Юрий Никитин - На пороге
– Ну что, – проговорил он неспешно, – слушаю вас.
На мой взгляд, выглядит моложе своих лет, худощавый и среднего роста, что значит, в молодости считался рослым. И акселерация дала о себе знать, но с возрастом из-за гравитации каждый из нас теряет пять-семь сантиметров роста за счет сдавливания суставов и костей. Семьдесят лет ему не дашь, где-то шестьдесят, а то и меньше.
Ингрид держится сдержанно, передав мне бразды. Володарский доктор наук, как и я, и хотя экономика и нейрофизиология не совсем одно и то же, но все-таки мы хоть из разных семей, но члены одного закрытого клуба высоколобых.
Он поглядывает с интересом, уловил что-то странное, наверняка старается понять, что связывает двух таких непохожих.
– Владимир Лавронов, – представился я, – доктор наук в сфере нейрофизиологии, работаю в научном центре корпорации Игоря Мацанюка. Как и вы, кстати. Моя напарница, Ингрид, кандидат наук… У нас возникли неотложные вопросы, я решил, что вы можете помочь нам разобраться…
Он кивнул, продолжая рассматривать нас с любопытством совсем не старческими глазами.
– Не обещаю… но попробую. Садитесь пока за стол. Нет-нет, с этой стороны сижу я, а свои привычки менять уже поздно, да и не хочется.
Мы опустились за стол, белый, с идеально ровной и гладкой, как стекло, поверхностью. Посредине вазочка с мелкими цветами, что-то похожее на гвоздику, но не гвоздика, ту я видел однажды в фильме о революции.
Он сказал с интересом:
– У меня редко бывают гости. По разным причинам. Но вы меня заинтересовали. Что могло привести ко мне научных работников из Центра нейрофизиологии?
Ингрид неспокойно поерзала задницей по сиденью стула, а я сказал мирно:
– Можно, я сразу вместо танцев перейду к главному? У нас случилась крупная недостача. Кто-то выкрал весь наш последний грант в размере двенадцати миллионов долларов. Наш отдел, как и соседние, опечатан, мы пока маемся без дела.
Он кивнул, то ли ничуть не удивившись, то ли в этом возрасте лица становятся не такими подвижными, как в их же молодости.
– Понятно, – произнес он неспешно, – а как люди молодые и беспокойные, то решили, что в полиции все дураки, что приблизительно верно, а вы, как молодые ученые и обладатели более высокого интеллекта… по-вашему мнению, самого высокого в мире, можете разобраться сами.
– Это слишком жестко, – возразил я. – В полиции тоже иногда попадаются умные, я сам видел в кино.
– Я тоже верю фильмам, – согласился он. – Такое приятное и успокаивающее чувство.
– Да и мы, – договорил я, – решили не сами разобраться… слово-то какое ужасное, мы в детстве всегда разбирались друг с другом, как вспомню…
Я довольно натурально вздрогнул, подчеркивая свою суть ботаника, который теперь даже муху умертвить не сможет, а если поймает, то выпускает в форточку.
– Решили помочь, – досказал он, – тоже хорошо. Так чем могу я?.. Или в качестве подозреваемого? Говорите прямо, я не обижусь. В моей долгой жизни пришлось повидать всякого.
– Прямых улик нет, – сказал я честно, – но косвенные указывают на вас.
– Какие? – спросил он с любопытством.
– Тайна следствия, – ответил я значительно. – Раскрыть не могу, вы же можете кое-что подправить, от чего-то избавиться, хотя должен сказать прямо, этих улик очень много. А сейчас такая система, компьютеризированная, кстати, что собирает даже микроскопические улики!.. И когда их набирается воз и маленькая тележка, то они уже имеют реальный вес.
Он кивнул, старческое лицо выразило интерес, сочувствие и некоторое сожаление. Но не в том, что попался, а что мы вот, молодые и красивые, тратим время зря, идем по ложному следу, а ничего поделать нельзя, тупые, не всем удается разъяснить самые простые истины даже на пальцах.
– Вы прибыли, – поинтересовался он, – предъявить обвинение или же пока собираете сведения?
Я отшатнулся.
– Обвинения? Упаси боже!.
– Тогда, простите, в чем же…
Я сказал со смущением в лице и голосе:
– Я просто не поверил в эту чушь… Уж простите, но я не полицейский, уже объяснил, почему я здесь, у меня другие взгляды, чем у полиции… Я поделился с директором своими предположениями, он конечно же против моей поездки к вам…
Он усмехнулся.
– Естественно. Директор в первую очередь думает о репутации своего заведения. Репутация – это и деньги, и новые сотрудники, и вес в глазах конкурентов.
– Однако мне удалось настоять, – сообщил я с нужной долей гордости. – Все-таки я уверен, откровенный разговор с вами развеет все наши сомнения и подозрения.
Его улыбка стала шире и еще ироничнее, пожилые люди не так легко покупаются на комплименты, как молодые дураки.
– Спасибо…
– А то и даст, – добавил я, – новый толчок, как говорил Леонид Ильич, в нужном направлении.
Он усмехнулся, сказал понимающе:
– А в разговоре будете ставить мне всяческие ловушки, верно?.. Хорошо, спрашивайте. Обещаю не хитрить. И хотя вряд ли вы поверите, но мне в самом деле хитрить нечего. А поговорить… Ну, старики поговорить любят.
Я сказал бодро:
– Старики? Старики, по современной терминологии, это люди после восьмидесяти лет. А вам где-то лет пятьдесят?
Он улыбнулся шире.
– Не льстите мне так откровенно, хотя вообще-то любую лесть слушаем с удовольствием. Мне семьдесят и моложе своего возраста не выгляжу.
– Выглядите, – заверил я.
– Да, – сказала натужно и Ингрид, – я бы ни за что не дала вам семьдесят. Так, от силы шестьдесят девять.
Он кивнул, принимая шутку.
– Спасибо. Вы лично из полицейского управления? Прикомандированы к этому товарищу в качестве телохранителя?
Она в замешательстве кивнула, а я сказал торопливо:
– Я не соврал, она в самом деле кандидат наук. По спортивной медицине. Хотя работает в отделе расследования крупных и особо крупных хищений.
Он сдержанно улыбнулся.
– Девушка великолепна, как символ советской эпохи. Да и любой, где крепкая власть. Спортсменка, комсомолка да и просто красавица!.. А что кандидатскую защитила, так вообще великолепно.
Я отмахнулся.
– Да кто теперь не кандидат?.. Сейчас это почти как обязательное среднее образование. К тому же купить диссертацию проще простого. Если бы вы знали, кто ее дядя, вас бы удивило, что она еще не академик!
Она зло сверкнула в мою сторону глазами. Володарский уловил, сдержанно улыбнулся.
– Чаю или кофе? – спросил он. – Все-таки вы с дороги.
– Кофе, – ответил я, – если не слишком затруднит.
– И мне, – сказала Ингрид.
– Хорошо, – ответил он. – А то я сам последние годы только земляничный да чай из шиповника, хотя почему его называют чаем?.. Привыкаем к словам…
Кофейный автомат хоть и старой конструкции, но послушался взмаха его руки и старательно загремел, перемалывая зерна.
Володарский кивнул в его сторону.
– Сорок лет я молол вручную. Были такие мельнички, крутишь ручку, а зубчатые жернова ломают и перетирают зерна в крупный помол, а потом, если требуется, то и в мелкий. На две чашки намелешь, и уже руки устают… Потом появились электрические, такое облегчение!.. Но варить приходилось в джезвах или, как их называли дикари, в турках…
– Я застал то время, – сообщил я. – Мельнички, правда, были уже электрические, но кофе варили в джезвах. У меня кофе постоянно сбегал, а потом приходилось долго оттирать плиту.
Часть III
Глава 1
Володарский дождался, когда две светло-коричневые струйки оборвутся над пенной поверхностью обеих чашек, умело переставил их на стол, явно гордясь координацией, руки не дрожат, ноги не запинаются.
Ингрид первой подгребла свою чашку, я взял свою, а Володарский сел напротив и поинтересовался с заметным любопытством:
– Так почему решили начать с меня?
Я заметил, он деликатно опустил слова «поиск преступника», избегает ставить нас в неловкое положение, хороший признак, не чувствует себя виноватым, даже заинтересован, у старых людей мало развлечений, а сейчас ему почти весело.
Ингрид бросила в мою сторону косой взгляд, хотя я и не собирался давать ей слово, не тот контингент, здесь не абитуриенты в полицейскую академию.
– Дело в том, – сказал я, – что…
Нового для Ингрид я ничего не сказал, много раз это обсуждали так и этак, но когда вот сейчас выкладывал Володарскому, то сам ощутил, как выграниваю доводы, выстраиваю в логические цепочки, связываю малозначащие моменты в единое целое, и вся картина начинает смотреться законченной и понятной.
Он слушал внимательно, время от времени чуть наклонял голову, то ли соглашаясь, то ли принимая во внимание наши доводы, но это, конечно, не значит, что с ними согласен, смотрит серьезно, при всей кажущейся благодушности достаточно алертен и без чашки его чая из шиповника.
