Гром Раскатного. Том 4 - Дмитрий Лим
Жаль, что время не вернуть назад. Однако, тогда, в том возрасте, моя рана души еще была слишком большой.
Эй. Гвар, возьми себя в руки. Не надо ни о чем жалеть. Весело же живем!
Тришка-Сибиряк.
— Боже мой! — тело Тришки изогнулось дугой. По кончикам пальцев ног прокатилась волна покалывания, в пятой точке стало тепло, а по шее, казалось, бегали ручки сексапильной тайки, которая хотела продолжения после массажа. — Боже! Поднимите мне веки!
Тришка почему-то решил, что наркота, которую ему по ошибке прислали с даркнета, должна быть испробована лично им. И… учитывая, что он уже не первый день уходит в хлам, он добился эффекта кайфа, как от морфия.
— А если так, — он говорил сам с собой, крутясь на кровати. — А, Шерлок? Думал, ты меня обхитришь⁈ — он выхватил громобой и прицелился в зеркало, глядя на самого себя в одних женских колготках. — Нет! Это была наша тайна! Это был наш камень, но ты, сыщик…
Тришка не выстрелил в собственное отражение. А всё потому, что его резко пробил озноб, он начал кивать в одну и ту же сторону, а затем выдвинул нижнюю челюсть и захрипел:
— Мальчик… который выжил! — он шипел, как змея, говорил, как человек без носа.
Если бы тут, в этой задрипанной халупе, были зрители, они бы точно поставили ему десять баллов за актёрскую игру.
Впрочем, «пятничное» настроение Сибиряка быстро сошло на нет. Он нахмурился, расстроился и даже успел обидеться на самого себя, что не смог познать весь кайф.
— Ладно, порошок действительно сильный, — он осмотрел себя в зеркало, покраснел и быстренько переоделся в что-то более мужское. — Штырило-то не по-детски.
Мужик сходил умылся, плотно поел сладкого, переоделся и опять вернулся к зеркалу. На него смотрел очень хмурый человек. С мутными глазами, с замедленными реакциями и в целом…
— Плевать, — вдруг решил он. — Там целая коробка того, что можно испробовать!
Он вернулся к небольшому столу, где лежала посылка. Открыл коробку и задумчиво разглядывал пакет травы.
— Хм, помню, меня учили закатывать чёткий джойнт!
И память его не подвела! Он закрутил аж пятнадцатисантиметровую самокрутку, глазами нашёл место, куда приземлить свой зад, и только было сделал плотную затяжку, как у него зазвонил телефон.
На экране высветилось имя Ванька-Каина.
— О, Ваня, — прохрипел Тришка, выпуская плотное облако дыма. — Как ты…
Далее он ничего не сказал, а Каин слышал лишь звуки затяжек. И ему пришлось несколько раз повторить одно и то же, только бы Тришка его понял и услышал.
— Тришка! — в очередной раз повторился Ванька с характерной нервозностью в голосе. — Боров нас надурил, слышишь? Он и этот… Раскатный… заодно!
— Что за Боров, э-э-э, — начал было Тришка, не понимая, о ком говорят.
А затем пришёл первый приход. Пространство перед ним вдруг заиграло новыми красками. На миг Сибиряку показалось, словно перед ним плывут духи всех когда-то убитых им людей. А затем…
— Фух, быстро отошло, — приметил он. — Так, что там за Боров? — его сознание мигом прояснилось. — Что ты несешь, Каин? Кто там кого прикрывает? Не понял.
— Что там у тебя происходит? — задумался Ванька. — Шеф? — в ответ была лишь тишина, поэтому он продолжил. — За Раскатного Паперские впрягаются, понимаешь? А это очень серьёзные люди, причём — москвичи! Ты представляешь, что с нами сделают, а? Босс? БОСС!
— А? — Тришка мотнул головой, пытаясь избавиться от навязчивой идеи узнать, как быстро приростёт палец на его ноге, если в него выстрелить. — Если бы хотели тебя убрать Паперские, давно бы натравили кого-нибудь пострашнее. А так выходит, что Боров, видимо, сам к этому Раскатному интерес проявляет — и в обход своих паханов. Понял? Следи за ним, если что, прикончи его.
В ответ послышалось что-то невнятное, но Тришка слишком сильно увлёкся процессом: познай себя. Он пригляделся к большому пальцу левой ноги, прищурился и подумал: «а вдруг человек — это ящерица? И мы также можем отращивать конечности?»
Эту идею он быстро отвёл, когда решил, что хвост ящерицы в теле человека находится куда выше ног. Тут уж даже рисковать не стоило.
В целом, он устал слушать «шуршания» Ваньки-Каина, который всё это время что-то пыхтел в телефон и бросил трубку. Воспринимать слова про москвичей всерьёз, Тришка не стал. Поэтому…
— Ну, тяпочку за папу, — он затянулся так, что дым из ушей повалил. — Тяпочку за маму…
Курево окончательно поглотило его мысли.
Кирилл Слютников.
Временный отказ от допинга в виде морфия быстро свел все настроение «блудливого старика», как его прозвали в больнице, на нет.
Солнце было уже не таким ярким, люди вокруг не такими улыбчивыми, а боль… а боль просто пришла. Учитывая, сколько раз его кололи разными витаминами и препаратами, его руки представляли собой один большой синяк. И, разглядывая их, он тихонько охреневал.
Почему тихонько? А потому, что он до сих пор находился в палате для душевнобольных, с мягкими стенами и полом. Если он закричит, придет Борис и настучит ему дубинкой, а этого Кирилл не хотел.
Тем не менее, несмотря на всю боль и все невзгоды, его разум был абсолютно чист. И сейчас он понимал, что его просто пытаются убить. Нагло, он бы сказал.
— Очевидно, — бормотал он под нос. — Кто-то заказал мою смерть подобным негуманным способом. Дальше будет только хуже. Мне нужно связаться, — он подошел к двери и трижды в нее постучал. — Со всеми своими, чтобы они вытащили меня отсюда.
К двери, когда он постучал, подошел Борис.
— Что тебе?
— Дай мне телефон, — попросил Слютников. — Побыстрее, пожалуйста.
— Да пошел ты, блудный старик.
— Я серьезно, Борис, — Слютников заскрипел зубами. — Я тебе дам десять тысяч за этот звонок. Мне просто нужно сказать своему человеку, что со мной все в порядке, ничего такого.
Он полчаса уговаривал Бориса и все же, ему это удалось. Когда санитар открыл дверь и властно приказал Хорьку отойти к стене, Слютников уже предвкушал, что сегодня в больницу ворвутся его ребята и вытащат его отсюда, но…
Судьба имела свои виды на жизнь этого урода. Точнее, не судьба, а Георгий Раскатный, который постоянно мониторил его больничную карту. И Гоша прекрасно видел, что старику временно перестали давать морфий.
Борис
