Гай Орловский - Небоскребы магов
Я поклонился.
– Ваше величество, говорю еще раз, как Улучшатель, я увидел огромные возможности для вашего королевства… Но пока что надо все держать в тайне. Некоторое время.
Он пытливо всматривался в мое лицо.
– Даже от меня?
Я сказал с неловкостью:
– Как уже говорил, ваше величество, если я скажу, это увеличит риски. Вы кому-то да проговоритесь, даже невзначай, понимаю, такое не удержать, но информация достигнет наших противников, и тогда все может рухнуть.
Он смотрел так же внимательно, я уловил, как он среагировал на то, что я противников назвал нашими, что значит принял интересы королевства как свои.
– Хорошо, – проговорил он, – пусть это будет пока тайной.
– Это ненадолго, – заверил я. – Нужно успеть встать на ноги.
Глава 14
Обратно я бодро возвращался в сопровождении сотни воинов из отборной королевской гвардии под командованием глерда Вэнсэна Ваддингтона. Теперь он смотрит на меня восторженными глазами, готовый не то что выполнить любой мой безумный приказ, но и закрыть грудью военачальника, ринувшегося в захваченный врагом замок и сумевшего открыть для своих людей ворота.
А самое главное, с нами тащатся три доверху заполненные телеги, нагруженные инструментами. Плотников и столяров король пообещал прислать следом.
Я то и дело в нетерпении выезжал вперед, наконец оставил обоз и унесся в одиночестве, а когда увидел издали вознесенный ввысь замок на высоченном утесе берега, вздохнул с облегчением: я дома!
А в самом деле, чувствую себя дома, сердце стучит лихорадочно, а в черепе такие горячие мысли, что высекают искры, задевая одна другую. Впервые в жизни такая жажда что-то делать, тем более что в голове уже оформилось это грандиозное «что-то», осталось только напрячься и все сделать быстро и ювелирно точно.
Как только покинул седло и обнял Фицроя, тут же сказал быстро:
– Подбери глазастых парней для наблюдения за морем. У нас тут высоченная башня, нужно только сидеть по очереди и любоваться водными просторами. Как только покажется корабль, пусть зовут немедленно. Хочу сам посмотреть, что здесь за флот.
Он сказал в изумлении:
– Корабли проходят довольно далеко от берега! Что увидишь?
– У меня оптика, – напомнил я. – Увижу.
– Что такое… ах да, твои колдовские штучки.
– И тебя научу, – пообещал я. – Не отвертишься.
Он сказал с сомнением:
– Увидишь, но вряд ли рассмотришь. Идут далеко, потом сворачивают к причалу, где Дорнес впадает в море, там и загружаются товарами. А Дорнес далековато, даже с крыши вашего замка не увидеть…
– Нашего, – поправил я. – Это наш замок, Фицрой!
Он ухмыльнулся.
– А мне он зачем?
– Как и мне, – ответил я. – Удобное место для прыжка.
– Вверх?
– В нужную сторону, – уточнил я. – Мы что, так и останемся такими? Думаешь, только у тебя амбиции?
Глаза его хитро заблестели.
– Надеюсь, что и у тебя. Иначе я бы такого скучного давно бросил. Жить надо ярко! Когда пойдем грабить?
– Не сейчас, – ответил я. – По мелочи грабить как-то неловко даже, это ронять себя. А для большого грабежа нужна база. Сперва создадим, потом развернемся.
Он спросил с тревогой:
– Создавать базу? А это долго?
– Увы, – ответил я, – на долгую работу у меня самого не хватит терпения.
Понятно, слишком долго удерживать в тайне строительство корабля не получится, однако же сумел Петр Великий отгрохать три великолепных фрегата, затем протащил волоком до Онежского озера, а оттуда перевез в Неву, что явилось для противника неприятной неожиданностью.
Если бы он попытался строить верфь прямо на морском берегу, шведские корабли тут же снесли бы все подчистую, так что и я, полагаю, сумею в этой гавани выстроить хотя бы один корабль, а убедившись, что он не утонул сразу, заложу еще хотя бы с полдюжины красавцев, которых здесь не видели.
На башню с азартом отправились сразу двое, в тот же день начали прибегать по очереди, сообщая, что снова на горизонте корабль, а вот теперь снова, хотя уже другой…
Я поднялся наверх еще по первому сигналу, корабли идут на приличном расстоянии от берега, где-то с милю, хорошо не рассмотреть, но я захватил с собой оптический прицел, быстро подкрутил кольцо, с такой оптикой изображение корабля даже не помещается, пришлось чуточку уменьшить.
Корабль, хоть и с парусом, но это все же простая лодка, только чуть крупнее. Даже палубы нет, только на корме надстройка, чтобы там можно было расположить полдюжины лучников или арбалетчиков, больше не поместятся, а под этой крышей устроить единственную комнатку с дверью для отдыха капитана или просто старшего.
Вскоре один из них, Базилка, самый шустрый и сообразительный из челяди, доложил, что один корабль торчит уже вторые сутки, хотя к нему никто не подплывает, а он стоит то ли на якоре, то ли еще как, но парус спустил, с места не сдвигается, а когда вчера слишком отнесло в сторону, вернулся на прежнее место.
Я вскарабкался на самый верх башни, корабль видно отчетливо и без оптики, впечатление такое, что оттуда внимательно рассматривают именно мой замок.
Сначала трепыхнулась тревога, потом пришла тяжелая злость. Здесь мне еще наблюдения и тотального контроля недостает! Как же достали этой опекой и вынюхиванием, что у меня где лежит и как лежит…
Фицрой, не дождавшись, сам поднялся наверх, с неохотой подошел к перилам.
– И чем он тебе не нравится?
– Раздражает, – объяснил я зло. – Не думаю, что увидит что-то такое особое в этом замке, но раздражает!
Фицрой фыркнул.
– Раздражает? Так прогони.
– Пристрелить там кого? – спросил я. – Можно, но это откроет кое-что о нас…
– Пристрелить? – переспросил он. – Вообще-то я имел в виду отогнать каким-нибудь колдовством. Волну поднять… Но пристрелить тоже неплохо.
– Пристрелить, – пробормотал я. – Вообще-то нужно посмотреть…
– Пойдем, – сказал он бодро. – Не ленись, пойдем!.. Я могу тебе палочку принести.
Я пробормотал:
– Хорошо, пойдем. Не люблю насильников, негодяев и развратных убийц.
Он сказал с уважением:
– Ого!.. Тогда да. А ты точно знаешь, что там развратные убийцы?
– Точно, – буркнул я.
– А… как ты… узнал?
Я процедил сквозь зубы:
– Мне ну совсем не нравятся!.. И надо то ли пристрелить, то ли еще что… А для этого необходимо, чтобы они были последними на земле сволочами! Ну, пусть предпоследними, все равно такая гнусь не имеет права бороздить моря и океаны.
Он просиял лицом.
– Аа-а, здорово у тебя. И никогда не чувствуешь себя виноватым, верно?..
Я сказал твердо:
– Кроме того, он находится в моих территориальных водах!.. А это все равно что землю мою пахотную топчет. На земле пшеница растет, а в воде моя рыба плавает, жир нагуливает. И то и другое мое суверенное, а любые посягания и посягательства – нарушение моих конституционных… или еще каких-то прав.
– Понял, – сказал Фицрой с восторгом. – Этому мерзавцу не спастись! Бей гадов!.. Мы же за справедливость, мы всегда за правое дело.
Корабли проходят, как я заметил, чаще всего в первую половину дня, а к вечеру море чистое, что и понятно, всяк стремится до наступления ночи успеть в порт, родной или нет, это в любом случае лучше, чем в ночи страшиться наткнуться на рифы.
Фицрой напомнил, что вечер уже скоро, нужно успеть, пока светло, я поколебался, помотал головой.
– Нет, пусть стемнеет. На этой трассе будет пусто, никто не увидит, если корабль потонет.
– А ты как увидишь?
– Да и ты увидишь, – пообещал я. – Ладно, пойдем. Но пасаран!.. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!.. Враг не пройдет!
Фицрой спросил восторженно:
– Ты что, хочешь топить все корабли?
Я отмахнулся.
– Нет, но нужно себя накрутить, чтобы пламя праведного гнева охватило мое сердце и я чувствовал революционную справедливость возмездия врагам цивилизации и гуманизма! Дабы твердо и без позорящей авторитарного демократа жалости.
– Вечер, – напомнил он. – Ты уже накручен.
– Не совсем, – ответил я, – но ладно. Даже если совесть чуточку и возразит, я ее уболтаю. Я интеллигент, всегда найду доводы за любую сторону.
Он дождался, когда я выволок мешок со сложенной винтовкой, поспешил вперед, открывая для меня двери, чтобы я не передумал и не вернулся, в башне первым побежал по лестнице, я слышал, как он там поднял люк и, выбравшись наверх, ждет, готовый подать руку, если я заморюсь.
Я поднялся, ощущение такое, что вокруг только небо и больше ничего нет на свете, земля и море так далеко внизу, что вроде бы их и нет. Фицрой вообще всякий раз преодолевает себя, чтобы подойти к краю и посмотреть через барьер.
– Простор, – пробормотал он с бледной улыбкой, – как-то его многовато… Думаешь, еще не поздно?
