Вечерний Чарльстон - Максим Дынин
– Вы про «Хижину дяди Тома»? – спросил меня Эванс.
– Не только, но она – живой тому пример. Но я в первую очередь о том, что Конгресс впервые получит большинство, состоящее на очень немалый процент из аболиционистов. И что северная пресса в последнее время ничего хорошего про южан не пишет.
– Но это еще не причина…
– Вы правы. Но есть и другие моменты. Во-первых, часть нашей национальной природы, особенно на Севере, заключается в поиске врага. И если враг имеется – индейцы, французы, англичане, мексиканцы, то его сначала демонизируют, а потом против него ведется война.
– Да, – заговорил Батлер, тряся своими подбородками. – Но и это не доказательство.
– Есть и другие. Наша служанка Агнес ранее работала на Натаниэля Бэнкса. И она может подтвердить, что в конце мая в Нью-Йорке состоялся тайный слет наиболее радикальных членов новой коалиции. Всего она не знает, но следующим спикером нижней палаты станет, судя по всему, некто Джошуа Гиддингс…
Бойс и Эванс выругались в унисон, а я продолжил:
– И почти все разговоры были про прекращение рабства и освобождение всех рабов, либо про то, как именно ограничить южан в правах.
Неожиданно ответил Бойс:
– Мистер Домбровский, а почему мы вам должны верить? Вы же янки.
– Ну, во-первых, не янки, а нью-йоркец[87]. Да, я знаю, я все равно с Севера. Но, видите ли, я еще и русский – а для русских очень важна справедливость. И я считаю, что то, чего они добиваются, иначе как вопиющей несправедливостью не назовешь.
– Вполне возможно, что вы правы, – заговорил Бойс. – Я только что получил телеграмму, вызывающую меня на заседание Конгресса в Вашингтон. Она меня очень удивила – как вам, наверное, известно, сессия Конгресса начинается, как правило, первого декабря и длится до весны следующего года. Так завели отцы-основатели, дабы конгрессмен или сенатор мог посвятить себя сельскому хозяйству вне этого времени. А сейчас меня зовут в Вашингтон уже к первому августа. Причем сенаторов пригласили к первому сентября.
– Я бы на вашем месте продумал маршрут эвакуации, – сказал я. – Ведь никогда не знаешь, что ребятам из Новой Англии и сопредельных земель придет в голову.
– Вы правы, друг, – кивнул Бойс. – Ну что ж, сделаем, как вы рекомендовали. Да, и то, что вы говорили про закупку хлопка и табака, остается в силе?
– Да, – ответил я.
– Ну что ж… посмотрим, чем дело кончится. Мы завтра с утра уходим в Балтимор, а оттуда в Вашингтон. Попробуем не допустить того, что вы мне рассказали.
17 июля 1855 года. Австрийская
империя. Прессбург. Старая ратуша.
Генерал-майор Гвардейского Флотского
экипажа Андрей Борисович Березин,
советник Министерства иностранных
дел Российской империи
Переговоры между австрийцами и нашей делегацией было решено провести не в Вене, а в Братиславе, или, как этот город именовался в этом времени, в Прессбурге. Руководствовались мы в данном случае тем, что в Вене наши посланники чувствовали бы себя не совсем уютно – император и его приближенные у себя дома, а мы, словно бедные родственники, у них в гостях.
Были и другие причины – Прессбург находится недалеко от Вены, и добираться туда австрийцам не так уж хлопотно. К тому же в рукаве у нас был один сильный козырь – наша делегация прибыла в Прессбург по Дунаю на одном из трофейных британских колесных пароходов в сопровождении «Выборга». Надо было показывать товар лицом – пусть австрийцы полюбуются на наши корабли из будущего и прикинут, с чем им придется в случае чего иметь дело. Ведь достаточно такому кораблю подняться по Дунаю и навести свои орудия на императорский дворец в Вене…
Австрийцы всегда славились своим умением тянуть время. Поэтому они изрядно помотали нам нервы, согласовывая чисто формальные моменты. Наших оппонентов очень удивило, что с нашей стороны делегацию будут возглавлять два человека. И если с князем Горчаковым они были уже достаточно знакомы, то Игнатьев для них был абсолютно неизвестен. Недавно созданная австрийская контрразведка еще была неопытна, и люди, только-только призванные на работу в Эвиденцбюро[88], не могли сказать ничего путного о каком-то там обер-квартирмейстере Балтийского корпуса.
Как бы то ни было, но переговоры все же начались. Для того чтобы познакомиться с русскими и их странным кораблем без парусов, в Прессбург прибыли два старших Габсбурга. Император, правда, ограничился приветственной речью и торжественным обедом во дворце Грашалковичей, после чего поспешил откланяться и отправился снова в Вену. А вот Максимилиан, восхищенный «Выборгом», нашел предлог, чтобы посетить наш корабль, и долго-долго его осматривал (понятно, с нашего разрешения). Процесс знакомства командующего австрийским флотом с боевым кораблем конца ХХ века напоминал озвучку немецкого порнофильма: сплошные ахи и охи, да вариации на тему «даст ист фантастиш!»[89].
Мне этот парень понравился. Зная о его печальной судьбе – в нашей истории в 1867 году он, успевший всего три с небольшим года побыть императором Мексики, будет расстрелян своими неблагодарными подданными – я старался быть поучастливее в отношении него, тем более что фанаберией он не страдал и, как я понял, действительно любил море и флот.
Официально он возглавлял австрийскую делегацию. Хотя, конечно, фактически ее руководителем был наш старый знакомый граф фон Рехберг унд Ротенлёвен. Император снял с него опалу и снова назначил министром иностранных дел Австрийской империи. Именно поэтому переговоры о заключении договора, который должен был разрешить все возникшие между нашими странами коллизии, шли без каких-либо неприятных сюрпризов. За основу был принят договор, который подготовил фон Рехберг во время своего предыдущего пребывания на посту министра иностранных дел. Естественно, с учетом последующих провокационных демаршей австрийцев, некоторые статьи договора стали более жесткими для Вены, а мы, в свою очередь, добились некоторых дополнительных преференций для себя.
Тут хорошо поработал Горчаков – он по праву считался асом европейской дипломатии и мог сформулировать ту или иную статью документа так, что она уже не подлежала какому-либо двойному толкованию. Ну, а Николай Павлович Игнатьев занимался чисто военными вопросами. Он с помощью фотографий продемонстрировал австрийцам образцы нашей военной техники и, особо не вдаваясь в подробности, рассказал о том, как эта техника показала себя во время боевых действий против союзников на Балтике и в Крыму.
На всякий случай у нас были готовы небольшие видеофильмы, снятые нашими ребятами в ходе боевых действий. Но мы решили пока не дожимать австрийцев, которые и так чувствовали себя не в своей тарелке. Надо будет – покажем и впечатлим. Ведь кроме «Выборга» и колесного пароходика по Дунаю поднялся буксир с баржей, в которой хранился запас горючего для «Выборга» и еще кое-что, заботливо укрытое старыми парусами. Австрийцам очень хотелось сунуть нос под этот брезент, но охранявшие баржу суровые финны, держа ружья наизготовку, старательно делали вид, что плохо говорят по-русски и вообще не понимают по-немецки. А офицер, который ими командовал, лаконично посоветовал не в меру любопытным со всеми вопросами обращаться к главам русской делегации, так как груз на барже официально числился дипимуществом и какому-либо досмотру не подлежал.
Радиостанция «Выборга» регулярно отсылала сообщения о ходе переговоров в Одессу, откуда их ретранслировали в Петербург. Все шло своим чередом, но сообщения наших агентов настораживали – вокруг переговоров в Прессбурге шла какая-то подозрительная возня. Мы уже обнаружили и идентифицировали несколько сотрудников британской разведки, а также тех, кто проходил у нас по списку «потенциальные террористы». Понятно было, что наши недоброжелатели сделают все, чтобы сорвать переговоры. Легче всего это можно было бы сделать, совершив покушение на австрийского императора и его брата. В результате в Австрии могла вспыхнуть свара, которой не преминут воспользоваться наши враги и обвинят нас во всем случившемся. А этого нам совсем не хотелось.
Я посоветовался с Горчаковым и Игнатьевым и приказал усилить охрану членов нашей делегации и кораблей, стоявших на Дунае. По линии же спецслужб началась разработка подозрительных лиц из числа поляков и итальянцев, которые могли бы совершить теракт против императора Франца-Иосифа и герцога Максимилиана. Ошибаться нам в данном случае нельзя – на карту было поставлено очень многое…
28 июля 1855 года. Балтимор.
Мейбел Эллисон Катберт-Домбровская,
она же Алла Ивановна
– Ник! Мейбел! Как я рад вас видеть!
Я бросилась в объятия нашего друга Фрэнка Ки Говарда, дожидавшегося нас у своего экипажа прямо у пирса. А его слуга сноровисто размещал наш багаж в соответствующем отделении.
– Лидия ждет вас не дождется! Поехали поскорее! Расскажите, как вы добрались!
– Да все было нормально, – улыбнулся Ник. – Ты знаешь, наш флот захватил несколько английских торговых кораблей в Ирландском море. Их каким-то образом модернизировали – то есть улучшили, в частности, паровой двигатель и установили более сильную артиллерию. Я не силен в технике, и не могу тебе точно рассказать, что конкретно было усовершенствовано, но максимальная скорость теперь составляет около десяти узлов, крейсерская – восемь. Каюты на них, правда, не слишком удобные, и лучше
