Внешняя беговая - Юрий Витальевич Яньшин

Он все еще не мог понять до конца, что прежние аппаратные игрища закончились со сменой власти, и теперь от него требовалось только неукоснительное выполнение своих служебных обязанностей, а не подстраивание под настроение очередного кремлевского правителя.

— Да, ничего, все правильно. Молодцы твои парни. Вовремя среагировали, — сразу успокоил его Афанасьев, перейдя на дружеское «ты». — Где они у тебя содержатся? На Усачева?

— Да. В Хамовническом райотделе, что на улице Усачева 62.

— На какой срок они там, говоришь, задержаны?

— Как и положено — на 72 часа, до предъявления обвинения.

— А что им дознаватели шьют?

— Противоправные действия в отношении несовершеннолетних и использование их в корыстных целях. Пожалуй, все. На большее не тянет, — несколько виноватым голосом пояснил министр.

— А если покопать? — настойчиво вопросил Валерий Васильевич.

— Если покопать с привлечением ГУЭБиПК, то наверняка вскроется кража бюджетных средств, путем списания расходов на фиктивное мероприятие, — уже чуть увереннее произнес Околоков.

— А ты в курсе, что несколько детей умерли этой ночью от пережитого стресса? — вкрадчиво поинтересовался диктатор.

— Признаться, еще не в курсе. Мне не докладывали в утренней сводке. Ну, тогда это несколько меняет дело. Причинение смерти несовершеннолетним по неосторожности, это уже другая статья — более жесткая.

— А если сюда добавить еще дискредитацию власти и саботаж в период чрезвычайного положения? — не переставал наседать, с упорством танка, Афанасьев на Околокова.

— Это тянет уже на полную катушку — вплоть до расстрела на месте, — правильно понял умонастроения Верховного Владимир Александрович.

— Я надеюсь, что мы поняли друг друга, товарищ Околоков? — толсто намекнул Афанасьев на возможное развитие событий.

— Да-да, конечно, — зачастил министр, поняв без лишних слов, куда клонит Валерий Васильевич.

— Кстати, где они у тебя содержатся?

— Как обычно. Пока в изоляторе временного содержания.

— В «обезьяннике», что-ли?

— Ну, да. Именно так в народе называют изолятор.

— Ты, вот что, Владимир Александрович, по предъявлению обвинений переведи-ка их в СИЗО, да устрой им там хорошую-прехорошую «прописку», да так, чтобы им самим возмечталось о расстреле. Ты понимаешь, о чем я толкую?

— Я хорошо вас понял, товарищ Верховный. Все сделаем в лучшем виде. Только вот…, — замялся голос в трубке.

— Что?

— Адвокаты вой поднимут до небес. Люди-то все известные, да значительные.

— Не будет им никаких адвокатов. Сами нагадили, сами, пускай, и расплачиваются за содеянное без привлечения сторонних лиц. Судить их будет специальный военный суд, в закрытом режиме.

— Ну, если только так, то тогда, ладно. Все сделаем в лучшем виде, — согласился полицейский.

— Вот и хорошо. Вот и договорились. До свидания, Владимир Александрович.

Афанасьев нажал кнопку отключения связи и передал трубку Михайлову.

— Жестко вы поступить с ними собрались, — не то, укоряя, не то, одобряя действия Афанасьева, покачал головой Павел.

— Он все правильно сделал! — отозвался Кондратьич, который очень внимательно прислушивался к диалогу. — Так с ими и надо. Не знаю, как там, на небесах с ними поступют, а на всякий пожарный их здесь покарать надобно, а то шибко скользкие мрази, улизнут еще.

На эти одобрительные слова со стороны Кондратьича, Афанасьев лишь дернул щекой.

— Борисыч, — обратился он к Михайлову, — соедини-ка меня теперь с Тучковым.

Тот опять полез во внутренний карман. Николай Павлович долго не подходил к телефону, будучи, по всей видимости, очень занятым неотложными делами, однако настойчивость адъютанта, в конце концов, принесла свои плоды и жандарм все же взял трубку:

— Слушаю, вас, Валерий Васильевич.

— Ты, вот что, Палыч, как я и просил тебя, арестуй всех членов семей фигурантов этого дела, включая родителей и детей.

— Я, конечно, все понимаю, товарищ Верховный, и знаю, что за спиной меня кличут не иначе, как «Малюта», но и мне не всегда возможно переступать через явное нарушение закона.

— Ты чего боишься? — опять стал наливаться краской диктатор.

— Суда истории, — кратко и кротко ответил жандарм.

— Ты за историю не волнуйся, она баба, хоть и шальная, но, в целом, неплохая и все рано или поздно, но расставит на свои места. Вон, даже всех твоих предшественников, начиная от Малюты и кончая Лаврентием, реабилитировала.

— Хорошо, — произнес он после недолгого раздумья, — но по какой статье, мне их оформлять? И не проще ли это поручить Околокову, раз уж он взялся за это дело?

— Нет, не проще, — отрезал Афанасьев и тут же пояснил. — Околоков занимается непосредственными преступниками для судебной расправы над ними, а ты у нас — для расправы внесудебной.

— Хорошего же вы обо мне мнения! — хмыкнул Тучков.

— На закон я не слишком-то и надеюсь. Да и Краснин, еще тот скользкий типчик, по самую маковку повязанный со старой номенклатурой. Ну, да ты и сам это не хуже моего знаешь. А насчет ареста домочадцев, я тебе скажу так, чтобы успокоить твою совесть. Ты их пока «упакуй» без всяких там статей. Пусть пока посидят у тебя, где-нибудь в Лефортово. Потом отпустишь. А пока они у тебя будут сидеть и думать, за что с ними так поступили, ты конфискуешь все их имущество, за исключением того, что входит в список не отторгаемого. Все конфискованное во внесудебном порядке должно быть реализовано на условиях комиссии. Вырученные деньги, все до копейки, пойдут на возмещение морального ущерба детям-сиротам, на имя которых вы откроете лицевые счета.

— А что с недвижимостью? Мы не можем защищать интересы одних детей за счет других. Как нам оставить без жилья детей, хоть бы и заведомо преступных родителей? Нет ли в этом противоречия? — осторожненько осведомился Николай Павлович.

— Никакого противоречия в этом не вижу. Детей и их бабушек и дедушек без положенных метров, действительно, оставлять нельзя, ты прав. Но кто сказал, что эти метры должны находиться внутри МКАДа, а не за его пределами. В Норильске, скажем, полно пустующего жилья. Вот и переселите их туда, через месячишко, а пока пусть-ка похлебают тюремной баланды, а то, понимаешь, привыкли вкусно жрать, да мягко спать за государственный счет.

— Хмм, — хмыкнул Тучков, — оригинальное решение. Об этом я и не подумал как-то. Добро. Сделаем все в лучшем виде.

— Хорошо, — уже уставшим голосом проговорил Афанасьев. — Как все сделаете, то немедленно доложите.

Не дожидаясь ответа, он отключил связь и безучастным взором уставился в окно, будто все отданные им сейчас распоряжения исходили не него самого, а от кого-то совершенно постороннего.

— Товарищ Верховный, разрешите обратиться? — спросил Михайлов, заглядывая по-собачьи в глаза Афанасьеву, когда тот обернулся.

— Ну? — не очень ласково отреагировал он на просьбу своего адъютанта.

— Я смотрю, товарищ Верховный, —