Елена Ершова - Неживая вода
Вот сейчас обнимет она сзади. Вот шепнет в уши: "Игнашша…"
Парень очнулся от дремоты, выпрямился и огляделся.
Туман стлался теперь у самой земли, грязным бинтом стягивал изломанные кости деревьев. Где-то раздавались сырые чавкающие звуки, словно кто-то, причмокивая, пил из крынки топленое молоко. Потом послышался тяжкий и глубокий вздох.
Игнат подскочил, спросил негромко:
— Кто здесь?
Голос прозвучал глухо и сорвано, пальцы судорожно вцепились в приклад.
Тишина.
Ветер улегся. Деревья гнули к земле уродливые макушки, будто кланялись Игнату в пояс: не гневайся, пан, пугать тебя не собираемся. За ближайшей елью почудилось движенье.
Облизав губы, Игнат вытолкнул из горла сакральное имя:
— Званка?
И замолчал, ожидая ответа, всмотрелся напряженными глазами в клубящийся, будто подсвеченный изнутри, туман.
Но это была не она.
От ближайшей ели отделилась фигура: шаль соскользнула с головы, плетью упала за спину темная коса.
— Марьяна?
Кинуло в жар. Из-под шапки на лоб выкатились крупные градины пота.
— Холодно-то как, — жалобно прошептала Марьяна и зябко охватила себя за плечи.
Это не могло быть реальностью. Разве не уехала она на родину, провожая предавшего ее Игната взглядом растерянным и скорбящим? Сколько с той поры времени утекло, сколько дорог исхожено. Ждали впереди гнездо вещей птицы и потаенный родник с мертвой и живой водой, в который всей душой верил Игнат, а не верила одна только Марьяна.
Но теперь она была здесь — озябшая на морозе, растерянная, живая…
— Не могла я уехать, Игнаша, — тихо сказала девушка и заплакала. — Ведь люблю я тебя! Полюбила сразу, как только увидела. А ты — оставил. И ради чего? Ради костей, давно истлевших? Ради дурацкой фантазии?
Сердце заныло, сжалось от нахлынувшей вины. Ружье выпало из ослабевших пальцев, глухо ударилось о землю.
— Прости, — выдохнул Игнат и шагнул навстречу.
Марьяна отступила.
— А если не любишь, — сглотнула она злые слезы, — зачем обещал мне? Зачем обесчестил? Опозорил перед добрыми людьми. На смех поднял.
Она вытерла ладонью лицо, и отступила еще дальше, в туман. Игнат потянулся следом. Волны вины окатывали его с головы до ног. В ушах шумела, пульсировала кровь.
— А если любишь — то докажи! — продолжала Марьяна. — Докажи прямо сейчас! Обними меня, Игнат!
Она остановилась — дрожащая осинка на промозглом ветру.
Игнат подошел решительно, взял за руку и удивился, обжегшись о ледяное прикосновении.
— Да ты совсем замерзла! — сказал он.
Поднес ко рту ее маленькую и узкую ладонь, подышал на пальцы. Марьяна прижалась к нему продрогшим телом. Глаза — круглые, серые, подернутые весенним подтаявшим ледком, — смотрели строго и требовательно.
— Любишь? — просящее выдохнула она.
— Люблю, — в ответ шепнул Игнат.
И потянулся, чтобы поцеловать. В последний момент ноздри защекотал болотный гнилостный запах, но Марьяна уже крепко обвила Игната руками, прижимаясь все теснее, словно хотела раствориться в нем без остатка. Пила поцелуй долго, сладко, и воздуха уже не хватало.
Игнат попытался отстраниться. От нехватки кислорода больно кололо в легких.
Пальцы уперлись в мягкую Марьянову грудь, и, не встречая сопротивления, погрузились в плоть, будто в тесто. Волна панического страха захлестнула с головой. Продолжая давить ладонями в эту кисельную податливую жижу, Игнат сделал над собой усилие и рванулся, как раненый зверь из силка. Раз, другой…
Чавкнула, облизнувшись, текучая мгла. Игнат жадно глотнул воздуха, но вместо морозной свежести ощутил заполнивший ноздри и легкие гнилостный смрад болота. Он закашлялся, открыл слезящиеся глаза.
И не узнал своей Марьяны.
Ее голова вспучилась волдырями, расплылась, теряя последние очертания милого лица. Тело раздулось, как пузырь, наполненный газами и гнилью. Из-за ее спины выхлестнула черная коса — струя спрессованной грязи, — закрутилась вокруг Игната, сдавила грудь. Он попробовал рвануться снова, но лишь глубже провалился в трясину. Тогда существо, что было некогда Марьяной, улыбнулось, отчего пузырь лица раскололся надвое.
— Игнашш… — имя вышло из трещины рта вместе с вонью прелого болота.
И голова существа лопнула.
Игната обдало сгустками разлетевшейся жижи. Он зажмурился, попытался закричать, но рот плотно забило тиной — словно на лицо опустили сырую и плотную грязевую подушку. Игнат снова начал задыхаться. Боль в легких стала столь невыносима, что казалось, они сейчас лопнут, как перекаченные гелием шары.
И тотчас где-то совсем рядом громыхнул выстрел.
Уши Игната заложило, и будто сквозь вату, он слышал шипение и свист, который мог бы исходить из проколотого колеса. Грязевая подушка скользнула с лица, позволяя Игнату дышать снова. Он сделал несколько судорожных глотков, закашлялся, подавившись болотной тиной. Выстрел повторился.
Игнату показалось, что его толкнули в грудь. Он качнулся, но не упал — колени все еще плотно держало кольцо болота.
— Эй, парень! — послышался знакомый голос. — Ты в порядке?
Игнат отплевался от грязи, свободной рукой оттер лицо.
В беспросветной мгле он едва разглядел склонившуюся фигуру Эрнеста, но близко тот отчего-то не подходил и, держа в одной руке ружье, другой хватался за сухую корягу.
— Что это было? — прошептал Игнат, словно только что от сна очнулся
Он хотел шагнуть навстречу Эрнесту, но сытно чавкнула под ногами трясина, и ноги провалились теперь по бедра. Рядом вскипали и лопались жирные пузыри, вонь стала еще более едкой, удушливой.
— Стой, где стоишь! — предупредил Эрнест.
Его силуэт качнулся — медленно, будто прощупывая почву. Рука перехватила склоненную над низиной еловую ветку.
— Говорил же тебе, не уходи далеко! — снова донесся сердитый голос Эрнеста. — Сожрали бы тебя за милую душу!
— Кто? — рассеянно спросил Игнат.
В ушах все еще стоял булькающий звук и тихий свистящий шепот.
— Болотницы, конечно!
Эрнест присел на корточки. Должно быть, вглядывался в туман и шевелящуюся жижу, в которой намертво застрял Игнат.
— Хорошо, что я ружье перезарядил, — продолжил Эрнест. — Соль их, как слизней, разъедает. Как же она тебя заманила-то? Кем перекинулась?
Топь под ногами чавкнула снова, и, холодея, Игнат почувствовал, как жижа поднялась до самого его пояса.
— Эрнест! — в страхе выкрикнул он и подался вперед, потянулся руками к спасительному берегу.
Под рукой надулся и лопнул пузырь, окатил Игната зеленой тухлой водицей. Он вздохнул, закашлялся и с ужасом почувствовал, как провалился в трясину еще на ладонь.
— Помоги!
Бывший сельский учитель не спешил. Вздохнул, оперся ружьем о кочку.
— Знаешь, парень, — заговорил он спокойно, — а я ведь в этом сезоне на промысел идти не собирался. Думал, наконец, огородом заняться. Лето бы пережили, а к зиме бы разнорабочим устроился. Сенька давно меня просит с этим делом завязать… С пьянством то есть. А как завяжу — так и работу хорошую найду. Верно ведь?
Игнат закрылся рукой от нового лопнувшего почти у самого лица пузыря. На вязкой каше осели и принялись растворяться белые соленые крупинки.
— Если бы не ты, парень, — продолжил Эрнест, — сидел бы я сейчас дома, и сын под моим присмотром был, а не у этой змеи Вилены.
Он покачал головой и трубно высморкался.
— Тут того и гляди, заболеешь. Или на зуб волкам попадешь, или болотникам. Предупреждал ведь, что места гиблые. Вот теперь ты на своей шкуре испытал.
Игнат старался сохранять спокойствие, насколько это было возможно в его положении. От гнилостной вони кружилась голова, и он дышал через рот, одновременно напрягая мышцы ног, пытаясь найти под собой опору. Но опоры не было.
— Эрнест, — как можно спокойнее заговорил он. — Прости, что втянул тебя в это против воли. Прости, что не слушался, за это теперь расплачиваюсь. Только обещаю, что если вытащишь меня, все, что найдешь — твоим будет.
— Так уж и все? — хмыкнул Эрнест. — А что же себе оставишь?
Игнат заколебался. Но трясина вновь облизнула его ноги, обняла рыхлыми руками, потянула вниз.
— Мне ничего не надо, — поспешно сказал Игнат. — Только мертвую воду добыть. За этим иду.
— Вот оно что, — протянул Эрнест.
И в голосе его снова послышалась насмешка.
Игнат заволновался. Болото засасывало все глубже, грудь снова сводило спазмами, в висках стучало.
— Сделку я заключил, — торопливо продолжил Игнат. — Коли добуду мертвую воду, вернут мне мою Званку. Не смог я ее спасти, так теперь оживить хочу.
