Последний свет (Астриум-4) - Эл Лекс
Найдя место, где я не задену всякие кнопки и рычажки, я залез прямо на пульт управления и прилип к лобовому стеклу гондолы, пытаясь высмотреть, что подо мной находится, но угол его наклона не давал нужного обзора. Я даже не смог рассмотреть границы круга обрезанных зданий, что обрамлял жилище Дочери Ночи. Оставалось лишь надеяться, что дирижабль доставил меня по адресу, а выяснить это точно можно было лишь одним способом.
Я спустился с пульта и, подчиняясь какому-то порыву, провел по нему рукой, прощаясь не с дирижаблем, но со всем материальным миром, со всем, что от него осталось… Осталось у меня за спиной. За единственным, что могло теперь его спасти.
А потом надел маску, развернулся, прошел по замершему в воздухе и словно бы умершему, дирижаблю, до главного люка, открыл его и высунулся наружу, глядя вниз.
Ветер набросился на меня, как голодный волк на раненую косулю, рванул волосы, на которые я не стал надевать капюшон и попытался выдернуть из люка и сбросить вниз, в черную бездну. Но я держался крепко и он, повторив свою попытку еще раз, разочарованно воя, улетел куда-то вдаль.
Навигаторы Верпен были точны, как мои броски роуп-дарта. Дирижабль завис практически над самой маковкой той полу-юрты полу-мазанки, в которой жила Дочь Ночи, отклонение составляло буквально десять метров. И то это было отклонение только если считать от центра воздушного судна, а если автопилот ориентировался на его нос, то промашки и вовсе никакой не было — он висел точно над нужной точкой, как привязанный. Даже высоту автоматически снизил до тридцати метров, и ниже уже было некуда, иначе бы хвост задел ближайшее почерневшее здание. А, впрочем, это уже неважно.
Я еще раз посмотрел на дом Дочери Ночи и даже с такой высоты разобрал несколько десятков лоа, бродящих вокруг него, но не приближающихся к стенам ближе определенного радиуса — около метра-полутора. Рангонов видно не было, но это еще ничего не значило. Все эти твари с равной вероятностью могли как быть в старых границах Города, ожидая, когда падет «Горизонт», так и таиться на окружающих крышах без движения в ожидании меня.
Интересно, а они тоже не способы вплотную приблизиться к жилищу Дочери?
Нет, неправильный вопрос.
Почему вообще Твари Тьмы не могут приблизиться к жилищу? Зачем Дочь Ночи вообще придала стенам подобное свойство? А если не она — то кто? И если не она — то как она способна это делать, если она, по сути, такая же ТТ, только на порядок повыше, такая себе супер-ТТ?
Вот правильные вопросы, получение ответов на которые прояснит очень и очень многое. Но у меня этих ответов нет, а единственный, кто мог бы их дать — остался далеко. И у меня уже нет возможность к нему за ними вернуться.
Назад дороги нет.
Поэтому я шагнул вперед из люка, выбрасывая в руку нож и в падении переворачивая его обратным хватом.
Засиявший клинок вгрызся в стену ближайшего здания, чертя по нему яркую, стремительно затухающую прямо над моей головой, полосу, и скорость падения слегка уменьшилась. Я чуть повернул клинок, и меня потянуло не просто вниз, а немного под углом, и скорость уменьшилась еще больше. Так, тормозя клинком и подошвами, на которые я мысленно добавил световую защиту с крошечными шипами, работающими как наждачка, я секунд за двадцать преодолел всю высоту здания и достиг уровня земли. Я уже даже не рассматривал вариант, что что-то пойдет не так — все получалось само собой, словно я отрабатывал это тысячи раз.
И когда в мою сторону, едва только подошвы коснулись поверхности, двинулись все окружающие лоа, я этому даже не удивился. Я для них сейчас был как торт для сладкоежки, который месяц сидит на безуглеводной диете. Причем в ситуации, когда и сладкоежка и торт находятся в темной комнате без источников света, и тут внезапно на торт направляют большой и яркий прожектор. Разница лишь в том, что в этот раз я сам был прожектором.
Из моих рук хлестнули две световые плети, перекрестились, захватывая сразу несколько десятков лоа, и заставляя их развоплотиться в угольный дым. Я пустил волну по обеим цепям, и хлестнул в обратную сторону, «расплетая» сплетенное. Лоа, которые умудрились как-то уцелеть, попали под вторую раздачу и тоже разлетелись на клочки.
Буквально за секунду я уничтожил сразу полсотни лоа, и, хотя у меня не было полной уверенности, в том, что их вообще можно уничтожить окончательно, что они не собираются из обрывков дыма заново, попозже, сейчас путь к моей цели был открыт. И сейчас это главное.
Но, едва я сделал шаг к ней, как сверху, с домой, один за другим, спрыгнули сразу три рангона. Спрыгнули — и рванулись ко мне, размываясь в пространстве.
Я даже не сбился с шага. Вытянул левую руку, и острое жало роупдарта выстрелило вперед на двадцать метров. Рангон увернулся от удара, крутнувшись вокруг опорной лапы так, словно на него вообще не действовали законы массы и инерции. Увернулся, но тут же попал под удар оружия Арамаки, которое атаковало мгновением позже, когда я понял, где будет находиться противник в нужный момент.
Второй рангон не стал уворачиваться от атаки хлестом, а пригнулся, распластался по асфальту, пропуская шуршащую цепь над собой. И тогда роупдарт, который все еще был вытянут и застыл в подобии копья, снова стал гибким и хлестнул сверху-вниз, вонзая жало ножа точно в затылок твари.
Третий заметался туда-сюда, не зная, куда податься, и в итоге никуда не подался. Сразу две цепи захлестнули его с дух сторон и намотались, закрывая его в светящийся кокон. А потом витки стянулись, и от рангона остался только черный дым, просочившийся между звеньями и рассеявшийся по ветру.
Изи.
Убедившись, что никого из противников не осталось, я быстро дошел до стен дома, но не для того, чтобы скрыться в их свете, а для того, чтобы поскорее посмотреть на рисунки. Снова посмотреть. Ведь в первый раз я совершенно не уделил им внимания, и только сейчас понял, что зря. Очень зря.
Рисунки были все те же — грубые, схематичные, сродни наскальной живописи, в которой скорее угадывались какие-то мотивы, нежели однозначно читались. И, тем не менее, я нашел много знакомых сцен. Вот человек, подняв руки, сцепляется с большим страшным чудищем, изображенным как много-много штрихов, словно он то ли взрывается, то ли растворяется в окружающем пространстве. Вот человек стоит на овале с крылышками, совершенно точно изображающем дирижабль. Вот человек бежит, а за ним — косая черта, за которой все густо замарано черным. Вот человек стоит перед густыми черными колючими зарослями, а вот — держит в руках сияющий кубик. Вот сразу целая куча человечков бежит в сторону кучи других человечков по крышам, а над ними висит дирижабль…
Я прошел вдоль стены, бегая глазами по схематичным рисункам, понимая, что вижу все то, что уже произошло, и наконец нашел то, что искал. Маленький рисунок, изображающий овал с крылышками и падающую от него фигуру человечка, от руки которого короткими рисками расходится схематичное сияние. И рядом с этим рисунком еще один — тот же человечек стоит возле кривого шатра, похожего на индейский виг-вам.
А дальше рисунков не было. Маленький кусочек стены, шириной буквально в две ладони, был девственно-чист и свободен не то что от рисунков — даже от царапин и потертостей. Что ж, логично. Ведь эта история еще не случилась.
А еще логично, что, независимо от ее исхода, на этом месте все и закончится, что и символизирует количество оставленного места. Все закончится — может, и не для всего мира, но для конкретно этого способа записать историю — точно.
Я тряхнул левой рукой, пуская волну по цепи роупдарта и заставляя его свернуться улиткой, превращаясь в небольшой щит с клинком в центре, а правой — достал поделку Арамаки, превратив ее в подобие кистеня, только без рукояти. Заслонившись щитом по самые глаза, я снова обошел дом по кругу, вернувшись к входу, и медленно вошел в дверь, приготовившись отражать атаку.
Но никакой атаки не последовало. Меня даже никто не встретил, даже ни звуком, ни движением не показал, что внутри кто-то есть.
Я отодвинул перекрывающую
