Юрий Брайдер - Особый отдел
— Ну да, а потом меня клюнет тот самый «боте-патрон», — буркнул хозяин. — Нет уж! От таких услуг увольте.
— Я бы на вашем месте не отказывался, — проникновенно молвил Цимбаларь. — Есть точные сведения о грядущей перерегистрации всех оружейных коллекций. Причём весьма и весьма строгая. Очень уж их много развелось за последнее время. Предполагается разрешить частным лицам иметь оружие только по девятнадцатый век включительно. Шашки да дуэльные пистолеты. Конечно, кое-кому как всегда будут предоставлены поблажки. Но при таком уклончивом поведении вам на это рассчитывать не приходится. Все ваши сокровища пойдут на переплавку… Но если вы окажете нам одну маленькую услугу, я обещаю раздобыть такую бумагу, что сюда больше ни один проверяющий не сунется. От самого министра бумагу.
— Ничего определённого сказать не могу, — набычился хозяин. — Не принято у нас друг друга закладывать… В крайнем случае, под личные гарантии министра. Чтобы мне постоянную лицензию иметь и чтобы тот оружейник не пострадал…
— Вот и славненько. — Цимбаларь похлопал хозяина по плечу. — Для того мы и живём на белом свете, чтобы как-то договариваться между собой.
Все вопросы были исчерпаны, но уходить почему-то не хотелось. Оружие, развешанное на стенах, завораживало, словно гениальные картины или великолепные скульптуры. Гости волей-неволей начинали завидовать Маузеру, даже несмотря на печать тихого помешательства, явственно проступавшую на его челе.
— Один, стало быть, обитаете? — оглядываясь по сторонам, поинтересовался Кондаков, хотя вопрос этот заведомо относился к разряду риторических.
— Я всегда один, — равнодушно ответил хозяин, и было понятно, что люди нисколько не интересуют его, в отличие от оружия, для уничтожения этих людей предназначенного.
— Налёта не боитесь?
— Дилетантов не боюсь, а профессионалы сюда не сунутся. У них стволов и без меня предостаточно.
— Это верно, — понимающе кивнул Кондаков. — Если такая тенденция сохранится и дальше, то через пару лет атомные бомбы в ход пойдут.
— Прогресс не остановить, — сказал хозяин, — в пятнадцатом веке запрещали порох, в шестнадцатом пушки, заряжавшиеся с казённой части, потом разрывные пули и отравляющие газы. Впоследствии всё утряслось само собой. То же будет и с атомным оружием. Я думаю, оно мало что изменит. Разрушат, допустим, бандиты с десяток городков. Ну и что? Полвека назад были разрушены многие тысячи. А мир по-прежнему стоит, и про ту войну уже стали забывать. Жизнь берёт своё…
— А смерть своё, — докончил Цимбаларь. — Да и при чём здесь десяток каких-то городков! Главное, чтобы ваша коллекция уцелела. Ей-то, похоже, не страшна даже водородная бомба…
Когда гости оказались на свежем воздухе, Кондаков упрекнул приятеля:
— Зачем ты обещал ему гарантии министра? Много берёшь на себя, Сашенька.
— Наш министр, да будет тебе известно, в самое ближайшее время переходит на другую работу, — с улыбочкой пояснил Цимбаларь. — Не то в Совет безопасности, не то в Думу. А к новому какие могут быть претензии?
— Всё равно так нечестно!
— И это говорит тип, намотавший срока десяткам невинных людей! — возмутился Цимбаларь. — А кодексу милицейской чести ты лучше Людочку Лопаткину поучи. Я его наизусть знаю.
На очередном заседании опергруппы, где присутствовал и Ваня Коршун, внимательно ловивший чужие версии, что косвенно свидетельствовало об отсутствии своих собственных успехов, Кондаков, постоянно прерываемый Цимбаларем, доложил о результатах визита к знатоку и коллекционеру стрелкового оружия Маузеру. Информация была принята к сведению без особого энтузиазма, а Людочка ещё и съязвила:
— Вот и Скорцени в нашем деле замаячил. Так мы скоро до Гришки Распутина доберёмся вкупе с Матой Хари.
— Доберёмся мы туда, куда надо, — недобро прищурившись, пообещал Кондаков. — Ты лучше предоставь свой рапорт на акушерско-гинекологическую тему.
— Нету рапорта! — дерзко ответила Людочка. — И не надо так многозначительно фыркать! Лошади в конюшне тоже фыркают, когда блох пугают… На чьё имя я этот рапорт писать буду? По закону я могу обращаться только к своему непосредственному руководству, то есть к начальнику экспертно-криминалистического центра, которому про моё нынешнее задание знать совершенно не обязательно. Разве не так?
Все промолчали, сражённые её неопровержимой логикой. Победно оглядев коллег, Людочка продолжала:
— Вот возьмёте меня в особый отдел, тогда и рапорта требуйте. Получите в лучшем виде. Я, в отличие от некоторых присутствующих, не боюсь ни авторучки, ни компьютера.
— А ты разве пойдёшь к нам? — Цимбаларь изобразил удивление.
— Девушкам, вообще-то, следует отказываться от всяких сомнительных предложений, но тут я ломаться не буду, — призналась Людочка. — Соглашусь без всяких оговорок. Было бы только предложение.
— Опять в секретари метишь?
— Нет, только оперативным сотрудником. И желательно в вашу группу.
— Ты сначала спроси, согласны ли мы на это! — Цимбаларь состроил постную мину.
— Разве я стану обузой?
— Конечно! Мне, например, придётся впредь избегать солёных словечек, а Петру Фомичу воздерживаться от ковыряния в ухе. Кроме того, по неписаной традиции члены одной опергруппы и досуг должны проводить вместе. Ходить в музеи, на лекции, в баню.
— Разве я против!
— И в баню пойдёшь? — картинно ахнул Цимбаларь. — Не застесняешься?
— А кого стесняться? Пётр Фомич мне ближе, чем родной отец. Ванечку я уже почти удочерила… или усыновила, что принципиального значения не имеет. Вот только не знаю, как с тобой быть. — Людочка с сомнением глянула на Цимбаларя.
— А давай поженимся! — нашелся Цимбаларь. — Муж свою жену никогда не тронет. Тем более в бане. Он будет в щёлочку за посторонними женщинами подглядывать.
— Представляю я эту баню, — задумчиво произнёс Ванечка. — Что-то вроде ночей Клеопатры…
— Об этом чуть позже, — сказал Кондаков, с недовольным видом ковыряя в ухе. — Ты, Людмила Савельевна, болтологии у этих хлыщей не учись. Бесполезное занятие. А если рапорта нет, изложи суть дела своими словами.
Доклад Людочки о тайнах, связанных с рождением генерала Селезня, президента Митина и ничем не примечательного гражданина Суконко, занял больше получаса. Ещё десять минут ушло на сообщение о визите к профессорской вдове. Внимание аудитории постепенно ослабевало.
— Лейтенант Лопаткина, так не пойдёт, — не выдержал, наконец, Цимбаларь. — Учись выражать свои мысли предельно кратко. Чеканными, так сказать, фразами. Отбрось всю необязательную лирику и сосредоточься на квинтэссенцию проблемы.
— Ты ещё прикажи мне афоризмами говорить! — фыркнула Людочка. — Тоже мне, Ларошфуко доморощенный.
— Но ты, сестрёнка, всё же постарайся, — вмешался Ваня, и это сразу решило спор.
— Ладно, — смирилась Людочка. — Повторяю для особо непонятливых. Во-первых, установлено, что все интересующие нас родильные дома посещались специалистами-гинекологами из Москвы, на тот момент находившимися под арестом, причём в сроки, наводящие на мысль о возможности искусственного зачатия.
— Молодец, — похвалил её Кондаков. — Действительно, коротко и ясно. Только от комментариев пока воздержись.
— Во-вторых, сразу после рождения интересующих нас лиц архивы родильных домов и их заведующие, видимо, посвящённые в курс дела, исчезли. Некоторое исключение составляет лишь случай с Митиным, родившимся уже после смерти Сталина и ареста Берии. Заведующий просто утонул, упав в речку, которую и куры вброд переходили, а архив сгорел от короткого замыкания электропроводки.
— Не вижу принципиальной разницы, — заметил Кондаков. — Времена изменились, вот и почерк разный. А действовала одна и та же компашка. Что ты там говорила по поводу офицерского пайка?
— Мать Селезня единственная, кто после рождения сына получала хоть какую-то помощь от государства. Но это, скорее всего, было связано с её низким социальным статусом. Родители Суконко и без того были довольно обеспеченными людьми, а ко времени появления на свет Митина вся система уже дала сбой. Кроме того, он единственный ребенок, которого не обследовала высокая московская комиссия.
— Тем не менее взлетел он выше всех, — буркнул Цимбаларь.
— Это уж дело случая, — сказал Ваня Коршун.
— Ты так думаешь? — покосился на него Кондаков.
— Всё понятно, — заявил Цимбаларь. — Ребят зачали и родили по распоряжению тогдашних чекистов. Хотя и не ясно, зачем.
— Может, расу новую выводили, — предположила Людочка. — Сверхлюдей.
— Глядя на генерала Селезня, этого не скажешь, — с сомнением произнёс Кондаков.
— Да и Митин на сверхчеловека что-то не тянет, — поддержал его Ваня Коршун.
— Ну не получилось! — Людочка развела руками. — Немцы ведь евгеникой тоже баловались.
