Ахэнне - Mortal Kombat: Icedpath
Убьют? Вряд ли. Подобные личности не устраивают судов с присяжными, когда желают кого-то убить. Они бы вскрыли глотки Избранных еще в оазисе.
Обратят в рабов?
Саб-Зиро вздрогнул. Это вероятнее. Но рабом… рабом он не будет. Предпочтет смерть.
(ну, из рабства и удрать несложно?)
Тоже верно. Но унижаться он не собирался.
(лед можно раскрошить, но не согнуть, а? Иногда следует варьировать принципы…)
Ладно. Посмотрим.
Его опять подпихнули. Темп медлительного Посвященного Холода, очевидно, не устраивал конвоиров. Параллельно зазубренный камень особо меткого подростка раскровянил скулу. Снайпер самодовольно заурчал, когда спокойная жертва поморщилась: булыжник проехался по незаживающему шраму.
(если и дети их таковы, неудивительно, что номадов почитают чумой Внешних Миров, воплощенным Искажением Шао Канна!)
Он стер кровь плечом. Бечевки погрузились еще глубже. Его же Стихия играла во вражеском составе: волокна заледенели и заострились. Данное обстоятельство несказанно смешило охранников… хотя по поведению Саб-Зиро невозможно сказать, больно ли ему.
(ну, веселить их лишний раз — не по моей части!)
Он поискал глазами спутников, вместо них увидел Милину, затянутую в особо лиловую, будто выкроенную из драконьей кожи, униформу. У ее ног ссутулившись примостился Кейдж, а сама королева командовала артелью мутантов, возводивших пестро расписанные столбы.
"Ошейник" пережал горло. От Саб-Зиро требовали, чтобы он шел туда. Он подчинился.
Прибежала и завыла тварь, смахивающая на помесь жабы и пса. Беспалый мутант нанизал животное на одно из его лезвий, игнорируя жалобный скулеж, и со смачным хлюпом принялся пожирать мясо существа. Кишка несчастной жабопсины свесилась к носу Саб-Зиро, он брезгливо отстранился. Его сложно шокировать, но соприкасаться с оскверненной плотью… ниже его достоинства.
Милина, пронаблюдавшая эту сцену, закаркала хриплым вороньим хохотом:
— Что, брезгуешь? Чистенький, да? Ничего, еще не так запачкаешься!..
Саб-Зиро на тираду не среагировал.
Потом его накрепко примотали к третьему справа столбу, белому с синими иерогрифами — символикой его Стихии. Он повис в нескольких дециметрах от земли, удерживаемый одними веревками. Проклятая бечева снова — еще немилосердней резала, под его весом углубившись под кожу. Саб-Зиро мрачно подумал, что в подобной ситуации как раз выиграет нелюбимая Милиной Китана: она весит сорок восемь килограммов, а не девяносто шесть.
Если только королева монстров приготовила ей ту же самую пытку.
Он оказался прав: вскоре подвели других Защитников. Выглядели они неважно: Лю покрывали синяки, Джакса, а в особенности Китану — крупные ссадины. Коты-мутанты всласть поиграли с мышками. Правда, Лю в долгу не остался: пара кочевников повизгивали, нянча обугленные бока. Конвоиры Китаны тоже держались с опаской… эденийская принцесса сумела и без сверхспособностей, без покровительства Стихий, приструнить монстров.
Воистину она великий воин… и так обидно, что умрет у своры шакалов на зубах.
Поднялся переполох вокруг Джакса: майор исхитрился сломать какому-то мутанту хребет.
Не зря их Избрали.
Но число чудовищ превышало и силу, и искусство, и особые возможности. Подобно распятым, имитацией древнеримской казни, Защитников развесили на столбах.
Иззелена-коричневый — Джакс.
Пурпурный — Лю Кэнг.
Золотисто-индиговый — Китана.
Только Кейдж все так и сидел у ног распорядительницы-Милины. Дрессированной овчаркой.
В резко нахлынувших, густых и малярийно-влажных сумерках заполыхали костры, и мутанты выплясывали подле них.
Милина не двигалась, обзирая владения. Джонни Кейдж — тоже.
(что они замыслили ЕЩЕ?)
Саб-Зиро тщился соприкоснуться взглядом с Джонни, но тот уперся в землю. Словно Милина подавляла его своим величием…
…и он не возражал.
Ночь сплотилась, похожая на сгущенный выдох толпы номадов. Ночь — это толпа, ибо в Не-Мире инстинкты особо всемогущи, изначальны и… ужасны.
Живая масса мутантов стопилась вокруг площадки со столбами. Милина сдерживала их натиск мановением кинжала, но задние ряды напирали на передние. Кто-то поскуливал, вспарываемый ножами соплеменников.
Запах крови — собственной и чужой, густой и теплый царапал ноздри. Интегрируясь с золой, и Саб-Зиро чудилось, что кровь и гарь — братья еще в думах Древних Богов… или Не-Мира.
Милина дернула Кейджевский аркан. Киноактер деревянно выпрямился, и в глазах у него было
(солнце… но солнце то чересчур оранжево, так аналогично кострам…)
Пред-затмение. Отсчет на секунды.
Луна восходит. И все оборотни покроятся шерстью, но пока клыки спрятаны под мягкой тканью, а когти — под кроссовками.
Милина взмахнула саи:
— Услышьте меня, изганники Внешних Миров!
Вой вызверился из жерла толпы, и маски визуализировали его.
— Услышьте, отверженные, — вещала Милина, черные ее волосы запрокинулись, треплемые ветром. А из зрачков струилась волчья луна. — Ибо сегодня — час торжества нашего! Нашего!
Снова гул. Эденийцы и другие изгоняют лезверуких выродков, но кочевники не столь и отличны от "цивилизованных" собратьев. Оргазмический вой — аналог экстаза от очередного "фаталити" Смертельной Битвы.
Генотип единый.
А стражи-веревки въедались все глубже. Маленькое страдание незаметно толпе, а то они б приветствовали его.
Стекло. Бечева была из стекла.
(черт, больно)
Рядом приглушенно кряхтел Джакс и шипел Лю. Китана насупленно молчала, хотя стекло прокусывало и ее.
Саб-Зиро снова переключился на действо: лучшего варианта не наблюдалось. На Кейджа… лучики солнца беспощадно скребли гранитную неумолимость лунных кратеров.
Безумие.
Милина воздела факел. Небо скособочилось под смрадным коптением.
— Узрите, народ степей, моего нового избранника, ибо ныне ему посвящено Празднество! — Милина сорвала поводок с Джонни, но кожаный ошейник стискивал мускулистую шею актера. И тот не пытался снять его. Милина распорола рубашку Джонни, она слетела невесомо и беспомощно. Матовой лунностью поблескивала кожа Джонни в чадных всполохах. Бисеринки пота — инкрустация изменения.
— Он, чье имя — Джонни Кейдж — смертный из Земного Царства, — голос Милины втягивался Роем — не ушами, но фаллопиевыми трубами. Лю Кэнг сплюнул. Стеклянные оковы окровавили синяк на животе, но он все равно сплюнул. Телепатия пропитала живое и мертвое, и он понял, что случилось с Кейджем.
— Он убил моего прежнего — Бараку, — без особой печали сказала Милина. — И я решила взять Защитника Земли взамен Бараки!
Саб-Зиро прикрыл веки.
(паучиха… еще один чертов суккуб, женщины — они все такие? Нет, Рокси была другой… любовь друга — и мой друг… но она — труп, а паучихи плетут стекло, и оно выгрызает вены…)
Кейдж покорно приблизился к Милине. Она целовала его вытянувшимися в хоботок губами, и чмокающие звуки показались знакомыми Саб-Зиро.
(она заразила его еще там, в Башне Канна… все это время он принадлежал ей… а еще — заманил нас в капкан-оазис)
Да. Неудивительно, что Джонни столь яростно набрасывался на Китану: органическая непереносимость. "Я прослежу за вами"… А на деле, следить надо было за ним.
Скверно.
Милина оторвалась от избранника, чтобы сплестись еще теснее. Алое безумие в сетчатке актера прогрессировало. Мутанты восторженно орали.
(Кейдж был хорошим парнем… но такова формула Древних Богов, что хорошие попадают в беду — и, как правило, "выхода нет" — последняя строчка любых книг)
— Что за чертовщина? — проговорил Джакс.
— ОТПУСТИ ЕГО! — взвыл Лю Кэнг. Парадокс: он недолюбливал Джонни, но теперь…
…Теперь лиловые ногти Милины сладострастно стискивали талию, предплечье кинозвезды, и она высасывала что-то из него
(душу! Душу!)
и Лю сквозь ужесточающуюся боль кричал о несбыточном спасении.
— НЕ СМЕЙ! — удавьи кольца стекла заставили Лю захрипеть.
Китана опустила голову. Прости, Лю — его не спасти. Луна проникла в его жилы слишком давно.
Из локтевых суставов Джонни с мерзостным скрежетом вырвались рогоподобные выросты, похожие на коралловые рифы. Его согнуло пополам, словно калеку. Он терзался куда хуже, чем спутники — от стеклистых червей-веревок.
Полнолуние — его полнолуние — было страданием. Но в конечном итоге, бытие Волка берет вверх, и оно — сладко, словно чужая смерть.
Толпа отплясывала. Саб-Зиро поймал себя на том, что ритм завораживает
(и я едва ли не завидую Кейджу?)
Судьба Джонни — лучшая, высочайшая точка наслаждения, ибо Зверь — это истинная сущность даже добродушного американца
(и неэмоционального Мастера Льда, а?)
и Зверь экстатически ревет, когда шерсть пробивается сквозь фальшь и гладкость морали.
