Максим Сабайтис - Битва за небо
При мысли о паромобиле Дмитрия передернуло. В Сан-Франциско оказалось до удивительного много раздражающих вещей. Раздражали бесконечные холмы, раздражали презрительные или чрезмерно хмурые лица коренных американцев, безнадежность и покорность судьбе в глазах китайских солдат. Взрывающиеся паромобили и обилие «психов» в черных костюмах замечательно вписались в этот ряд: между гостеприимством протектора и стремительностью его охраны.
– Говорят, дважды молния в одну воронку не попадает, – шутливым тоном заметил Островский, которого, судя по Намерению, одолевали те же мысли. – Но то молния, а пули крупного калибра статистике не подчиняются. Это вам не капли дождя в засушливой африканской стране, падающие исключительно по соизволению Всевышнего. Я бы рискнул прокатиться на машине, но в гостинице занял бы круговую оборону. У людей, подославших наемных убийц, может возникнуть идея расправиться с нами аккурат перед сном.
– А что за гостиница? – неожиданно поинтересовался Николай. Неожиданно, потому что с самого утра он был донельзя молчаливым и сосредоточенным, держащимся позади напарника – что бы ни происходило.
– Одна из лучших в городе, – заверил представителей Комиссии начальник охраны, сверившись с каким-то списком. – «Интернасьональ», дипломатические апартаменты.
На этот раз паромобиль сопровождала конная полиция: четверо всадников в парадных мундирах, с мечами и пистолетами – разве что без штандартов.
– Если наши противники не удосужились выяснить, где мы остановимся, такая кавалькада облегчит им труд, – проворчал Островский, осторожно выглядывая в крохотное круглое окошко. – И даже не придется тратиться, посылая за нами мальчишку. Более неудачного начала нашего расследования и не придумать. Хорошо еще, что живы остались. Лучший вариант… Если этот вариант самый лучший, нам здесь нечего делать.
– Ты ударяешься в пессимизм. – Дмитрий вытащил клинок из ножен и положил на колени. Чтобы успокоиться и перейти от эмоциональных высказываний к трезвым рассуждениям. Никому, кроме «психов», не представить, как утихают нервы, когда поглаживаешь ладонью родной клинок, ощущаешь под пальцами холодок стали, перестраиваешься для работы с мечом. Меч дарит специфическую дальнозоркость, предметы обретают четкость. Мир упорядочивается, а хаос отступает.
– Если бы это был пессимизм! – Алексей отодвинулся от окна, откинулся на спинку кресла и с сожалением посмотрел вокруг. – Я реалист, опечаленный реалист.
– Сугимото, у которого были возможности воздействовать на протектора, погиб. Это раз, – объявил капитан. – Четырех дюжин полицейских, шестерых курьеров и кабинеты никто нам не предоставит. Хотя бы потому, что мы представители иностранной державы, потенциальные шпионы. Это два. Люди, причастные к убийству Сугимото, мертвы, допросить их невозможно. Едва ли не единственная ниточка, доступная нам в этой ситуации, оборвалась. Это три. Продолжить?
Дмитрий покачал головой. Островский обрисовал положение довольно четко. Можно было к трем его пунктам добавить еще пять-шесть, но особого смысла в этом не было. Что оставалось? Провоцировать неведомого врага на очередное противодействие? Слоняться по Сан-Франциско, держать нос по ветру и заглядывать во все подозрительные уголки? На это уйдет вечность, да и то результат не гарантирован. Сколько еще времени потребуется Комиссии, чтобы вывести объединенный флот в море и уничтожить пиратов? Сколько кораблей будет потоплено до того, как субмарину выследят и обезвредят?
– Возражу по третьему пункту, – неуверенно произнес Николай.
С той минуты как в его руки попала катана, манеры юноши странным образом переменились. И если бы только манеры. Дмитрий ощущал изменения в походке, во взгляде, в движениях…
– Ниточка не оборвалась, – сделав вдох-выдох, продолжил Разумовский. – Я сумел зацепить этих убийц стилевидением.
– И что они будут делать теперь? – иронично заметил Островский. – Воскреснут и пойдут в бар отмечать успех своего задания? Так их же не выпустят из мертвятника…
«А ведь может получиться, – подумал Дмитрий, чувствуя, как поднимается настроение, отступает депрессия с усталостью. – Только действовать надо быстро пока информация Николая не устарела. Вот приедем в гостиницу, пошлем курьера на «Зенон» за вещами и приступим».
– Стилевидение показывает не то, что человек сделает в следующий момент, – терпеливо пояснил Николай ничего не понимающему капитану. – Это тебе не футуроскопия. Стилевидение дает представление о том, что сделает некий определенный человек, оказавшись в той или иной ситуации. Например, успешно завершив задание и выбравшись из этого приключения живым.
– То есть мы можем проследить за этими парнями, даже если они на самом деле уже откинули копыта? Да это же замечательно! Мы пойдем по их несостоявшимся следам, дойдем до нанимателей, схватим их, допросим…
Дмитрий демонстративно вздохнул. Алексей слыл человеком увлекающимся. Может быть, даже слишком.
– Ты позабыл про собственный пункт «раз». Без Сугимото наша активная деятельность по сути нелегальна. Кто мы по отношению к японскому протекторату? Иностранцы, не имеющие права вмешиваться во внутренние дела Калифорнии, а уж тем более хватать граждан и допрашивать их. Тут вот уже полторы сотни лет плачутся о судьбе своей Декларации Независимости, добиваются ратификации ее, или хотя бы отдельных пунктов из нее, императором. И тут появляемся мы, игнорируем все законы подряд, делаем свое дело – так и до войны может дойти. Грамотно составленная петиция, особенно опирающаяся на реальные факты и опубликованная в газетах, способна вынудить японского императора объявить России войну. Не потому что так хочется, а ради сохранения собственного лица. Политическая ситуация сейчас сам знаешь какая.
– Кроме того, – добавил Николай, вспомнивший о Ксении, резне на русско-японской границе и только сейчас почувствовавший весь груз лежащей на нем ответственности, – у нас отсутствует фактическая информация: куда идти, с кем конкретно говорить. Полагаться на одни только стилевидческие ощущения, ничего при этом не зная, удовольствие еще то. Я еще не до конца уверен, что у нас получится.
Дмитрий бросил быстрый взгляд на катану, напомнил себе о необходимости поговорить с юношей, после чего тщательно разрушил свои Намерения.
– Хреново выглядишь, – вместо приветствия заметил профессору Поликарп Матвеевич. – Как будто всю ночь провел по кабакам, а под утро внезапно протрезвел.
– Хреново, – согласился Воронин, проходя вглубь кабинета. – Ты бы чувствовал себя не лучше, Поль. Фактор фатума.
Архипов среагировал моментально. Клинок молнией выскочил из ножен, засвистел над головой Поликарпа Матвеевича. Защитный экран сформировался за три или четыре секунды.
– Говори.
– Сегодня ночью по миру прошла волна самоубийств. Думаю, газеты такое событие ни за что не пропустят. Три с половиной тысячи случаев – это только в Российской империи да Западной Европе, где телеграфное сообщение развито лучше всего. Пока еще нет информации из Азии, Америки и Африки, но вряд ли там все обошлось. Ориентировочное число погибших – тысяч двадцать – двадцать пять.
Архипов опустил клинок – в его использовании уже не было необходимости, – растерянно уставился на полированную гладь лезвия.
– Двадцать пять тысяч? Кто?
Сергей Владимирович подошел к гостевому креслу и обессиленно опустился в него.
– Газеты не разберутся, – выдохнул профессор. – Журналисты не поймут, а правительства обязательно засекретят. Так засекретят, что я даже не смогу тебе ни о чем рассказать. Потому слушай сейчас, пока можно. Среди погибших восемнадцать российских футуроскопистов. Обученных, в ранге от мастера до кандидата в гроссмейстеры. И по меньшей мере шестьсот человек, у которых способность к футуроскопии была обнаружена слишком поздно. Таких людей мы изолировали от всех занятий психотехникой, а потому газетчики не докопаются.
– Шестьсот футуроскопистов, – эхом повторил Поликарп Матвеевич, не отрывая взгляда от клинка. – А остальные? Кто они?
– Наша методика обнаружения провидцев никогда не отличалась совершенством, – признался Воронин. – Я подозреваю, что остальные самоубийцы тоже в той или иной степени обладали моим даром. Фактор фатума, Поль. Фактор фатума. Знал бы ты, каково это – испытать озарение, яркое и четкое футуроскопическое озарение, увидеть будущее и полноценно осознать, что оно детерминировано. Что бы ты ни предпринимал – конечный результат будет неизменен.
– Ксения? – быстро спросил сэнсэй. – Я видел ее за завтраком…
– Может так получиться, что она останется единственным футуроскопистом на всем земном шаре, – выдохнул профессор. – Этот ее побочный эффект связки с Николаем имеет и положительные стороны. Я всерьез опасаюсь, что происшествия с футуроскопистами на этой волне самоубийств не закончатся. Будут новые приступы и новые волны. Когда впереди не связка различных времен, а одно, неизменное по сути – мы становимся не нужны. Прежде всего самим себе не нужны. Ты не представляешь, Поль, – мне пришлось принять травяной настой, блокирующий способности, в противном случае я тоже мог бы не выдержать этой пытки временем. Что-то подобное, должно быть, испытывал Доджсон. Эта его метафора с безумным чаепитием…
