Грэм Макнилл - Ангел Экстерминатус
Кассандр плюнул ему в лицо, а мгновение спустя он стоял на коленях и кричал.
По всему его телу прошла вспышка немыслимой агонии, распространяясь от ничтожной царапины на плече и погружая его в боль, какой он раньше не знал. Его кровь горела, его органы лопались, его кости раскалывались в порошок. Тело Кассандра подвергалось всем мыслимым болям, самым жестоким мучениям, самым бесчеловечным пыткам. Они накладывались друг на друга и приумножались, разрывая его на куски, разламывая его на составные части и каждой этой части доставляя те же муки.
Кассандр перекатился на спину, содрогаясь от тошноты, трясясь, обливаясь потом, крича.
— Восхитительно, правда? — сказал Фабий. — Сначала я думал, что разум в мече был абсолютно безумен, что он мог только убивать. Но я обнаружил, что страдание ему тоже нравится, и характер его воздействия можно менять, если знаешь, как попросить.
— Убей меня, — процедил Кассандр сквозь красные от крови, сжатые зубы.
Фабий покачал головой.
— Нет, это был просто урок. Ты слишком ценен, чтобы тебя убивать, хотя и не настолько, чтобы не позволять тебе мучиться.
Боль начала ослабевать, но Кассандр все еще не мог двигаться. Его болевой порог остался так далеко, что он не сумел был подняться, даже если бы сам Император приказал ему. Он дрожал, хныча как новорожденный, а между тем над ним нависли тени. Обернутые в плоть сервиторы, с издающими статичный шум ртами, с зашитыми глазами, с лоскутными телами, с не принадлежащими им конечностями, подняли его с пола, пока Фабий вешал на стену меч с кремниевым лезвием.
— Поместите его вместе с тератами, — приказал Фабий.
Велунд уже путешествовал к регионам космоса, где причудливое измерение варпа проникало в реальный мир, но в этом шторме было что-то особенное. Он занимал весь обзор на наблюдательной площадке, наполняя сводчатый отсек пеленой неестественного фиолетового света.
«Сизифей», как и большинство кораблей Десятого легиона, был предельно функционален по своему устройству, как и следовало рабочему космическому транспорту. Было занято меньше половины сервиторных станций, остальные же почернели от огня.
На платформе, которую обычно занимал магистр двигателей, стоял фратер Таматика. Магистр погиб в огне, став жертвой побочного урона от бортового залпа Альфа-легиона. Магистр артиллерии тоже был мертв, и наполовину механический Вермана Сайбус, старший из выживших ветеранов-морлоков, обслуживал аппаратуру управления огнем.
И в лучшие времена здесь не раздавалась пустая болтовня, теперь же, под неумолимым взором варпового шторма, мостик «Сизифея» стал попросту мрачен. Иначе быть не могло: слишком многие погибли здесь во время побега с Исствана, и даже Таматика удерживался от своих саркастичных шуток, когда работал на мостике.
Велунд изучал внешний край текучего шторма с наблюдательного пункта, а Кадм Тиро, стоя у капитанского управляющего пюпитра, вел их к переднему фронту вздувающегося, кипящего на краях не-света.
Большинство космических аномалий возникали и исчезали со временем, как бури над сейсмотропными континентальными плитами Медузы. Эти штормы были яростными, они разрушали поселения и уничтожали целые ветви кланов, но они были преходящими, и зная о них заранее, люди могли их пережить или избежать.
Но этот шторм казался вечным, словно он мог только расти. Если у него и была история, никто на «Сизифее» ее не знал, а в сохранившихся картографических данных было только его абсолютно непримечательное название, совершенно не передающее его пугающую неизменность. Но чем дольше Велунд смотрел на шторм, тем сильнее ему казалось, что шторм смотрит на него в ответ, будто это было злобное существо, помещенное в космос, чтобы вечно наблюдать за миром людей.
Столь ужасное явление скоро должно было заслужить яркое название, но Велунд этого делать не хотел, понимая, что дав ему имя, он даст ему власть.
Сияющий золотом орел спикировал из-под свода над мостиком и приземлился на плечо Кадма Тиро. Он встряхнул крылья, прошелестев металлическими перьями, и переступил с лапы на лапу. Даже это механическое существо, не обладавшее собственным сознанием, казалось, чувствовало, как от шторма исходит что-то пугающее. Велунд осекся. Он смотрел на факты с позиции эмоциональных предрассудков и приписывал человеческое поведение бездушному созданию. Железному отцу не пристало мыслить подобным образом.
— Есть ли какой-нибудь проход? — спросил Тиро, подняв руку и погладив птицу.
Велунд покачал головой.
— Я ничего не вижу, — ответил он. — Здесь сплошной штормовой фронт.
— Фратер Велунд, ради тебя самого я надеюсь, ты не хочешь сказать, что мы зря разгоняли двигатели сверх допустимого предела, пытаясь оказаться здесь раньше предателей.
— Я пока не знаю, — сказал Велунд, понимая, что у Тиро были основания раздражаться, но мечтая, чтобы капитан научился лучше сдерживать свои эмоции.
— Когда будешь знать?
— Когда проводник прибудет на мостик.
— Тоик, Нумен и Бомбаст уже ведут его сюда, — вклинился Таматика, надеясь отвлечь их от спора. — Мы узнаем больше, когда они прибудут. В любом случае, мы можем собрать здесь любопытные имматериологические данные. Если выживем, конечно.
— Это не исследовательская миссия, Таматика, — сказал Тиро.
Таматика не успел ответить: главные двери открылись, и торжественную тишину мостика нарушили громыхающие шаги дредноута. Септ Тоик и Игнаций Нумен шли по бокам от тонкого человека в плаще, от копоти переливающемся оттенками черного. На лицо его был опущен капюшон, но не узнать манеру движения, присущую его ксеносской расе, было невозможно. Хотя он считался союзником, морлоки все же держали оружие на груди.
За проводником шел воин угрожающих пропорций, возвышающийся над остальными и закованный в тяжелую броню, которая когда-то была черной, но теперь краска почти полностью сползла под пулями и огнем. Брат Бомбаст ступал с механической тяжеловесностью, и его огромное дредноутское тело скрипело и протекало из многочисленных залатанных и перечиненных мест. Модернизированная ракетная установка, закрепленная на задних пластинах доспехов, была повернута вниз, но под гигантскими силовыми кулаками висел штурмболтер, а перфорированные форсунки чудовищно больших огнеметов были открыто направлены на проводника.
Проводник не был пленником Железноруких, но и полным доверием он не пользовался.
Доверием в этой галактике не разбрасывались, и раса ксеносов еще не получила у человечества права им пользоваться.
— Вот он, — прорычал Бомбаст, сжимая и вращая в гнездах когти силового кулака. Бомбаст, получивший прозвище «Карааши» в честь горы, на которую, по медузийской легенде, приземлился Феррус Манус, был воином вспыльчивым и яростным. Из-за его характера, подобного необузданному нраву вулкана, и страсти к бурным разрушениям прозвище за ним закрепилось и осталось даже после заключения в дредноутский саркофаг. Если уж на то пошло, замена смертного тела на железное только усилило его агрессивность в бою.
Проводник, сопровождаемый морлоками, встал перед капитаном.
— Капитан Тиро, — сказал он тихим, лишенным эмоций голосом. — Это честь для меня.
— Сними капюшон, — сказал Тиро. — Я не люблю, когда люди прячут лица. Это значит, что им есть что скрывать.
— Как вам угодно, — ответил проводник и откинул бархатную ткань плаща.
Их проводник был эльдар, с резкими чертами, полными губами и блестящими глазами льдисто-голубого цвета. Велунд отошел от наблюдательного пункта и встал рядом с ним.
— Как зовут это существо? — спросил Тиро.
— Его зовут Варучи Вора, — ответил Велунд. — И язык у тебя не отсохнет, если обратишься к нему напрямую.
— Я в курсе, — огрызнулся Тиро, — но я уже встречал его людей на поле боя и видел, как медузийцы гибли от их мечей. Я ему не доверяю.
— Тогда что мы здесь делаем? — поинтересовался Велунд. — Без него нам в шторм не войти.
Варучи Вора опять подал голос:
— Уверяю вас, капитан Тиро, я не желаю зла вам и вашим солдатам. Наоборот. Я хочу остановить ваших врагов не меньше, чем вы сами.
— Убеди меня, — ответил Тиро. — Велунд сказал мне, почему, но я хочу услышать это от тебя.
— Как уже говорил Сабик Велунд, я ученый, поэт и исследователь, помимо прочего. Я принадлежу к научному ордену моего народа, известному как Эбонитовые Архимсты. Мы изучаем звезды и материи вселенной, из которых все мы созданы. Я прекрасно знаю эту область космоса, ибо я первым из нас спел о ее течениях и бурях.
— Спел? — переспросил Тиро.
— Это самое подходящее слово, которое я могу подобрать для описания того, как мы обмениваемся информацией и храним ее, — ответил Вора. — Чтобы овладеть этим искусством, нужно десятки лет тренироваться в храме нашего ордена, но, полагаю, у вас нет ни времени, ни желания об этом слушать.
