Виктор Ночкин - Дорога оружия (сборник)
Самоха пытался возражать, что-де ему одному не с руки, но Мажуга твердо стоял на своем. Служитель в блестящем жилете сопроводил их с Йолей в Трубу. Там было пустынно и тихо. Вдоль боксов, занятых приезжими торговцами, прохаживались прокторы и харьковские каратели в желтых жилетках. Следили, чтобы никакой груз не перетянули в те отсеки, которые уже обысканы. Постояльцы, побаиваясь грозного вида карателей, вовсе не высовывались, сидели тихо по своим боксам. Кое-где за стальными воротами слышались скрежет сдвигаемых ящиков и негромкий говор. Приезжие уже прознали, что назавтра обыски продолжатся, и у кого было что таить, спешно укрывали добро поглубже. Что ищут каратели, никто толком не знал, и оттого на всякий случай прятали разное.
…Самоха объявился в Трубе утром, опухший и хмурый. Как прошло застолье, он не рассказывал, а спрашивать никто не стал. Да оно и понятно – начальство не пьянствует, а совещается. Каратели уже нашли, где на Корабле можно добыть выпивку и дурман-траву, дело-то нехитрое. Так что когда Самоха объявился в боксе, отведенном харьковчанам, в воздухе висели тяжелый дух перегара и приторный аромат наркотика. Управленец повел носом и приказал:
– А ну пошли! Нынче пропажу сыскать нужно, да и домой… не то, чую, не захотите в цех обратно. Ишь, прижились.
Каратели разобрали оружие и, почесываясь, потянулись к воротам. Мажуга спросил:
– А сам-то ты что? Неужто не понравилось? Я думал, тебя принимают, как самого дорогого гостя. Веселился всю ночь, а?
– Вот именно, дорогого. Ох, дорого мне это веселье станет. Да еще со стрельцами объясняться, как вернусь. Наш-то цех – ладно, а вот стрельцы на Арсенал давно зуб точат. Хорошо бы найти ракеты.
– Сегодня до конца Трубу пройдем. Чуть больше половины боксов осталось проверить.
– Да, идем, Игнаш.
В коридоре топтались у своих сендеров прокторы. Здешние стражи порядка совсем обленились, тут несколько сотен шагов пройти, а они на колесах прикатили. Для них обыски были развлечением. С одной стороны, власть показать, при случае «конфисковать» что плохо лежит, а с другой – ответ на харьковчанах, карателей никто не любит, тем более здесь, так что на них и злиться народ станет. Самим карателям было на недовольство местных наплевать, они исполняли привычную работу. Насколько дело серьезно, им Самоха не объяснял, потому они и не волновались за исход обыска.
Двинулись толпой вдоль Трубы. Прокторы стучали в ворота, им отворяли, дальше следовали строгие объяснения, что, мол, убийство произошло и покража, а стало быть, показывайте барахло, где что припрятали. Оружейники особое внимание уделяли дурман-траве, норовили прихватить «на пробу», торговцы вяло противились, не решаясь особо спорить, а прокторы лишь посмеивались. По-настоящему искал только Самоха, да он один и знал, что, собственно, надо найти. Когда проверяли третий по счету бокс, толстяк разозлился, наорал на своих, велел искать всерьез, показал бумажку с намалеванными ракетами и маркировкой, написанной крупными кривыми буквами:
– Вот такую на ящиках глядите, лодыри, некроз вам в печень! И хватит смолить! Службу забыли! У кого цигарку в зубах замечу – дам в зубы, ясно?
Маленький толстый Самоха смешно наскакивал на дюжих карателей, те отводили глаза, торопливо гасили самокрутки… Прокторам и тут было весело. Пушкари стали делать вид, будто ищут всерьез, но ничего похожего на картинку Самохи по-прежнему не находили. Пару раз предъявляли управленцу какие-то горшки и бутылки: «О, вродь смахивает, а?» От этого толстяк окончательно разозлился, теперь к нему и подходить боялись.
Йоля бродила следом за Мажугой, зевала да помалкивала. Она-то как раз отыскала кое-что интересное – Игнаш пару раз заметил, как девчонка с невинным видом что-то сует в карман, но при всех одергивать ее не стал, поскольку не сомневался в Йолиной ловкости, а любую пропажу торговцы припишут прокторам да нечистым на руку харьковским бойцам. Обыск тянулся и тянулся, бокс за боксом, всё те же настороженные лица торговцев, их грязные сендеры и повозки, пустые боксы, которые тоже следовало проверить. Там каратели лениво разгребали слежавшиеся кучи высохшей арбузной лозы, перемешанной с манисовым пометом, обломки ящиков, гнилое тряпье. Потом – снова торговцы, которые неохотно выпускали из рук узлы и коробки и ревниво наблюдали, как в их барахле копаются чужие.
Прокторам вскоре надоело, они переезжали на своих приземистых сендерах от бокса к боксу и цедили сквозь зубы в ответ на расспросы: «Обыск! Кажите барахло вот энтим! Пущай проверяют… Ага, вот такой порядок нынче… Не, это токо раз, вон харьковских ктось ограбил, пусть проверят. Как проверим, дуйте в Арсенал, торгуйте по-прежнему, с цеховыми у нас теперя замирение».
По мере того как прокторы с карателями продвигались вдоль Трубы, Самоха мрачнел. Похмелье миновало, теперь он уже начал прикидывать, что будет, если до конца дойдут, а следов похитителей не сыщется. А ведь вполне может и так выйти – ведь те, кто прикончил Графа, наверняка всё рассчитали заранее. Правда, прибытие харьковской карательной колонны они вряд ли могли предвидеть.
У очередного бокса возникла заминка, постояльцы никак не хотели отворять, возились внутри, бренчали железками.
Проктор забарабанил в ворота дубинкой:
– Вы что там, перепились все? Сказано – открыть!
– Сейчас! – отозвались изнутри. Голос был молодой и выдавал возбуждение. – Ключ найти не можем!
– Какой еще ключ? Там засовы везде!
– Правильно, но у нас на нем замок навешен! Сейчас, братки, сейчас откроем, он в сено завалился, на котором манис наш… Погодьте чуток, открываем уже!
Мажуга почувствовал: сейчас должно что-то случиться… что-то готовится… Он бросил взгляд вдоль Трубы – никого. Но в голове крутилась некая мысль. Манис! Этот, за воротами, сказал, что у них манис. У тех, кто прикончил Графа, тоже был. Ну и что? Мало ли кто в Донную пустыню на манисах ездит? Да половина путников, пожалуй.
– А это не те самые? – поинтересовался старшина прокторский у того, который стучал в ворота. – У которых раб сбежал? Они ж еще раскатывали на самоходе туда и сюда?
Мажуга схватил Йолю за плечо:
– Назад!
– Чего? – Девчонка задумалась и теперь хлопала глазами, уставившись на него.
– Бегом к нашему сендеру! Пошла! Самоха!
– Ну чего?
– Отойди-ка…
Прокторов заминка уже начала раздражать.
– Взорвем ворота! – рявкнул тот, что колотил дубинкой. – Вам же хуже!
– А ну назад! – Игнаш дернул Самоху за воротник и потянул прочь от ворот.
– Э, ты чё?..
В боксе взревел мотор, Мажуга дернул пушкаря сильней, тот едва устоял на ногах. Толстяк возмущенно пыхтел, но Мажуга, не слушая, тянул его вдоль Трубы – вслед за Йолей, которая шагала к их боксу, то и дело недоуменно оглядываясь.
Где-то снаружи, вне корабля, загрохотало, по Трубе прокатился глухой рокот. К реву мотора за воротами присоединился другой – и тут ворота слетели с петель, обрушились на группу карателей и прокторов. Тех, кто стоял перед входом, смело и расшвыряло этим рывком. Мажуга выпустил пушкаря и побежал, теперь управленец не нуждался в понуканиях, спешил за Игнашом. Из ворот вырвался мотофургон, глаза у тощего типа за рулем были совсем безумные. Прокторы отшатнулись, а фургон, кренясь, развернулся и погнал к выходу из Трубы. В боксе орали, пронзительно шипел манис.
Громыхнуло, раздались крики прокторов, раненных осколками гранаты, которую швырнули после того, как мотофургон вынес ворота. Треща мотором, из бокса вылетела мотоциклетка, захлопали выстрелы.
Игнаш, не оборачиваясь, мчался к оставленному в боксе сендеру, Самоха пыхтел следом. Йоля, увидев, что происходит, тоже припустила бегом. А за спиной ревели моторы, орали раненые, несколько прокторов забрались в свой сендер и заводили мотор, чтобы догонять беглецов; трещали выстрелы, пули с грохотом лупили по кузовам и стальным стенкам Трубы. Навстречу вылетел еще один сендер с прокторами, Мажуга отскочил к стене, пропуская погоню, потом побежал дальше. Свернул вслед за Йолей в бокс, крикнул:
– Заводи!
Двое карателей, оставшихся присматривать за собственным имуществом и не участвовавших в обыске, поспешно бросили самокрутки и рванули к мотоциклетке с сендером. Самоха добежал, когда каратели уже выруливали из ворот бокса. Водитель притормозил; толстяк, отдуваясь и хрипя, взобрался на сиденье, сенедеры и мотоциклетка покатили по Трубе к выходу – там непрерывно трещали выстрелы. Объехали груду окровавленных тел перед выбитыми воротами, промчались мимо опрокинутой повозки с издыхающим манисом. Йоля успела разглядеть еще несколько тел – и застреленные беглецы, и случайные люди, сбитые разогнавшимся самоходом.
– Наши их прижали! – заорал Самоха. – Гони, гони! Ну, теперь не уйдут!
Толстяк ликовал – вот сейчас он заполучит украденное имущество, тогда можно домой… тогда…
