Ваше Сиятельство #12 - Эрли Моури
«А я просто хочу с тобой переспать. Много раз. Оль, прости, не могу остаться. Очень жаль. Как уже сказал, мое тело контролирует Бондарева. Помнишь, как это было, когда его контролировал Родерик? Вот то же самое. Для Наташи это как бы не сложно, но все равно, долго делить внимание на два тела не так легко. И мало ли что может случиться. Все-таки Коварный Альбион, может случиться какой-то форс-мажор. Представь, вернусь, а мое тело остыло», — усмехнулся я.
— Ты вообще с ума сошел! Елецкий! Немедленно возвращайся! Давай, давай! — она начала подталкивать к окну. — Брысь отсюда!
«Оль, да нормально все! Это я же сказал про самые крайности! Дорогая, обещаю все хорошо будет!», — и хотя я сопротивлялся, моя невеста сегодня оказалась намного сильнее меня. Справилась, точно с пустым бумажным пакетом, оттянула к окну, едва не протиснула сквозь мелкие отверстия шторы.
— Лети и возвращайся поскорее! Саш, я знаю, ты все можешь! Но, пожалуйста, не рискуй, где нет необходимости! Обещай мне! — потребовала она.
Я молчал. Даже растерялся немного. Ну как я могу дать такое обещание?
— Обещай! Пожалуйста! — настояла княгиня.
«Оль, дорогая моя, ты сама понимаешь, такое нельзя обещать. Ты же не хочешь, чтобы я врал? Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы наша операция прошла успешно и мы все вернулись в Москву! Вернулись поскорее!», — сказал я.
— Все, лети! Я тебя люблю и жду! — она поднялась на носочки, и я снова ощутил ее теплый и влажный поцелуй.
«Ты самая, самая, самая!», — во мне от нашего единения разлилось такое приятное тепло.
Выпуская меня, Ковалевская отодвинула штору и открыла шире окно.
— Спасибо за цветы! Это очень приятно! — сказала она мне в след.
Не знаю, видела ли она красную розу, которую я подхватил с подоконника. Наверное, стоило сказать ей, что роза для Ленской, чтобы у моей невесты не возникло каких-нибудь неприятных мыслей.
Поднявшись повыше, я устремился в сторону Хамовников, туда, где находилась квартира Элизабет и Светланы. Имелось предчувствие, что свою актрису я найду именно там. Да и где ей быть еще в близкое к полуночи время?
К старой семиэтажке, выходящей длинным фасадом на Северный проспект, я добрался почти мгновенно. Еще издали нашел взглядом окна квартиры, которую снимала Стрельцова. Увы, они оказались темными. Быть может Ленская легла спать, что на нее непохоже — сама говорила, что никогда не ложится до полуночи. Еще виконтесса могла принимать ванну или сидеть на кухне, которая выходила окнами на улицу Пожарского. Но даже если так, очень сомнительно, чтобы актриса экономила на освещении. Я хотел уже залететь в открытую форточку и оставить розу на ее кровати, но решил потратить еще пару минут, взглянуть на эту квартиру со стороны Пожарского.
Мигом облетел дом, и сразу понял отчего меня влекла сюда интуиция, которая сегодня оказалась необычно активна и дала мне несколько полезных подсказок. Светлану я увидел у двери в подъезд. Находилась виконтесса там не одна. В слабом свете туэрлинового фонаря перед ней, опираясь рукой на стену, стоял не кто иной, как граф Баринов. Не тот, что важный маг из Верховной Коллегии, а его сын — Степан Демидович. Именно рядом с ним я видел Ленскую во дворце, когда ради дурачества натягивал на себя образ императора.
Невдалеке, заскочив передними колесами на тротуар, покоилась новая «Электра 30С» — дорогая, солидная, с приятно-тусклой подсветкой шикарного салона, обтянутого кожей и мехом. Видимо, принадлежавшая молодому графу. Молодому относительно — он был года на три старше меня с Ленской.
— Боги, какой же это вечер, Свет! В нем прекрасно все! Эти звезды! И ты! И наша поездка к Эйслеру! А твоя игра в «Сладких снах госпожи Аллои» выше всяких похвал! — нашептывал Баринов, поглаживая руку актрисы. — Только одно меня расстроило…
Ленская молчала, улыбаясь и глядя на звездное небо, примерно в то самое место, находился я.
— Не хочешь знать что? — Степан убрал руку со стены и обвил ей актрису за талию.
— Не хочу. Если тебе все нравится, зачем омрачать это тем, что тебя расстроило? — усмехнулась она.
— Хорошо, молчу. И молчу и очень тебя хочу, — выдал Баринов глуповатую рифму, прижал виконтессу к себе и начал покрывать ее лицо, поцелуями.
Если бы Ленская оказала хотя бы малое сопротивление, то я, возможно бы, вмешался. Однако она принимала это все так, будто желала его ласки сама. Прежний Елецкий во мне застонал. Я чувствовал его боль, чувствовал метания, словно черти жарили его на сковородке. Пусть перебесится — давать ему волю я не собирался.
— Пожалуйста, поедем ко мне! Не хочу сегодня расставаться! Просто не могу! Поедем! — Баринов потянул ее за руку эрмимобилю.
— Нет! Степан! Успокойся! — остановила его Светлана. — Если так хочешь, лучше поднимемся ко мне!
— Я тебя люблю! Я тебя обожаю, Свет! — он подхватил ее на руки, и они слились в поцелуе.
Розу, которую я сейчас держал в невидимой руке, мне захотелось отнести Элизабет. Но через миг я подумал, что в жизни Элиз будет от меня еще много роз. А эту… Зависнув ровно над Ленской, я начал выдергивать из цветка лепестки и бросать их вниз. Они плавно кружились, опускались на актрису и на ее воздыхателя.
— Степан, пусти! Что это такое⁈ — Ленская вырвалась из его объятий, замерла, подняв голову и глядя на непонятно откуда падающие лепестки роз. — Баринов! Ты видишь? Откуда это?
— Это лепестки цветов, — определил граф, взяв один из заставших в ее волосах. — Свет, это боги! Это боги, Свет! Они благословляют нас!
Когда лепестков не осталось, я с большим трудом, надломил стебель и бросил его вниз. Затем поднялся повыше и стремительно понесся в Лондон. Из-за бушевавших эмоций я не смог сразу схватиться за образ-якорь квартиры на Кэмброк-роуд 112. Вспомнились слова Ленской, которые она повторяла мне не менее трех раз: «Я никогда не изменяю своему мужчине!». И вот теперь вопрос: она врала или она уже не считает меня своим мужчиной? Если врала, то изменяла ли мне раньше? Об этом я обязательно спрошу ее, как только вернусь в Москву в привычном
