точно к суше.
Теперь важно понять — что впереди, земля, огни посёлка на берегу или обманчиво низкие небесные светила.
Тей обратился в слух, пытаясь поймать заветный шум прибоя. Тщетно.
И одновременно с осознанием — берега нет — из тела полились последние капли Силы. Кое-как удерживая высоту, обернулся в надежде увидеть… что? Огни корабля в темноте? Но в военное время моряки считают меньшим риском плавать без огней, нежели выдать себя врагу.
Всё же он заметил некую странность в пейзаже и поначалу даже не понял, что за тёмная тень надвигается сзади и немного сбоку, заслоняя самые низкие звёзды над горизонтом.
Лабмрийский дирижабль!
Вот уж совпадение невероятное, дарованный Всевышним шанс, награда за упорство!
Очень сложный шанс. Воздушный корабль быстрее крылатого человека, следует занять положение по его курсу и выше, в нужный момент спикировав на баллон. Это не трудно, когда много Силы, и заранее держался с превышением. Но она на исходе, и высота примерно одинаковая.
Алекс рванулся вправо, щедро растрачивая остатки. К его удивлению, их как будто слегка прибавилось.
Он промахнулся мимо середины, угодив на обшивку позади едва различимой стеклянной кабины. Нож воткнулся на половину короткого лезвия. Некстати вспомнилось про порчу баллона тейской шпагой. Есть у императорских приближённых чувство юмора.
От неловкого движения крыло встало поперёк встречного потока, и Алекса поволокло к хвостовому оперению. Каких акробатических усилий стоило не сверзиться вбок, никто не узнает.
Наконец, он ударился крылом о скошенную переднюю кромку вертикального оперения и замер в напряжённой позе: ноги обнимают киль, тело выгнуто вперёд и вниз, чтобы крыло создало отрицательную подъёмную силу, руки снова воткнули нож в обшивку.
К равномерному шуму паровой машины, привычному на судне, добавились хлопки воздушного винта. Не меняя согнутого положения туловища, наездник дирижабля вывернул голову и понял, что все пережитые ранее невзгоды — сущая мелочь по сравнению с притаившейся угрозой. Встречным потоком воздуха его норовит перетащить через оперение и швырнуть в мясорубку. Можно, конечно, развернуть крыло к ветру и взлететь — есть вероятность проскочить над лопастями… И снова повиснуть между морем и звёздами, не имея запаса Силы?
Потрясающий выбор: быть перемолотым в фарш винтом дирижабля или утонуть. Байону не пожелаешь такой дилеммы… Алекс принял другое решение, наверное — впервые за всю историю летучего дворянства.
Занемевшей от долгого напряжения рукой он расстегнул пряжку на подвесе и резко выпрямился, подав локти назад. Крыло соскользнуло, сзади послышался треск: ажурный каркас с тканой обшивкой вдребезги разлетелся от удара в пропеллер. Алекс добровольно расстался со средством для полёта на высоте, раз в пять превышающей длину мачт самого большого корабля! То есть отрезал себе путь к плавному спуску. Прыжок с такого расстояния — что на воду, что на булыжную мостовую — бескомпромиссно отправит на тот свет.
И вот он один, на предательски ровной хвостовой части дирижабля, в почти полной тьме, едва нарушаемой светом звёзд, без средства покинуть воздушный корабль, медленно пополз вперёд, помогая ножом, который довольно быстро сломался.
