Виктор Ночкин - Дорога оружия (сборник)
Уже показались замершие у поворота мотофургоны, беглецы отстреливались, выставив из кузовов ружья. Прокторы и несколько уцелевших оружейников, укрывшись позади сендера, вели ответный огонь. С противоположной стороны тоже стреляли – там в бой вступила охрана, выставленная у въезда с мостков. Корабль содрогнулся. Стальные стены загудели, как чудовищный орган, пол под колесами подпрыгнул. Потом еще взрыв и еще. Звуки были мощные, однако они тонули в вое потревоженного металла.
Мажуга ударил по тормозам, но ни крики, ни визг протекторов не перекрыли низкого мерного гула. Что-то рушилось, рвался металл. Йоля, упершись ногами в пол, закрыла уши ладонями. Ее рот был раскрыт, но визга Игнаш не слышал, вообще ничего невозможно было разобрать сквозь стон стали. Перед глазами поплыли цветные круги; казалось, гудит не стальной Корабль, а череп вибрирует и ноет… Потом шум стал стихать…
– Это песня! – проорал сквозь вязкий, медленно затухающий звон Самоха. – Я говорил: это песня, а не оружие!
Часть четвертая
Беглецы
Когда песня разрушения стала стихать и дрожь Корабля пошла на убыль, Мажуга снова двинул сендер с места. Мотофургоны, за которыми гнались прокторы с оружейниками, уже выбрались наружу, а дыра, служившая въездом в чрево Корабля, стала еще больше, ее рваные края топорщились стальной бахромой. Плита, запиравшая вход, оказалась сорвана с направляющих и валялась внутри, вокруг были разбросаны обломки сендеров и тела охранников. Что-то горело, дым серыми струйками вырывался из отверстия.
Игнаш затормозил, выпрыгнул на искореженный настил и побежал. У рваной дыры в борту он остановился и выглянул. Сзади послышались шаги, раздалось сопение Йоли – она не хотела отставать от Ржавого. Вдвоем они наблюдали, как мотофургоны удаляются вслед за массивным самоходом. Вокруг машин скакали дикари на манисах, потрясали копьями и завывали. Колонна исчезла.
Вопли людоедов едва пробивались сквозь рев моторов и удивленные голоса обитателей Корабля. За удаляющейся колонной наблюдали с верхних палуб. Обитатели домиков на Соленом озере тоже орали – но скорей испуганно. Они спешили по раскачивающимся мосткам к лодкам и жилищам, нападение на Корабль посеяло панику.
– Бежать надо, – решил Игнаш. – Стой здесь, наблюдай. Как подъеду – запрыгивай, и махнем отсюда. Сейчас в Донной пустыне и то безопасней, чем на Корабле. – Он бегом возвратился к оставленному сендеру.
– Что там? – окликнул Самоха.
– Пока вроде уезжают. Можем успеть удрать. – Мажуга запрыгнул на сиденье, взревел мотор.
– Стой, куда? Зачем бежать?
Ржавый, не отвечая, повел сендер к пролому. Там притормозил, из клубов дыма появилась Йоля, забралась на сиденье. Самоха приказал водителю следовать за ними. Сендер и мотоциклетка с уцелевшими харьковчанами, переваливаясь на обломках, выкатили на мостки. Ржавые листы металла стонали и гнулись под ними; после дымного полумрака корабельного трюма солнце пустыни казалось особенно ярким и жарким.
Харьковчане чувствовали неуверенность. Только что они были хозяевами положения – и вот теперь остались в небольшом числе, а перед ними – смертельно опасная Донная пустыня, и никаких надежд на помощь.
Мажуга отогнал сендер на полторы сотни шагов от берега озера и затормозил. Подкатили харьковчане, встали, взметнув тучи иловой пыли.
– Зачем бежали?! – крикнул Самоха. – Почему так спешно?
– На Корабле сейчас опасно оставаться, – объяснил Игнаш. – Местные тебе Графа слишком легко сдали, потому что ты был сильней. Теперь сильней эти, которые с ракетами. Если они захотят наши головы получить, Корабль нас так же легко сдаст, как и Графа – нам. Хочешь к этим в руки? – Игнаш махнул головой, указывая направление, в котором скрылись бандиты с ракетной установкой.
– Ага-а… – протянул Самоха. До него уже начало доходить. – Но ведь мы ж с корабельными вроде как сговорились…
– Стойте! Погодите! – донеслось сзади.
Из дыры в борту Корабля выскочил Аршак. Махнул рукой, потом скрылся в тени. Появился снова, теперь перед ним бежал Уголек. Старик подталкивал его в спину. Харьковчане следили, как эти двое бегут по мосткам, потом вязнут в грязи на берегу, проваливаются во взрытый песок…
– Стойте! – снова заорал Аршак.
Мальчишка попытался свернуть, но старик поймал его за плечо, швырнул вперед, в сторону ожидающих сендеров, и пригрозил ружьем. Уголек снова потрусил к харьковчанам. На верхней палубе заорали, несколько человек направили оружие вниз, стволы ярко блестели. Аршак побежал скорей, втянув голову в плечи. Теперь и Уголек не нуждался в понуканиях, поскакал резвее. С Корабля стрелять не стали, но ясно было и так – нужно удирать во всю прыть.
Аршак, тяжело дыша, остановился перед Самохой:
– Начальник, корабельные сговариваются против вас. Даже мне грозили, потому что я вас привел.
Управленец кивнул.
– Зачем без меня в пустыню бежите? Вы же здесь не сумеете сами! Пустыня всех возьмет! Пропадете без проводника! Меня не дождались!
– Думаешь, я теперь больше заплачу? – угрюмо осведомился Самоха.
Старик немного подумал – похоже, он в самом деле собирался содрать с нанимателей еще денег, – потом решительно мотнул головой, так что потные патлы метнулись вверх-вниз.
– Нет. Больше не возьму. Уговор есть уговор – я брался вас сюда и обратно сопроводить, плата получена. Теперь к Мосту выведу.
Сейчас Аршак хотел убраться подальше от Корабля – хотел даже сильней, чем заработать.
– Садись, – кивнул Самоха. – Поехали.
Проводники загрузились к Самохе, их сендер проехал в голову маленького конвоя. Аршак, привстав, стал тыкать пальцем и объяснять водителю, что нужно брать правей, возвращаться лучше другой дорогой, чтобы избежать встречи с бандой, завладевшей ракетами. Сендер Мажуги оказался вторым, сзади катила мотоциклетка.
Солнце уже торчало в зените, жара придавила, будто пресс. После прохлады внутри Корабля она ощущалась особенно явственно. Йоля потянулась за флягой.
– Погоди пить, потерпи, – велел Игнаш. – Неизвестно, сколько теперь по пустыне плутать придется.
Серая громада Корабля, отраженная в водах Соленого озера, осталась позади и медленно скрывалась за горизонтом. Впереди тянулись серые просторы Донной пустыни. Однообразные перекаты, ложбины, заполненные мелкой пылью, чахлые кустики пустынных кораллов. Жаркий ветер нес пыль, потоки илового праха струились, как ручьи, солнце жарило. Когда Корабль скрылся из виду, Аршак велел сменить направление, свернуть круче к северу. Для сендеров и мотоциклетки путь из пустыни был один – через Мост, к нему в конце концов и нужно выбираться.
Ближе к вечеру пришлось остановиться, заправить мотоциклетку. Самоха забеспокоился, хватит ли горючего. Может, бросить мотоциклетку? В сендере Игнаша хватило бы места для карателей. Проводник помотал головой:
– До Моста должно хватить бензина, там заправишься. А самоход в пустыне бросать не годится, пока он на ходу. Вдруг что-то случится, сендер твой заглохнет? Вот тогда его бросим, на эту тарахтелку пересядем.
– Заглохнет? Некроз тебе в рот! – пробормотал водитель Самохи.
Но спорить с проводником никто не стал, в пустыне Аршаку приходилось доверять больше, чем кому бы то ни было.
Йоля сползла на сиденье пониже, чтобы оставаться в тени, но напрасно – солнце уже склонялось к горизонту, и низкие лучи били в сендер сбоку, пронизывая его насквозь. От жары было не укрыться. Еще пару раз делали остановку – Аршак замечал следы, пересекающие путь беглецов. В первый раз он сразу успокоился – стая катранов пробежала. Во второй – присел над полузанесенными песком отпечатками, долго разглядывал, что-то подобрал, понюхал, размял пальцами, прошелся вдоль цепочки следов, прикидывая длину шага зверей. Возвратившись в сендер, заговорил с Угольком. Болтали они на непонятном харьковчанам наречии, спорили. Старик напирал, молодой дикарь вертел головой, тряс косичками – возражал, значит.
Аршак объяснил остальным:
– Плохо, людоеды рядом.
– Те, что с бандитами, что ли? – нахмурился Самоха. – Они вроде как заодно были.
– Нет, другое племя. Отпечатков колес не видать. Все равно плохо, слишком мало нас, могут посчитать добычей.
– Дядька Аршак, – окликнула Йоля, – а они правда людоеды?
– Не боись, красавица, тебя не сразу съедят, – буркнул старик. – Напоследок оставят, так гадается мне. А вообще, человечиной эти черномазые не брезгуют. В пустыне иначе нельзя, еда – она и есть еда. Мало еды в пустыне. Попадется человек – сожрут и не поморщатся.
Уголек глянул на девчонку, улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы, и провел указательным пальцем поперек горла. Говорить на понятном языке он, может, и не умел, зато понимал спутников неплохо. Йоля хмыкнула и отвернулась. Ей хотелось плюнуть в сторону противного мальчишки, но во рту пересохло.
