Светлана Тулина - По чужим правилам
Как прикажете впадать в отчаянье, если рядом нет никого — ну абсолютно никого! — кто бы мог тебя в это отчаянье привести?!
В отчаянье Марка Червиолли-Енсена не могли привести ни бездонная мгла за иллюминаторами, ни паршиво работающая связь, ни однообразный рацион, ни даже отсутствие элементарных удобств, из-за чего постель приходилось убирать самому, самому же загружать в тамбур посуду для вакуумной чистки и самому же постоянно программировать допотопного робота-уборщика.
В отчаянье Марка обычно приводили люди.
А вот людей-то как раз на двадцать восьмой станции не было…
Ну, разумеется, кроме самого Марка Червиолли-Енсена.
Так что вот уже шестую неделю Марк пребывал в странном и непривычном состоянии, которое буддисты вполне обоснованно могли бы назвать нирваной, а христиане — райским блаженством, правда, с несколько меньшим на то основанием.
Ему было хорошо и спокойно. Он ничего не хотел и ничего не боялся. Даже непривычное умиротворение больше не пугало его. Он просто жил, радуясь каждому новому дню.
И в этом вот состоянии тихой радости начал потихоньку склоняться к чему-то типа космического язычества, приняв за аксиому существование во вселенной некоей высшей силы, может быть даже и не совсем разумной, но свято блюдущей принцип справедливости. Который и был осуществлён при назначении на двадцать восьмую станцию именно его, Марка Червиолли-Енсена.
Когда-то давно его единокровный брат Вайминг сказал, что это только умирать хорошо в компании. А будь на то его воля — ушёл бы он в одиночное плавание куда-нибудь подальше от нашей чересчур густо населённой Галактики.
Марк тогда с ним не согласился, поскольку как раз исповедовал учение пресветлого Яцзыня, утверждавшего, что все беды идут именно от человеческой разобщённости. А вот ежели удалось бы слиться всем особям рода людского в единовременном вселенском оргазме — вот тогда и только тогда бы и наступило царство Божие на всех землях, сразу и навсегда.
Позже, глубоко разочаровавшись в Пресветлом и пройдя курс лечения от какой-то венерической фигни, Марк вспомнил тот разговор и подумал, что Уве прав. Сумей они выиграть в лотерею или получить шальное наследство (о «заработать» речи не идёт, такого количества не заработаешь и за десять лет, а работать дольше — это же просто смешно!), они бы, возможно, действительно купили два одноместных корабля — именно два и именно одноместных! — и подались куда глаза глядят.
Но в лотерею они не играли, а богатые родственники умирать что-то не спешили.
Впрочем, даже при наличии средств Уве всё-таки вряд ли решился бы на такое. Он был очень ответственным, и слишком серьёзно подходил к своему положению наследника по крови и духу. Он был младшим и самым любимым из всех сыновей Свена Енсена, к тому же — единственным ребёнком Элизабет, последней и самой обожаемой его пассии. А у Марка, лишённого отцовского благорасположения после истории с Белым Братством, на подобную авантюру финансов не было и в проекте.
Так что двадцать восьмая станция — самая дальняя на подходе к поясу астероидов в малонаселённой системе Кляйна-Хайгона — это действительно был на данный момент идеальнейший вариант.
Марк зевнул, потянулся с хрустом, благостно осмотрел пульт, собираясь переключить управление на автоматику, поскольку наступило время ленча, да и играть в покер с вечными и неутомимыми виртуальными партнёршами поднадоело, когда один из огонёчков вдруг привлёк его внимание. Несколько секунд он смотрел на огонёчек в недоумении, но по-прежнему благостно, пытаясь вспомнить, что сие могло бы означать. На плановую проверку не похоже — о тех предупреждают за двое суток, чтобы ты успел хорошенько подготовиться. Заправку проводили на прошлой неделе, техосмотру не больше трёх месяцев — нет, с этой стороны подвоха ожидать не приходится. Так что же это у нас такое зелёненькое, мигающее так забавно, ритмичненько так?..
И вдруг вспомнил.
Сигнал дальней связи.
Причём — не просто сигнал, этой зелёненькой мигалкой обычно зелёный коридор требуют. Ну, там, где в этом есть необходимость. Не здесь, где путаться под ногами или в стороны шарахаться просто некому…
Он ещё улыбался, хмыкал недоверчиво, а пальцы жили собственной жизнью, наводя сигнальный маяк, готовя причальные захваты, активируя медицинский и гостевые отсеки. Да, кстати — неплохо было бы узнать, в чём, собственно, причина…
Он оформил запрос, отослал с информационным пакетом. Ответный пакет, в сущности, даже ответным назвать было бы трудно — он пришёл практически сразу, без запаздывания — похоже, готовили его одновременно. Куча технической муры, с этим пусть автоматика сама разбирается, а вот и наше.
Марк моргнул. Перечитал ещё раз. Присвистнул.
Ничего себе!
Да нет, быть не может.
Ксона — здесь?!!
Даже для учебной тревоги — слишком невероятно. Ксона — не такая штука, которую можно внезапно подхватить в глубоком космосе. Ею нельзя болеть «немножко», как нельзя быть немножко беременной. Она или есть — или нет. И если она есть — то и сам её обладатель, и все окружающие его люди узнают о её существовании в первые же пятнадцать минут полёта. Максимум — полчаса, если фаза нулевая, а симптоматика достаточно сглажена. Так что самые типичные места её обнаружения — ближние орбиты. Не зря же вокруг каждой планеты или станции столько госпитальных ячеек, хотя на самом-то деле истинная ксона — явление крайне редкое, он сам, например, видел только во время обучения, их тогда специально возили на Астарту, в Институт Проблемной Генетики…
Да нет, это чья-то шутка. Чья-то глупая шутка.
Наверняка.
Не бывает такого…
Он смотрел на экран и не верил.
Он не верил, когда серая громада трейвера-ультравена перекрыла обзор, нависнув над крохотным диском станции, не верил, когда дрогнул весь астероид от небрежной стыковки, не верил, когда истеричный голос по ближней связи требовал чего-то маловразумительного, а станционные стыковщики пытались совместить при помощи допотопного рукава выходной кессон станции со шлюзовым коридором пассажирского экспресса, совершенно к этому не приспособленного.
Не верил, когда по палубе затопали тяжёлые ботинки и куча народу заполнила крохотное пространство, чего-то требуя, крича, толкаясь, издавая самые разнообразные звуки, при этом словно стремясь перекричать друг друга, когда протащили узкие носилки с привязанным к ним неподвижным телом, больше напоминавшим кокон, когда запихнули в почти непристойной спешке эти носилки прямо в диагност.
И даже когда диагност выдал предварительный результат, снабдив его для пущей важности коротким взрёвыванием сирены — Марк Червиолли-Енсен всё равно не поверил.
Ну не бывает такого!..
Талерлан. Униаполис. Частная клиника псисомокоррекции
Нгу Ен Ли
Лицо спящей девочки потеряло свою вечную настороженную готовность ударить первой, до того, как ударят другие. Оно разгладилось, став беззащитным и от этого — ещё более юным. Светлые волосы разметались по тёмно-голубой подушке, курчавились слегка, поблёскивали в свете дежурной лампочки над входом.
Другого освещения на данный момент в специализированном боксе для «особых» пациентов, куда доктор Нгу Ен Ли поместил эту девочку ещё вчера, не было. Но оно Нгу Ену и не требовалось — он с детства хорошо видел в полумраке, да и девочку эту за прошедшие двое суток изучил досконально вдоль и поперёк, как снаружи, так и изнутри.
И смотрел он на неё сейчас не только с вполне понятным удовлетворением хорошо проделанной работой, но и с интересом почти плотоядным.
Девочка Нгу Ену нравилась.
Очень нравилась.
Особенно после того, что выловила сегодня утром из Сети его тупоумная ассистентка. Она была дурой, конечно, эта ассистентка. И поэтому, конечно же, ничего не поняла в том, что именно сумела раздобыть. Но дурой она была исполнительной, всё интересненькое и странное тащила в клювике исправно, и потому оставалась одной из самых приближённых ассистенток. Нгу Ен даже любил её за то, что она такая дура. Надо же её хоть за что-то любить. А больше, вроде бы, и не за что…
Все знали, что Нгу Ен любит девочек. Очень любит.
Любых.
Нгу Ен постоял у кровати, полюбовался ещё немного. Поправил упавшие на лицо светлые прядки.
Эту девочку он любил особенно…
Бокс для вип-пациентов был устроен хотя и без излишней роскоши, но с учётом максимально возможного комфорта. И потому напоминал гибрид офиса и клуба. Здесь ненавязчиво и удобно располагалось всё, что может понадобиться деловому человеку как для ведения собственно деловой жизни, так и для отдыха, и даже туалет был телефонизирован.
