Внешняя беговая - Юрий Витальевич Яньшин
— Надежда? — непонимающе наморщил лоб служитель храма Асклепия. — Не знаю, не знаю. Может быть, у него и есть какая-нибудь Надежда, но я в семейные дела предпочитаю не вмешиваться.
— Доктор, нам сейчас не до шуток, — нахмурил брови Завьялов, понявший игру его слов и считающий себя почему-то знатоком в области медицины. — Каково состояние пациента?
— Да-да, доктор, — опять влез адъютант, — как его самочувствие? Нужна ли срочная госпитализация?
— Ну, что я могу сказать? — глубокомысленно вопросил сам у себя врач. — Признаков инфаркта или инсульта осмотр не выявил.
Услышав эти слова, окружавшие скамейку охранники дружно и облегченно выдохнули. А врач, тем временем продолжал неспешно журчать:
— Гипертония, конечно, имеет место быть, ну да это и неудивительно в его-то возрасте. Я, полагаю, что срочной госпитализации пока не требуется. Но покой ему явно необходим.
— Позвольте, — опять встрял каптри недовольный поставленным диагнозом, — а как вы тогда объясните его заторможенность, покраснение лица и слабое реагирование на внешние раздражители?
— Простите, а вы кто будете? Врач? Терапевт? — вскинул глаза доктор на Павла Геннадиевича.
— Нет, но папа у меня был патологоанатомом, — гордо вскинул он голову, проигнорировав у себя за спиной чей-то приглушенный смех за спиной.
— А-а-а, — протянул эскулап, закатив глаза к потолку, — тогда мне ничего не остается, как снять шляпу перед вашими познаниями в медицине.
Затем немного посерьезнев, добавил:
— Пациент находится в состоянии каталепсии, сопровождаемой хронической гипертонией. Отсюда и заторможенность, и цвет лица. Видимо, он только что пережил некоторое душевное потрясение, которое вошло в конфликт с внутренним душевным состоянием. Ему сейчас нужен покой, обильное питье и уход близких ему людей. В общем, привычная семейная обстановка может помочь ему выбраться из воображаемого им мира. Это как перенапряжение в трансформаторе. Чтобы он не сгорел, перегорают предохранители. Вот и у него сработала защитная реакция, поэтому он и ушел в себя. Что могло его так расстроить? — с профессиональным любопытством уставился доктор на лица из ближайшего окружения Афанасьева.
Завьялов с Михайловым переглянулись, но внятных объяснений дать не смогли, а невнятных просто не захотели, потому, что и сами еще не разобрались в причинах произошедшего эксцесса. Однако, чтобы пауза не слишком долго затягивалась, Павел Геннадиевич опять взял инициативу в свои руки:
— Но прежде чем вести его домой, надо же с ним что-то сделать! — не унимался сын патологоанатома. — Вколите ему хоть что-нибудь!
— От чего же не вколоть? Можно и вколоть, — согласился покладистый доктор, опять раскрывая свой чемоданчик.
С этими словами он достал из недр чемоданчика одноразовый шприц и ампулу для внутримышечной инъекцией со сложночитаемой надписью на этикетке. Набрав необходимое количество лекарства, он попросил кого-нибудь из стоящих тут доброхотов закатать пациенту рукав. Михайлов тут же ринулся исполнять просьбу-приказ. Уязвленный в самое сердце насмешками, Завьялов и тут не преминул вставить свои «пять копеек», требовательно вопросив, как профессор на экзамене:
— Что вы собираетесь ему колоть?
Этот настырный тип, с прикованным к запястью кейсом, уже порядком поднадоел доктору со своими претензиями на знание медицины, но конфликтовать с ним, видимо, все же не стоило, судя по тому, что он состоит в свите Верховного, а значит, имеет некоторый вес в иерархической лестнице. Поэтому сделав укол, он буркнул, хоть и не совсем дружелюбно:
— Тройчатку. Не видите, что ли?
Павел Геннадиевич, недовольно поджал губы, но вынужденно согласился с выбором врача, кивнув тому головой в знак милостивого одобрения. Однако по своей природной вредности, требовательно протянул руку за пустой уже ампулой. Хмыкнув и покрутив головой, доктор без комментариев передал ее в цепкие пальцы носителя «ядерного» чемоданчика. От сделанного укола Афанасьев пришел немного в себя и, открыв осмысленные глаза, произнес, хотя и слабым, но уверенным голосом:
— Домой. Везите домой.
— Конечно-конечно, — закудахтал старший адъютант. — Только, вы, товарищ Верховный, полежите еще чуток, пока лекарство не начнет действовать. И не делайте резких движений. А немного погодя и поедем.
— Нет. Едем сейчас, — заупрямилась vip-персона. — Пока я капитан этого корабля и я здесь отдаю приказы, — попробовал он приподняться, несмотря на попытки со стороны, помешать ему.
— Хорошо-хорошо, — немедленно сдался Борис Борисович, уступая начальственному напору. — Давайте тогда осторожненько, сначала ножки спустим, а вы хватайтесь за мою шею, — захлопотал он над ним, обхватив за туловище. — Паша, доктор, помогите ему встать.
Доктор и Завьялов ринулись на помощь и совместными усилиями придали диктатору вертикальное положение. Михайлов, тем временем, опустив рукав рубашки Афанасьева, пытался застегнуть непослушными пальцами пуговицы на ее манжете. Затем, как заботливая мамаша начал застегивать пуговицы и на рубашке. Валерий Васильевич не стал помогать ему в этом, полностью отстранившись от забот ухода за собой. Сан Саныч — начальник личной охраны, уже извещенный о случившемся происшествии, видя какой заботой окружен охраняемый объект, не стал лезть вперед, а потому скромненько находился сзади, незаметно затерявшись в толпе сердобольно настроенных охранников и дежурных с КПП. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что пока возле охраняемого объекта находятся Михайлов и Завьялов, тому, ничего в принципе, угрожать не может. Не хватало только галстука, но он остался в кабинете. Покончив с приведением в порядок внешнего вида главы государства, они в шесть рук помогли Афанасьеву встать со скамейки. Бережно поддерживая его с обеих сторон, они тихо пошли к выходу, за стеклянными дверями которого уже стоял «аурус». Остальная охрана, частично уже заняла свои места в кортеже, а частично на некотором отдалении следовала за ними, как бы прикрывая тылы.
Глава 45
I.
— Доктор, — неожиданно оглянулся на ходу Завьялов, найдя глазами в толпе провожавших, эскулапа, — надеюсь, вы составите нам компанию?
Его слова прозвучали жестко и даже несколько вызывающе.
— Да я собственно…, — немного растерялся врач под все еще колючим и недоверчивым взглядом Завьялова. — Впрочем, если есть такая необходимость, то, как скажете.
— Как скажу, — проговорил с нажимом каптри, на ходу.
Завидев, как под руки ведут Афанасьева, и какая толпа при этом сопровождает его, Кондратьич мячиком выскочил из машины навстречу, чтобы самолично открыть дверцы, попутно причитая по-бабьи:
— Господи, спаси и сохрани! Да что же это такое деется?! А, батюшки!
— Ничо-ничо, Кондратьич, все нормально, — попробовал успокоить его адъютант. — Переутомились мы, малость. Вот и все. Ничего страшного.
В этот раз Завьялов не сел спереди, как обычно, а первым пролез в салон автомобиля и уже оттуда принял бережно в свои объятия диктатора, несмотря на мешавший ему пристегнутый кейс. Вслед за Афанасьевым сел и Михайлов. Таким образом, Валерий Васильевич оказался как бы в коробочке, которая бережно поддерживала его с двух сторон. Видя,
