Виктор Моключенко - Ретроспект: Исток
Брама собрался, сбрасывая с себя вид простоватого, добродушного великана:
- Так, бойцы, выдвигаемся. Всем смотреть на Шуню… тфу ты, прости Студент, уж больно прикипело. Всем смотреть на Студента, идти след в след не хлопать ртами, после вчерашнего парада у шпиков ушки на макушке, хоть и адреналина они глотнули изрядно, но стреляют на звук и даже на запах.
Они прошли через бронированный, укрепленный бетонными плитами блокпост, из которого торчало несколько спаренных пулеметов и ребристое жало огнемета, на тот случай если обезумевшее зверье придется жечь огнем. Часовые молча расступились перед отрядом, по шутливой традиции отвесив пинок замыкающему, что бы возвратившись, тот вернул его обратно. Гремлин, которому достался прощальный пинок, погрозил часовому кулаком, готовьте, мол, задницы, и нагнал отряд. Развязка встретила гостей угольными тенями и запустением. При входе через рваные и перехнябленные ворота их встретила наляпанная приветливая надпись «Добро пожаловать в ад» и красовалось стилизованное изображение змея, которым шпики нагло обозначали владения, подчеркивая умение просачиваться незаметно и жалить в уязвимые места. Путники приписали к этой вывеске в нужном месте жирную букву «З». От смены составляющих сумма не менялась, но заставляла ухмыльнуться, еще посмотрим, кто окажется в указанном месте.
Студент, которого так и продолжали по привычке называть Шуней, не обижался, он был на седьмом небе от счастья. Он не ожидал что суровый Кречет, при одном виде которого чувствовалась подозрительная дрожь в коленах, оставит его в живых. Представ перед очами генерала, в волосы которого уже вплелась ранняя седина, у него пересохло во рту, и, выслушав короткий, но информативный доклад Коперника тот кивнул головой, бросил «добро» и вышел, оставив Шуню в растерянности и неизвестности. Коперник позвал за собой и Шуня угрюмо поплелся за ним, из губ сам собой сорвался мотив «мурки», напевая которую все реальные пацаны, подобно древним воинам, должны приветствовать скорую смерть, выражая презрение к мусорам. Коперник кинул на него удивлённый взгляд, но промолчал, пропуская вперед себя в бетонный ангар, в который Шуня вошел держа руки как и положено конвоируемому, сзади, и уставился на майора тоскливым взглядом. Майор многозначительно хмыкнул, сказал снимать одежду, и Шуня горестно подчинился, у него отбирали право умереть одетым, протолкнули в узкую, оббитую деревом комнатушку, захлопнули дверь и открыли вентиль. Послышалось шипение, Шуня все же закрыл щиплющие глаза, но потом открыл, когда дверь распахнулась, и на него уставился разинувший от удивления рот Коперник, облаченный в простыню, с шайкой и веником в руке. Некоторое время он хватал ртом воздух, а потом запрокинул голову и долго, до слез смеялся. Напарившегося и отмывшегося Шуню до отвала накормили и оставили в узкой комнатушке спать, а когда тот проснулся, то его прежних бандитских лохмотьев уже не было, на тумбочке лежала аккуратно сложенная хамелеоновая броня, с которой впопыхах не спороли нашивку путников. Шуня вздохнул, с неким трепетом натянул форму первейших противников всея братвы и вышел в коридор. Дежурный, увидев Шуню, поднял взгляд от журнала, что-то черкнул в нем и сказал, что бы тот не мешкая отправлялся к Кречету. Грохоча новенькими, ладно сидящими берцами, Шуня вышел из казармы и увидел БТР перед штабом, на броне которого восседал Брама и увидев Шуню дружески подмигнул и кивнул в сторону двери, пошевеливайся, мол. Шуня, краснея от стыда, прошел через штаб, рассматривая пожелтевшие от времени плакаты, вспоминая, как несколько часов назад он позорно напевал «мурку». Кречет поднял голову от кипы документов, в которых писал быстрым размашистым почерком, кивнул на стул, а потом спросил имя, фамилию, и все прочие данные, которые путники, видимо, собирали об расстреливаемых и кропотливо протоколировали. Шуня выложил все как на духу, и на неожиданный, настойчивый и недвусмысленный приказ генерала убираться с идущей колонной за Периметр, вдруг ответил отказом. Кречет поднял голову от бумаг, изучая Шуню будто видел его впервые, а потом снова повторил приказ настойчивее, но у Шуни словно перемкнуло в голове, он уперся как баран, с ужасом слыша как с его губ слетают слова, что без Понырева он де не вернётся и пусть его лучше показательно расстреляют на плацу, ибо, будучи выставлен вон, он непременно вернется обратно. Кречет побагровел, бросил ручку на стол и доходчиво попытался выбить у него эту мысль из головы, но тот лишь отрицательно кивал головой и окончательно офонарев и слетев с тормозов, вдруг предложил генералу сковать его наручниками и везти на Периметр силой. О Кречете говорили многое, в том числе и то, что его довольно трудно вывести из себя, но Шуне это удалось как никому другому. Генерал рявкнул – «Вон!» и Шуню вынесло из кабинета. Пришел в себя он уже на плацу. Брама посмотрел как-то сожалеюще, стукнул прикладом по броне, и колона сорвалась с места, обдав выхлопами солярки и оставив в одиночестве. Предоставленный сам себе, он пошел в бар, где его не усадили за стол, и налили «лозу». Через час его снова позвали в штаб, Кречет указал кипу неразобранных документов и приказал приступать к работе. Шуня оторопело уставился на завалы, а потом робко спросил о компьютере. Кречет согласно кивнул, и уже через полчаса ему приволокли пару системных блоков, проложили сетевой кабель и, облегченно вздохнув, он загрузил знакомую каждому советскому школьнику операционную систему «объем», заставившую обанкротиться сам «Майкрософт».
Голем высветил изображение, Шуня довольно присвистнул и тут же получил чувствительный тычок от Брамы:
- Студент, ты плохо слышал приказ Кречета? Это тебе не под солнцем гулять. Раньше на тебе другие лахи были, а сейчас пикнуть не успеешь, пристрелят, не смотря на старую и горячую дружбу.
- Брама прости, забылся, это от восхищения – ответил на закрытой частоте Шуня - …как красива Развязка ночью. Едва заметно блещут сквозь незримую толщу звезды, далекие, колючие, словно замерзшие в арктическом сиянии вечной ночи…
- Во дает…
- Шуня, мечтатель, ешкин кот! Не нашел лучшего времени?
Но Шуня, не умолкая, осторожно крался вдоль тени ангара, прячась от уходящей за горизонт луны:
- …шпик несущий свою вахту тяжело привалился в углу, глядя из темного провала на их свет, сидящий на девять часов и смотрящий приблизительно в нашем направлении. Умный голем не показывает всей красоты ситуации – чтобы глушить сигнал, они носят в кармане «искру. Вредно до невозможности, зато можно видеть путников как на ладони и одновременно скрываться от сканеров ПК.
Брама, явно готовясь дать рифмоплету очередную затрещину, остановил руку на полпути и посмотрел в указанном направлении. Голем, получив информацию, тут же отсеял излучение «искры» и получил приблизившееся изображение шпика, сидевшего в провале полуразрушенной водонапорной башни в обнимку со снайперской винтовкой и клевавшего носом. Звездочет поднял палец вверх, одобряя действия Шуни, и пополз следом, стараясь не шевелить ломкую траву:
- Брама - пусть говорит, у него складно получается. Это нервное, с новичками такое бывает, главное, он отмечает путь и держит глаза нараспашку, а красота, она и через оптику прицела красота, и никуда от этого не деться.
- Да, голем это вещь! Ладно, ладно – не вопи… ишь какой, на запястье толком не налезает, а туда же - личность. Видно все как на ладони, а вот о «искре» это Шуня, кстати сказал, а мы все думаем, как они умудряются исчезать из-под самого носа, невидимки прямо, а тут вон какая штука выходит. Но ниче, пусть хоть обложатся по самые уши этими «искрами», а заодно и трусы свинцовые наденут, для сохранности генофонда, это им не особо поможет. Приказ Кречета - закон, идем тихо. Но, черт возьми, хоть убей, не помню что возвращаться обратно нужно так же на цыпочках!
- 20 -
Ирис поправил капюшон, пытаясь защитить лицо от мелкой водяной пыли кружащей в воздухе и потер озябшие руки. Вот ведь служба выдалась, никому такого не пожелаешь, два часа как Шелест должен был сменить, но ни Шелеста, ни его парней не было видно. Самое время бить тревогу и давать запрос на базу, да ПК сбоит почем свет стоит. Хоть и обещал Гордей, что все будет нормально, только что-то хреновато выходило это самое нормально. Но что тут диву даваться - в Глуши на один квадратный метр столько аномалий приходилось, что от чего бы ей не засбоить в такое время суток, когда уже не ночь, но и до утра еще далековато? Вот и инфра успешно сдохла, периодически вырубалась, безуспешно пытаясь загрузиться, высвечивая унылый пейзаж вывороченных бетонных плит, покосившихся столбов с колючей проволокой, да редкие всполохи «тесл», плюющихся искрами. Хорошего мало, да и какое тут хорошее? Надо бы снять с покрасневших усталых глаз тупящую батку, помассировать замерзшее усталое лицо, да нельзя. Чуть какой шорох и автомат как живой сам собой прыгает в руки. Зазеваешься, цапнет за горло когтистая лапка и все, и никто не поможет и не отобьет, вот только на Аргуса и надежда. Спит сукин сын без задних ног, ну и пусть себе спит, и плевать, что за такой секрет всыпал бы начальник развода под первое число. Аргусу закон не писан, не придумали еще статута для караульных собак, если спит – значит все путем, можно чуток расслабиться, а чуть что - поднимет умную морду и смотрит в темноту. Красивый сукин сын, весь в покойного Каймана вымахал и глаза на месте, как и положено нормальной собаке. Отбраковка у них будь здоров, чуть только малейший брак, за шкирку и все. И правильно, оно хоть и жестоко, но кому надо, что бы по Глуши гуляли дикие потомки Каймана? Эх, Кайман, Кайман - вернемся за Периметр, кто цел останется, скинемся с ребятами и отбабахаем тебе памятник, не хуже чем у собаки Павлова, и поставим на самом видном месте.
