Алексей Свиридов - Возвращение с края ночи
Воронков, выключив фонарь, быстро направился к главному зданию. Дверь на ключ Олег, конечно же, не запер, так что Сашка просто толкнул ее и вошел.
Как обычно в нерабочее время, внутри было тихо, пусто и чисто. Равнодушный свет белых трубок на потолке отражался на новом линолеуме и масляной краске стен коридора, специфический запах станции здесь почти не чувствовался, несмотря на выключенную вентиляцию, и вообще казалось, что разнокалиберные панели стен отрезали Воронкова от всего внешнего мира с его проблемами и страхами.
Оставляя на полу грязные следы, Сашка дошел до двери директорского кабинета, услышал непонятные звуки и, пройдя через приемную, заглянул внутрь.
Телевизор, старомодно поставленный на длинные ножки, был настроен на ночной канал, и на экране крашеная блондинка неталантливо, но старательно изображала, что трахается с бритым мужиком поперек себя шире — поскольку в кадре они оба были только до плеч, в реальность сцены не очень верилось.
Перед телевизором стояло директорское кресло, рядом в пепельнице дымилась начатая сигарета, а на полу стояли пивные бутылки — две пустые, и одна полная.
— Олег… — позвал вполголоса Сашка, потом повторил громче: — Олег, где ты?!
Ответом была тишина, лишь блондинка продолжала ахать. Да где же он?
— Олег, твою мать!!!
Бритый мужик на экране одной рукой отлепил от себя женщину, которая сразу умолкла, словно поставленный на паузу магнитофон, и, не меняя позы, бросил в сторону Сашки:
— В очке утопился твой Олег. А матом ругаться не надо — тебе вот может ни хрена, а другим и стыдно. Ты лучше садись, мы тебе тут шоу дальше будем крутить. А надоест — так и за жизнь поговорить можно.
И, перестав обращать внимание на Сашку, бритый навалился на свою даму, которая тут же вновь начала стонать.
«Так, значит. Опять телевизором играем? Ну, как прикажете-с!» — и с этой мыслью Воронков крутанулся на левой ноге, а пяткой правой ударил в экран.
«Не порезаться бы…» — но опасения были напрасны. Ни дождя осколков, ни звона стекла, ни даже грохота опрокинувшегося аппарата не последовало. Телевизор, словно ванька-встанька, качнулся на неожиданно гибких ножках и тут же вернулся в прежнее положение. Сашка схватил с пола ту бутылку «Волжанина», которую Олег не успел открыть, и с размаху швырнул ее в стекло — но раздался лишь глухой стук, и невредимая бутылка, отскочив от невредимого экрана, закувыркалась по полу и остановилась точно на прежнем месте, только уже не стоя, а лежа.
— Ну ладно… — прошипел Воронков и вскинул пистолет. Вскинул — и застыл, потому что в мозгу отчетливо прозвучали недавние слова альбиноски: «Козя убит нестандартной пулькой… Нечего было по телевизорам стрелять!»
Чувствуя, как мускулы чуть дрожат от напряжения, он медленно опустил «Мангуста» и, пятясь задом, вышел обратно в приемную.
— О-о-оле-е-ег!!! — позвал он еще раз, скорее для очистки совести, не надеясь услышать ответ.
Тишина — если не считать охов блондинки за дверью. Сашка отошел к тупиковой стенке коридора и медленно пошел по нему, методично открывая все двери, которые удавалось открыть. Кабинет главного инженера, комната отдыха операторов, запертая бухгалтерия, запертая касса, туалет… На всякий случай он заглянул туда и даже щелкнул выключателем, но свидетельств гибели Олега в унитазе найти не удалось. Что ж, и на том спасибо.
Дойдя до конца коридорчика, Воронков в нерешительности застыл — выходить из этих стен не хотелось совершенно. Может, и вправду здесь остаться? Олег небось сбежал, как только увидел асфальтового медведя, в мастерской делать больше нечего, дома тоже. А тут можно поспать, а то и действительно посидеть перед телевизором, с мужиком побеседовать… Обязательно надо поговорить, да! Прямо-таки необходимо — именно этот мужик наконец-то объяснит, что случилось и зачем случилось. Как же это сразу-то ясно не стало?!
Воронков опустил поднятую к двери руку и уже был готов повернуть обратно к директорскому кабинету, как из-за двери раздался обиженный лай.
«Хозяин, ну ты что? Я тебя послушался, а ты, значит, спрятаться решил?! Выходи давай, а то я сам сюда залезу!»
Живая, напористая «речь» пса словно разбудила Сашку. Он плечом толкнул створку двери, вывалился на улицу, и тут же на плечи ему легли две мохнатые лапы, а перед глазами оказалась поскуливающая морда.
«Ну вот, наконец-то! Друг называется… Мне тут так плохо было, а ты еще и вонь здесь развел — втрое против обычной. Тебе б мое чутье, так ведь взбесился бы!»
— Ладно, хватит, хватит!
Пес опустился обратно на четыре лапы, и — сторонний наблюдатель это счел бы щелчком челюстей — тревожно заметил:
«Однако, что-то, хозяин, ты не в себе немного… Словно только что проснувшийся?»
— Вроде того… — без удовольствия признал Сашка. — Наваждение какое-то напало, хорошо, ты меня позвал, а то ведь так и утянуло бы. Серьезно, спасибо, Джой. Молодец.
И он благодарно потрепал собаку по гриве.
На этот раз, чтобы понять ответ, никакими сверхъестественными способностями обладать было не надо: пес подпрыгнул, завилял хвостом и залился радостным лаем.
Воронков включил фонарь и направился к дежурке, настороженно оглядывая мало-мальски подозрительные места на земле. На месте неведомых врагов он не стал бы повторять опыта с «медведем» — скотина оказалась уж больно тупой при всей ее силе и страхолюдности, но впечатления были еще слишком свежи, и взгляд непроизвольно выискивал на земле новые струйки пара. Но похоже, «они» были того же мнения, и признаков новой угрозы из-под асфальта заметить не удалось.
За то время, которое Сашка провел в здании, серая куча в отстойнике уже успела остыть, вода булькать перестала, и поэтому противогаз не понадобился.
«Что ж, и на том спасибо — по крайней мере отсиживаться в дежурке будет не так противно. Хм, а почему я считаю, что прятаться надо именно там? Белые, черные… Прямо как в песне — красные, зеленые, золотопогонные… Если они из асфальта такое чудо-юдо сотворили, так что им стоит, скажем, мой фрезерный станок взбесить?»
Сашка представил себе эту картину и усмехнулся — нет, это вряд ли. В конце концов, именно он этот станок за свои деньги перевез со свалки, починил, настроил… С кем — с кем, а с фрезерным можно будет договориться.
Огибать дежурку было неохота, и поэтому он вошел туда через мастерскую, вновь воспользовавшись проемом, образовавшимся на месте Двери. Нащупав выключатель, Воронков повернул его, лампы дневного света неуверенно замерцали, а потом зажглись вполне нормальным светом, словно стеклянный луч и не гасил их совсем недавно.
Станки и инструменты находились все на своих местах, ничто не проявляло враждебной оживленности, и Сашка с облегченным; вздохом уселся на табурет — все-таки, заходя сюда, он побаивался какой-нибудь очередной пакости.
Странно… Прошло всего лишь два дня… Или уже три? Воронков подсчитал внимательно: да, трое суток с тех пор, когда он, стоя посреди этой мастерской, заканчивал сборку «Мангуста» и был счастлив, словно Господь Бог на пятый день творения. И как расплата за это, с тех пор потянулись нелепые и пугающие события…
Он с сомнением глянул на «Мангуста» и сказал вслух:
— А может, и правда, все из-за тебя, а, железяка? Например, созданием такого оружия я превысил барьер, положенный мирозданием человеку, и теперь его силы ополчились на меня… М-да, интересно, я могу хоть что-нибудь сам придумать, не вспоминая книжные сюжеты? Да и глупости это все, конечно.
— Отнюдь не глупости. Но в данном случае действительно неверно, — неожиданно раздался за спиной Воронкова низкий голос альбиноски.
Не думая, что он делает, Сашка с места прыгнул вперед — к тому самому притащенному со свалки фрезерному станку. Приземляясь, он свободной рукой ухватился за один из штурвальчиков, и его развернуло спиной к станине, а лицом к остальной мастерской.
Взгляд лихорадочно метнулся от одной стены к другой. Да где же она, черт возьми?!
Прошлогодний календарь, висящий над верстаком, сохранил свои размеры, но цвета его изменились — именно это в первый момент привлекло к себе внимание, и лишь мгновение спустя Сашка понял, что изображение тоже новое. Вместо розовотелой, пышногрудой красотки с алой розой в волосах на плакате теперь красовалась Альба, стоящая на диком утесе, а фоном была уходящая вдаль сине-зеленая равнина. Изображение — если это только было изображение — казалось на диво тонко выполненным и объемным, как будто на месте календаря в стене появилось окно без стекла.
— Ты, сука… — начал было Сашка, и запнулся, не зная, что бы такого и сказать-то.
— Ну так, я, сука?.. — голос Альбины приглашал собеседника высказываться дальше.
Но Воронков молчал, уже вполне сознательно. Если этой… Ладно, будем сдержанны и корректны: если этой доброй женщине чего-то нужно, пусть выкладывает. А ему говорить с ней не о чем.
