Олег Шовкуненко - Оружейник. Бой без правил

— Раза три-четыре видел их летательные аппараты, — припомнил старик. — Один даже прошел довольно близко, да только тем все и ограничилось.

— Повезло, — встрял я в разговор. — А то вполне могли вкатить из чего-нибудь плазменного. Они ведь в Троицке за институтами гонялись?

— Ошибаетесь, — Ипатич галантно поддержал Лизу, когда та споткнулась об арматурину, торчавшую из битой ступеньки. — Наш институт не тронули, спектроскопию тоже, да и вон ускоритель стоит, целехонький.

— За что же тогда город? — удивился я.

— А город это наша вина, — припоминая прошлое, старик весь сник. — Я же говорил, военные заказы институту Курчатова передали. Пушку они там какую-то строили, то ли мезонную, то ли аннигиляционную, слухи разные ходили. Ясно только, что эта установка должна была пробить защитные поля ханхов. Как там у них дела продвигались не знаю, полностью была готова установка или частично. Факт только, что когда над Троицком завис инопланетный корабль, Курчатовцам приказали ее применить.

— Сбили? — мрачно поинтересовался Загребельный.

— Кого? — не понял Серебрянцев.

— Корабль, говорю, сбили?

— Скорее всего, нет, — Даниил Ипатич пожал плечами. — Не видел я обломков. Да и боя как такового тоже не видел. Вовремя в бомбоубежище спустился. А когда вибрация от стен пошла, тут и стало понятно, дела там наверху невеселые. Включил я тогда наш старенький дизелёк, начал очистку воздуха, да так и просидел под землей целую неделю. Подойду к наружной двери, проверю, попробую и снова возвращусь назад. Сажусь ждать.

— А что дверь сильно нагрелась? — полюбопытствовал Леший. — Не похоже чтобы вблизи вашего института уж очень полыхало. Вон, вы даже говорили, что и аппаратура кое-какая уцелела.

— Ошибаетесь, молодой человек, — старик притормозил и в упор поглядел на Андрюху. — В том то и дело что дверь была холодная, ледяная, я бы сказал.

По превратившемуся в шепот голосу ученого, по тому как он весь съежился и задрожал, я понял, что те дни стали самыми жуткими моментами в его жизни. И, скорее всего, Ипатич нам далеко не все рассказал. Полагаю, кроме лютого холода было что-то еще… гораздо более страшное.

— Ничего не понимаю, — удивленный возглас подполковника ФСБ прервал мои мысли. — Поему холод? В городе ведь все горело?

— Это кто вам сказал? — старик встрепенулся.

— Однажды повстречался мне один свидетель… — я пришел на помощь приятелю. — Местный он, из Ильичевки. Рассказывал, что Троицк был покрыт куполом плотного и яркого огня, будто сам воздух горел.

— Любопытно, — кивнул Серебрянцев. — А что он еще говорил?

— Да вроде бы все… — я пожал плечами. — Через несколько дней огонь исчез, и город предстал таким, каким мы его видим сейчас.

— Не думаю, что это можно назвать огнем, — Даниил Ипатиевич говорил то ли для нас, то ли просто рассуждал вслух.

— А что же? — Блюмер нахально протиснулся поближе к пожилому ученому.

— Свечение ионных потоков. Портал.

— Что?! — эхо от моего возгласа отправилось гулять по пустынным лабораториям.

— Город побывал где-то… — пояснил старик. — В каком-то другом мире. Я в этом полностью уверен.

От слов Серебрянцева по спине поползли мурашки. Сразу вспомнилась давешняя прогулка по кажущимся нереальными, рожденными в кошмарном сне улицам. Черный город посреди черной пустыни. Если он стал таким за несколько дней, проведенных в чужом мире, то как же тогда должен выглядеть сам этот мир? Наверное, ад… настоящий ад, место, в котором гнездится весь ужас вселенной, где обитают невиданные монстры.

Сознание сразу зацепилось за слово «монстры» и выдало их портрет. Трехметровые грязно-зеленые шестилапые ящеры. Передняя часть их омерзительного чешуйчатого туловища поднято вверх как у кобры. Оно высоко вздымает над землей две тонкие, словно змеи, хватательные конечности и маленькую голову, которая, казалось, состоит только лишь из чудовищной кровожадной пасти и двух огромных желтых фасеточных глаз. Кентавры! Именно кентавры приходят к нам из параллельного мира. Может даже именно из того, в котором побывал Троицк. Интересно, знает ли что-нибудь об этом Серебрянцев?

Спросить я не успел. Мы уже спустились на первый этаж и оказались в широком коридоре, ведущем в соседний корпус. Здесь, как и везде, пол был устлан ковром из битого стекла вперемешку с кусками штукатурки. Около стен валялись обрывки почерневшей минеральной ваты и покореженные оконные профиля. Однако я отметил это лишь краем глаза. Все мое внимание было сосредоточено на кое-чем ином. На одной из стен, прямо поверх трещин и выбоин черной краской было написано: «Отыщи Джулию». Увидев эту надпись, я остановился. Что-то в ней было. Она чем-то меня затронула. Нет, не сам смысл. С Джулией я знаком не был и искать ее конечно же не собирался. А вот большие печатные буквы… стиль, в котором они были написаны… Где-то я уже видел этот небрежный размашистый почерк.

— Понятия не имею откуда она взялась, — Даниил Ипатиевич заметил мой интерес к настенной росписи. — Давно уже здесь. Наверное кто-то из прохожих написал.

— И много здесь прохожих? — поинтересовался Леший.

Старик поскреб затылок:

— Да, пожалуй, за последние полгода вы первые будете.

— Оживленное местечко, ничего не скажешь! — присвистнул Клюев.

— Согласен, — Ипатич смущенно улыбнулся. — Только другого у меня все равно нет. Это и дом, и работа, и вся моя жизнь.

Будто стараясь поскорее подтвердить это, ученый принялся нас поторапливать:

— Идемте, она там, в производственном корпусе.

Лабораторно-производственный корпус походил на сборочный цех небольшого заводишки по выпуску холодильников или стиральных машин. Но опытный глаз сразу мог определить, что не все так просто. Судя по некоторым признакам, наряду с основным производством здесь втихаря подрабатывали сборкой межпланетных космических кораблей. Несколько именно таких конструкций я и разглядел в темных закутках обширного крытого павильона. Само собой большая часть оборудования и экспериментальных образцов несли печать разрухи и запустения. Темно-серая пыль, мутные, неопределенного происхождения потеки, лохматая ржавчина, разорванные и сгоревшие кабеля, расплавившиеся пластиковые панели. Все мертво и недвижимо.

Однако, преодолев два десятка метров, продравшись сквозь железные заросли мертвых установок и агрегатов мы с удивлением обнаружили, что и в этом темном царстве имелся свой персональный лучик света. В глубине мрачного зала, по соседству с переходом в третий, самый большой корпус, горел свет. Было необычайно сложно поверить, что я действительно вижу электрический свет. После адовой черноты погибшего города, после липких пут пустоты и забвения, саваном спеленавших весь институт, после основательно разгромленного главного лабораторного корпуса, это и впрямь казалось настоящим чудом.