Дэйв Дункан - Герой!
Клинок был уже в пределах досягаемости и слишком близко, чтобы одновременно следить и за пистолетом, и за глазами Вауна. Его взгляд неуверенно прыгал то вверх, то вниз. Следующее движение было бы откровенным насилием, и если в гимнастическом зале он частенько встречался с подобного рода ситуациями — это была реальность. Ваун не выказывал ни малейших признаков беспокойства, что его не успокаивало.
— Политическая история, сэр. Боевые искусства.
— Почему боевые искусства?
— Сломал руку, сэр.
Ему повезло, что его одноклассники только руку ему и сломали. Ваун бросил пистолет через плечо на кровать.
— Я бы не стал сражаться с Первым без необходимости. Знаешь что? Ты все же слишком ценен, чтобы тебя пристрелить! Братья бы немало заплатили за образец твоего генотипа: они постоянно стараются усовершенствовать свою схему.
Глаза парня блеснули, как случалось всякий раз, когда он подавлял гнев или то, что считалось бы гневом среди обычных представителей дикой расы. Однако в том, что он — человек, сомнений быть не может. Доггоцевские гномы уж проверили его клеточные ядра с предельной аккуратностью.
Ваун улыбнулся.
— Ну давай, бери меня силой. Я редко уступаю лейтенантам.
Насмешка наконец прозвучала вслух.
— Вам это легко, — грустно сказал Клинок. — Вы лучше от природы.
— А тебе это было сложнее? Ты был явно намного лучше других в школе.
— Нет, это не было легко, — по-прежнему спокойно сказал Клинок. — Я из кожи вон лез, черт, старался, каждую минуту. Еще когда мне было семь лет, я хотел стать похожим на адмирала Вауна настолько, насколько смогу.
Его мать была квартирмейстером в Хайпорте; он не хлебнул участи слизняка, подобно Вауну. Но никто, будучи столь успешным, как Клинок, не мог бы быть популярен и любим, даже будь он одарен чувством юмора и несколькими чисто человеческими слабостями. А в данный момент он явно собирался прыгнуть на Вауна.
— Ты столь совершенен, что тебе это во вред, — задумчиво проговорил Ваун.
— Мозги у тебя усохли от юношеских мечтаний о славе и героизме. И ты никогда не страдал от унижений, надо думать. А унижения так полезны для формирования характера. Уйди сейчас, потому что, если начну я, я, несомненно, окажу тебе услугу и выбью из тебя все это дерьмо.
Клинок широко улыбнулся.
— Я бы предпочел, чтобы вы ударили первым, сэр.
— Полагаешь, у тебя есть шанс?
— Никакого, сэр. Но я все же попытаюсь. Ваун должен бы быть сейчас взбешен не на шутку. Где его адреналин? У Клинка белые губы, но он не трепещет, и этого должно быть достаточно для того, чтобы разбудить в Вауне кровожадность.
— Я из тебя кашу сделаю.
— Я согласен, сэр. Сумасшедший, тупой самоубийца!
— Зачем? Ты знаешь, что замыслил Рокер? Клинок замешкался.
— Фейрн знает Куилда. Она говорит, что он авторитет в области пиподов, сэр.
Боги и планеты! Пиподы? У Вауна сердце замерло, застучало снова, но теперь не за счет бренди.
— Ой, вот что! — сказал он, передернувшись. — Понятно. Разумеется.
Какой мерзостный способ убийства!
— Сэр?
— Я объясню тебе, что замыслил адмирал. Он собирается скормить меня пиподам.
— Не похоже на правду, сэр. — Клинок чувствовал, что желание драки улетучивается из Вауна; он расслабился настолько, что смог облизать губы.
— Даже если ты поверишь мне, — вздохнул Ваун, — ты все равно попробуешь доставить меня ему, так?
— Да, сэр. Это мой долг, сэр. И ваш. Он именно это и хотел сказать. И он был хорошим стрелком. Слишком хорошим, неохотно согласился Ваун, для того даже, чтобы пострадать настолько, насколько пострадал от рук Вауна тот хамоватый лейтенант прошлой ночью. А если повторить это упражнение, то у Рокера появятся все нужные ему оправдания.
— Ладно, — сказал он устало. — Пойдем! Веди меня.
Представители дикой расы сражаются за территорию чуть ли не так же одержимо, как и за секс. Рокер посчитал, что завоевать обратно Вэлхэл, украденный у него давным-давно Вауном и Мэви, — чистое веселье.
***
В своей новехонькой форме лейтенант Ваун стоит по стойке «смирно» настолько прямо, что, кажется, вот-вот зазвенит, как струна. Каменным взором он смотрит перед собой в большие хрустальные окна, на бескрайний океан за ними, бегущий навстречу небу. Вокруг него огромная зала блещет мебелью и утварью, а также медалями и нашивками захватчиков. Наваленные как попало по креслам и диванчикам, тут собрались набобы и сегуны планеты, адмиралы ультийского главнокомандования. Они в бешенстве пялятся на совершенную копию коммодора Приора, которого знали так давно.
Власть и богатство.
Несомненным центром этой кучи властителей является адмиралиссимус Фрисд собственной персоной. Ее форма сияет ярче прочих, блещет украшенными драгоценностями орденами и медалями; один взгляд ее зеленых глаз может заставить замолчать даже Рокера. Рядом с ней на диване сидит несообразно скромный капитан с толстой шеей и длинными ресницами. У него чересчур широкие плечи галорианца, а ее тонкая рука покоится на его бедре.
Мэви рассказала Вауну о Фрисд. Ей двести тридцать лет, может быть, даже двести сорок; более века она была адмиралиссимусом и безжалостно истребляла всех потенциальных преемников. Часто меняет любовников и кичится ими, как доказательством своей неувядаемой жизненной силы; упивается скандалами.
Ваун не слишком хорошо видит Фрисд, глядя прямо поверх ее головы, но был бы более чем согласен способствовать ей в учинении скандалов. Великолепно! Эта мысль напоминает ему о Мэви и о ее прощальном поцелуе, когда ему было предписано предстать перед сей комиссией.
Сейчас совет ждет комментариев адмиралиссимуса.
— Да, сходство потрясающее, — говорит она в конце концов. У нее низкий и хриплый голос. — Скажите что-нибудь, лейтенант. Можно Клятву Верности.
Монотонно, словно автомат, Ваун повторяет древние слова.
— Акцент, конечно, не тот. Но это мы подправим. Вольно, лейтенант.
Это значит: «Посмотри на меня!», и Ваун подчиняется.
Фрисд еще некоторое время разглядывает его, а потом убирает руку с бедра капитана.
— В чем ты отличаешься от настоящих людей мужского пола, лейтенант?
Кранц! На что она намекает?
— Только в некоторых биологических тонкостях, мэм, насколько мне известно.
Я так понимаю, что у меня меньшее число хромосом… типа того.
— То есть, невооруженным глазом ничего невозможно заметить?
Некоторые из наблюдателей неуверенно улыбаются, а Ваун чувствует, как краска ударяет ему в лицо.
— Это верно, мэм.
Фрисд загадочно улыбается и смотрит на Рокера.
— Он и впрямь так стоек, как это записано в доггоцевских бумагах? Высшие достижения во всем на свете?
— Несомненно, мэм. Похоже, что он научился всему, не особо стараясь.
Первого стрилера он выловил со второй попытки.
«А еще я выловил твою любовницу, Рокер. И уложил твою девчонку в твою собственную постель, Рокер. Попроси службу безопасности, чтобы она показала тебе запись. Рокер».
Если не считать Вауна, Рокер — единственный, кто стоит на ногах. В сидящих вокруг него людях Ваун узнает дружков и советчиков Рокера: Уэджери, Малгрова, Шрина. Инструкции Мэви оказывались полезными при том, что в комнате бушевали невидимые потоки раздражения. Фрисд давно уже пережила обычные сроки самоустранения — злые языки шептали, что ей приходится принимать бустер каждые два-три часа, и очень скоро начнется отторжение его организмом. Падальщики дрались за первый кусок туши, и то, как Рокер выступил в деле разоблачения Приора, выдвинуло его на передовую позицию. Его противники от отчаяния объединились, и Фрисд собрала совещание, чтобы вынести решение.
Если она поддержит Рокера, он победит. В прошлом Фрисд всегда властвовала, разделяя, и разоружала банды, сражая главарей.
Очевидно, такая игра по-прежнему была ей по душе. Она загадочна.
— Как я поняла, лейтенант, вы согласились участвовать в переливании сознания заключенного Приора.
— Мэм.
— Вы с ним не знакомы?
— Нет, мэм.
— Полагаю, что он намного старше вас, но биологически вы близнецы. Ты обязан знать, что будет с ним. Как ты относишься к тому, чтобы уничтожить своего брата-близнеца?
— Мэм, он изнасиловал мою мать. Он свел ее с ума.
Фрисд кривит губы и кивает. Ее задумчивый взгляд бродит по напыщенной компании.
— Были ли прецеденты выкачки мозгов у коммодоров?
Молчание тянется бесконечно, пока один долговязый, до чудного краснолицый мужчина не говорит:
— Очевидно, нет, мэм, иначе адмирал Рокер нам бы о них рассказал.
Фрисд смотрит на Рокера. Ее шея не толще руки Вауна.
Длинная губа Рокера лишь чуть-чуть кривится.
— Если вы помните историю бунта на «Молнии», мэм, вы согласитесь: то, что сделали там с главарями, было гораздо хуже, чем выкачка мозгов.
Фрисд морщится. — Надеюсь, мы не докатимся до варварства древних времен, адмирал. Давайте проголосуем… предварительное отношение собрания к вопросу. Многие ли считают переливание сознания оправданным в данных обстоятельствах?
