Ринат Таштабанов - Обратный отсчет
Приклад «мосинки» упирается в плечо. Цевье, обмотанное мешковиной, лежит на рюкзаке. За пазухой, в холщовом мешочке, согреваются патроны. Дуло «трешки», вместе с примкнутым штыком, смотрит в ночь. Жду.
– Как долго ты сможешь в гляделки играть? – спрашивает Лешка, осматривая окрестности в бинокль ночного видения. – Я вот даже при луне в него толком ничего не могу разглядеть, все сливается. В голову сильно отдает?
– Терпимо, – отвечаю я, стараясь не обращать внимания на нарастающую боль в висках. – Нам с тобой не впервой. Ты, главное, ближние подходы стереги, а я на «дальняке» отработаю.
Рентген согласно угукает. Проходит минута, другая.
– Не видать пока? – интересуется Лешка, отрываясь от бинокля. – Как думаешь, скоро они покажутся?
Вместо ответа я шепотом затягиваю:
– «Черный ворон, черный ворон. Что ты вьешься надо мной?» Давай Рентген, подпевай! – подбадриваю я.
– «Ты… доо… бычи не добьешься»… – неуверенно подхватывает Лешка и осекается.
– Ну, давай дальше! Или слова забыл? – я тычу его кулаком в бок.
– «Черный ворон, я не твой!» – заканчивает Рентген. – Продолжать? – спрашивает он.
– Давай, всем чертям назло! – азартно говорю я. – Только, чур, вполголоса!
Лешка кивает, и мы едва слышно поем:
Черный ворон, черный ворон,Что ты вьешься надо мной?Ты добычи не добьешься,Черный ворон, я не твой!
Что ж ты когти распускаешьНад моею головой?Иль добычу себе чаешь?Черный ворон, я не твой!Иль добычу себе чаешь?Черный ворон, я не твой!..
Глава 2
Охота «на живца»
Ночь. Рынок «Садовод». Недалеко от «МЕГИ»
Вдоль торговых рядов осторожно движется тень. Могучие лапы, поросшие густой белой шерстью, уверенно ступают по снежному насту. Тварь, поворачивая башку то вправо, то влево, принюхивается к морозному воздуху.
Поравнявшись с занесенными снегом контейнерами, зверь – потомок щенков-мутантов, рожденных Даной, неожиданно замирает. Угли горящих глаз волкособа смотрят во тьму.
Ветер приносит звук осторожных шагов. Зверь, вздыбив шерсть на загривке, глухо рычит.
В ответ раздается тихий свист, и из мрака, прихрамывая, выныривает сгорбленная фигура в прорезиненном плаще.
– Цербер! Это я – Эльза! – слышится из-под маски противогаза.
Женщина останавливается и, тяжело дыша, опирается на палку. Ее ладонь скользит за пазуху. Пальцы в обрезанных перчатках нащупывают спиленную рукоятку двуствольного обреза, закрепленного ремнем у левого плеча.
«Да… стара я стала для таких прогулок», – думает Эльза, глядя на волкособа.
Сделав вид, что она просто оправляла капюшон, старуха произносит:
– У меня есть для тебя подарок!
Эльза стягивает котомку с плеча и, немного порывшись, достает из нее человеческую кисть с обгрызенными пальцами.
– На, держи!
Она кидает подачку. Волкособ, разверзнув пасть, на лету ловит обрубок и, довольно урча, бросает его подле себя. Придавив конечность лапой, он склоняет крутолобую башку. Исподлобья смотря на старуху, зверь вонзает длинные клыки в заледеневшую плоть.
Слышится хруст костей. Затем волкособ подходит к Эльзе. Стоя с ней вровень, почти не уступая ей ростом в холке, зверь позволяет женщине провести рукой по загривку. Запустив озябшие пальцы в густую шерсть, Эльза ласково говорит:
– Еще хочешь? Свежатинки, как ты любишь, – сквозь стекла противогаза колким льдом блестят синие глаза.
Зверь смотрит на старуху и облизывает ей руки.
– Следуй за мной, – приказывает Эльза.
Развернувшись, она ковыляет в глубь рынка. Волкособ идет за ней. Вскоре, заметив чернеющий провал в земле, напоминающий разверзнутую глотку, что ведет в самые глубины ада, старуха замирает. На мгновение ей кажется, что из тьмы на нее смотрят десятки пар глаз.
– «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной»… – шепчет Эльза. Затем, обращаясь к волкособу, она добавляет:
– Знаю, тебе не терпится отведать плоти шестерых грешников, ведь они хотят убить одного из моих детей, а значит, осмелились бросить вызов нашему Богу! Но ты должен выждать! Мне было странное видение… – старуха замолкает, точно раздумывая, продолжать ли разговор дальше. – Так надо. Пусть все пока идет по их плану, и грешники исполнят задуманное! Не мешай им, действуй только тогда, когда в бой пойдет основная масса, – Эльза заглядывает в глаза зверя. – Обещаешь? – она хочет дотронуться до волкособа, но Цербер внезапно скалится.
– Что с тобой? – тревожится старуха, озираясь по сторонам. – Они уже здесь? Ты чуешь их?
Из-под земли доносится неразборчивый говор.
– Они пришли! – выдыхает Эльза. – Обожди! – старуха придерживает рвущегося вперед Цербера. – Я слушаю, что они говорят! Чем-то недовольны, – Эльза смотрит на волкособа. – В этот раз я спущусь к ним одна. Чуть позже я догоню тебя и дам знать, когда начать охоту! А теперь иди!
Зверь, махнув хвостом, нехотя идет в сторону «МЕГИ», но через несколько шагов останавливается и оборачивается.
– Иди! – кричит Эльза, махнув клюкой. – А я должна навестить моих детей! – и под леденящий душу вой Цербера она медленно шагает во тьму провала…
* * *– Тень, ты слышал? – шепот Рентгена раздается прямо под моим ухом. – Как думаешь, далеко он?
– Нет, – я шарю прицелом по трассе. – Близко. Лежи тихо и готовься.
– Тень! – Лешка сопит и все не унимается. – А правду говорят, что примета такая есть – где волкособ прошел, там и каннибалы покажутся?
– Да отстань ты! – шикаю я на него. – Примет-то у нас не счесть, вот только волкособы как загонщики у них. А теперь будь добр, заткнись и жди!
Проходит не больше минуты, прежде чем я снова слышу его голос.
– Гляди, вот он! – Лешка чуть привстает. – Альбинос! Ведешь его?
Я, провожая взглядом крадущегося по эстакаде белоснежного волкособа, нехотя отрываюсь от прицела «мосинки».
– Вел! Пока ты не дернул! – рычу я шепотом. – Ты чего позицию демаскируешь, а?!
– Да я только разок гляну и обратно отползу.
Прильнув к окулярам бинокля ночного видения, Рентген цокает языком.
– Какой огромный! Весь в шрамах! Прикинь, сколько в нем дури! Слышь, Тень, – Лешка поворачивается, – а ты раньше видел таких? – не дожидаясь ответа, он протягивает мне бинокль. – На вот, посмотри.
Я мотаю головой. По правде говоря, болтовня Рентгена меня уже порядком достала. Но как наблюдателю ему нет равных. Глазастый, а то, что разговаривает много, так это обычное явление у него – мандраж, адреналин бьет, ведь не каждый день мы такие операции проворачиваем.
– Бери! – продолжает упорствовать Лешка. – Это тебе не через прицел смотреть.
Для того чтобы он отстал, протягиваю руку. Беру бинокль. Прильнув к окулярам, устанавливаю резкость. Смотрю на волкособа.
Зверь, бредя вдоль дорожного ограждения, неожиданно останавливается и к чему-то принюхивается. Понаблюдав за ним с минуту, отдаю бинокль Рентгену.
– Опа! Пропал! – теряется Лешка, шаря окулярами по эстакаде. – Куда он мог заныкаться?
– Да вниз спрыгнул, – поучаю я, – а ты прозевал.
– А чего он тогда Шестого на зуб не испробовал? – хмурится Рентген. – Ведь совсем рядом был!
– Чего! Чего! – передразниваю его. – Сытый, наверное! Не время сейчас в следопытов играть. Наблюдай! Только молча!
На этот раз проходит несколько минут, прежде чем Лешка снова трогает меня за плечо.
– Вот они! Появились черти! – горячо шепчет он.
Наблюдая за эстакадой в снайперский прицел, я вижу, как по ней бегут сгорбленные фигуры. Обычно каннибалы вооружены топорами, тесаками и самодельными копьями, но у этих замечаю и огнестрел. Автоматы или ружья – непонятно. Так, дело осложняется!
– Потрошителей двадцать пять… тридцать… Тридцать пять! Есть оружие, часть в противогазах, часть в респираторах, замотаны в плащи и какие-то рубища. Почему их здесь так много, а, Тень? – палец бойца гладит спусковой крючок.
– Не отвлекай меня! – шиплю Рентгену, мысленно прикидывая количество выстрелов.
Я бы и сам хотел знать, откуда здесь взялось столько уродов. Не похоже на них. Даже в случае охоты они такими большими группами не передвигаются. Что-то намечается…
Ветер доносит отчаянный крик Шестого. А вслед ему несутся гортанные крики, в которых с трудом угадываются осмысленные слова.
– Смотри, нюхачи! – Рентген вытягивает руку, тыча пальцем в сторону небольших существ с непропорционально длинными конечностями.
Помню, как однажды отряд Митяя грохнул такого и приволок в Убежище к Хирургу. Мы смогли рассмотреть тварь, чем-то напоминающую гигантского паука на четырех лапах, во всех подробностях.
Мы тогда еще спорили, из чего могло получиться такое существо, но так и не пришли к единому мнению. Разум отказывался верить, что такое могло вырасти, например, из ребенка…
