Ключ Руна - Александр Изотов
На меня смотрел и недоумевающий барон, и глашатай, застывший с листком.
Да все… Все смотрели на меня!
— Борис Павлович Грецкий! — снова проорал глашатай, уже явно недовольным голосом.
— Иди ты, тебя ж вызвали, дурень! — Денис меня толкнул уже силком, — А когда это ты за гномов стал биться-то?
— Чего⁈ За гномов?
— Ты где был-то? За тебя гномы поручились, вон!
Я снова наткнулся на довольный, как у удава, взгляд Копани Тяженича. Тот выразительно кивнул, будто так и надо.
— Да у меня даже оружия нет… — только и вырвалось у меня, на что ирокез вдруг бухнул мне в руку свою бирку.
— На, дружище, доверяю тебе!
Подо мной неожиданно загорелась гномья волшба, и несколько шагов я сделал буквально против своей воли. Я лишь поймал хмурый и уже сердитый взгляд Копани Тяженича, который это сотворил. Глаза его так и вещали: «Не душевно это, Грецкий! Надо идти!»
— Гадство! — только и проворчал я, двинувшись уже сам.
Глава 11
Что значить «стоять»?
Странное это было ощущение. Сначала я шёл как на эшафот, ступая по сену и обходя помост за спинами стражников, и сжимая в руке деревянную бирку.
Умом я понимал, что затея самая что ни на есть опаснейшая… Ну так и вообще, не я же это придумал? Но с каждым шагом во мне разгоралась здоровая боевая злость. Я был зол на Копаню, ведь наверняка это его рук дело.
Но в особенности я злился на себя, за то, что притащился сюда, как следует всё не обдумав… А ещё больше на то, что я вообще ни хрена не могу творить волшбу, как воины на арене.
Что… Что я, к эльфячьей вашей бабушке, должен чувствовать?
Что такое этот источник яри, или ключ-руна, или… что всё это⁈ Как этим вообще пользоваться? Какую хрень я должен чувствовать там, внутри себя, а?
Я подошёл к лестнице на помост, возле которой стояла телега-стойка, заполненная оружием, и протянул бирку. Старенький орк выдал мне меч Дениса, но его рука на миг замерла — он помнил, кому его давал перед этим.
— Отец, мне одолжили, — буркнул я и кивнул назад.
Видимо, там как-то обозначился Денис, потому что старичок кивнул и вложил меч мне в руку. Меня заметно успокоило прикосновение к потёртым ножнам, сквозь кожу которых прощупывалась твёрдая сталь… А может, это знак судьбы, а, Дра’ам⁈
А может, меч, зачарованный синими человеческими рунами, тоже подаст мне знак? Наполнит пальцы силой, влетит в мозг ясным озарением — «мы едины!»
Нет, ничего…
— Хороший меч, человеческий, — скрипучим голосом доложил мне орк, по-своему поняв затянувшуюся паузу, — Да, что ни говори, а в металлах небесные пришельцы заткнут любую расу за пояс.
Люди — небесные?.. Хм-м-м, над этим стоило подумать, но не сейчас.
Хотя-я-я… Он сказал слово «пришелец», а ведь я тоже пришелец! Я же был человеком. Может, я и сын орка с эльфийкой, но имею человеческую волшбу? Я же из мира, где живут только люди! Слышишь, Дра’ам?
Я вовремя прикусил губу, едва не выкрикнув имя вслух. А то шлёпнусь тут всем на посмешище.
Но в жилах моего прошлого тела текла настоящая человеческая кровь! Я всю жизнь был самым что ни на есть человеком, от макушки и до пят, до самого мозга костей!!! «Я — челове-е-е-ек!!!» — мысленно крикнул я, и с надеждой вслушался в себя, будет ли отклик. Ну?
Ну-у-у⁈
Ничего… В животе воющая тишина, отозвались только утренний кофе с булкой, и солёные семечки. «Тут рядом никакого источника нет».
Мысленные крики особо не помогали, и пока я поднимался по деревянным ступеням, слышал только стук сердца и своих сапог. Да позвякивали какие-то бусинки-монетки на ножнах, словно меч удивлялся — «Эй, что за недоярь меня несёт?»
Я не боялся, совсем нет. Просто чувствовал некую бесполезность в том, что делаю. Как биться с яродеями? Если я проиграю, останется ли у меня путь в дружину?
Останется… Дырку в Платоне прогрызу, но в дружину попаду.
На помосте я, чтобы не оплошать, делал ровно то же, что и все воины до этого. Поклонился толпе под разноголосый гул — кому-то я нравился, кому-то не нравился… К счастью, в основном толпа была довольна, и видимо, меня не весь Качканар знал.
Потом, повернувшись к великим гостям сего мероприятия, я усмехнулся. Ох, непривычно это для человека из двадцать первого века… точнее, для орфа с его сознанием… непривычно вот так кланяться. Но, как говориться, любишь кататься, люби и саночки возить. Когда-то и я буду проводить такие смотры, и юные воины кланяться будут мне.
Пауза затягивалась, но я нашёл взглядом Дарью Никитичну. Она была одета по-праздничному, в расшитый сарафан. Голову венчал увешанный звенящими монетками кокошник, а вдоль щёк свисали бусины. Было видно, что ей это непривычно, но природной красоте было на это наплевать. Вам мой низкий поклон, огонь-баба-орк!
И тебе, гром-мужик Платон Игнатьевич… Во что он там одет, я даже не обратил внимания.
— Ну, Грецкий, хотел в дружину? — орк весело оскалился, — Давай, показывай! — он засмеялся вместе с Копаней Тяженичем.
Я лишь нагло оскалился в ответ, но дерзить не стал. Как ни странно, создавалось впечатление, что они даже дружили. Ну вот, а я думал, гномы тут вообще обособленно живут.
— Борис Палыч не подведёт, — услышал я Копаню, — Ты, брат Платон Игнатьевич, даже не сумневайся!
— Дюже интересно, когда вы, господин Грецкий, успели заручиться покровительством уважаемого Копани Тяженича? — вдруг спросил барон Демиденко, — Надо признать, я удивлён.
К счастью, от происходящего соображать медленнее я не стал.
— Какое покровительство, ваше сиятельство? — я поклонился и барону, помня, что он является другом моей тётушке, — Мы — друзья.
Копаня Тяженич аж закряхтел от удовольствия, поглаживая себя по животу и болтая ногами. И подтолкнул воеводу локтем, мол, «ты глянь как заливает!»
— И всё же я не припомню, чтобы тебе досталась волшба, Борис, — Демиденко поморщился, — У нас хватает безъярных воинов, но этот смотр особый. Если бы не господин Копаня Тяженич, наш с вами дорогой и уважаемый друг… — барон покачал головой, потом махнул, что я могу продолжать.
Поджав
