Людмила Белаш - Русская фантастика 2010

— Это смотря кто летит, — возразил я. — Другому и недели не хватит.

— Получается, я выделил тебе лишку горючего, — ворчливо произнёс Сэмингс. — А ты меня обжулил, умолчав, что получил лишнее.

— Какой смысл летать, если не можешь сэкономить на горючем? Кстати, откуда взялась цифра «четыре»? По норме лететь полагается шесть дней, так что кто из нас жулик, ещё надо посмотреть.

Сэмингс забурчал нечленораздельно и прекратил разговор. Но кое о чём он всё-таки проболтался. Раз он знает, сколько времени в действительности требуется, чтобы слетать на Интоку, значит, он и впрямь уже летал сюда, а поскольку вряд ли на Интоке слишком много великих богинь, то получается, что в прошлый раз взять богиню не удалось. Такое может быть, если всё задание не более чем отговорка, а на самом деле меня здесь ожидает ловушка, вляпавшись в которую я могу потерять голову или, что хуже, лишиться «Пташки». Ничего, кроме головы и «Пташки», у меня нет, так что об этих двух вещах и будем думать.

Уже на дальних подступах к Интоке я принялся вопить на всех диапазонах, что, мол, сами мы не местные и, значит, люди добрые, поможите, пожалуйста, в смысле, дайте бедному торговцу местечко у причала и команду для таможенного досмотра. Самому было дико слушать, чтобы свободный торговец просил о досмотре. Вопил, конечно, не я, а заранее сделанная запись, а я лично сидел и, отключившись от своих воплей, слушал, как их воспринимают на станции.

Таможенники реагировали адекватно. Не так часто можно вживую полюбоваться на добросовестного идиота, поэтому никто из находившихся на командном пункте не предложил профилактики ради вломить мне в борт торпеду. Зато я сумел разобрать кое-какую полезную информацию. Один из офицеров (не тот, что был у микрофона) произнёс, обращаясь к товарищу:

— Всё понятно, Сэмингс ещё одного кретина захомутал. Куда ему столько мелких кораблей?

Я даже не удивился. «Пташка» достаточно лакомый кусочек, чтобы Сэмингс захотел наложить на неё лапу. Как подтвердил незнакомый таможенник, никакой более серьёзной подоплёки у дела нет. Задание наверняка окажется невыполнимым, и «Пташка» перейдёт к Сэмингсу в качестве неустойки. А лаш и прочие хитрости тут вовсе ни при чём. Так, во всяком случае, думает старина Сэмингс. Он настолько уверен в успехе предприятия, что даже прибыл сюда на моём корабле, собираясь на нём же отбыть обратно, но уже в качестве владельца. Как явствует из подслушанной фразы, один раз, по крайней мере, ему такое уже удалось. Ничего не скажешь, очень мило и вполне в духе Сэмингса. Вот только меня он в расчёт принять забыл, и это его большая ошибка. «Пташку» я отдавать не собираюсь, к тому же предупреждён — значит, вооружён. Не знаю, кто первым это сказал, но думаю, что парень был вольным торговцем.

Таможенником оказался засидевшийся в лейтенантах офицер, судя по голосу, тот самый, что назвал меня захомутанным кретином. Я не стал прежде времени его разубеждать и отыграл кретина на полную катушку.

Стандартные вопросы для прилетающих на закрытую планету:

— Цель прилёта?

— Этнографические исследования. — Ха-ха! Это вольный торговец-то!

— Сколько времени рассчитываете провести на планете?

— Максимум неделю. — Ха-ха! Я им тут за неделю наисследую!

— Наркотики на борту имеются?

— Нет. — Ещё всякой пакости мне не хватало.

— Оружие?

— Штатный бластер в опечатанном сейфе. — Я законопослушный гражданин.

— Предъявите.

— Вот, пожалуйста. Федеральная печать цела, вот сам бластер, в батареях полный заряд. Надеюсь, всё в порядке? Не забудьте только заново опечатать сейф. — А то, что задняя стенка сейфа держится на магнитах и может быть снята в пять минут, вас не касается.

— Спиртное?

— Только для личных нужд. — Ещё бы я возил выпивку для нужд общественных.

— Сколько?

— Точно не знаю. Надо сходить на камбуз, посмотреть, а то как бы скотина Сэмингс не выжрал за три дня всё до капли. Вообще-то он трезвенник, но думаю, что на халяву он готов хлестать террианский бальзам стаканами.

— Террианский бальзам! — Лейтенант мечтательно закатил глаза. — Давненько я его не пробовал. У нас тут, знаете ли, сухой закон.

— Вполне приличное пойло, — согласился я. — Как говорят торговцы: разумное сочетание цены и качества. Жаль, что вы сейчас при исполнении… Но когда вы будете без кокарды на фуражке, я с удовольствием разопью с вами бутылочку террианского, если, конечно, Сэмингс не прикончит её прежде. Но, разумеется, всё будет происходить здесь; у меня на корабле сухого закона нет.

Намёк был понят мгновенно, лейтенант развернул фуражку кокардой к затылку, и все формальности на этом закончились. Лишь когда мы приканчивали вторую бутылку террианского и уже стали лучшими друзьями, он спросил:

— А на продажу ты что-нибудь привёз, хотя бы для отмазки?

— У меня отмазка от Эльсианского этнографического музея, а вообще я привёз полторы тонны мандаринов. Как думаешь, раскупят у меня мандарины?

— Купить-то купят, нас армейская кухня фруктами не балует, но тебе это зачем? Это же невыгодно — мандарины через полгалактики везти!

— Это был единственный товар, который мне дали на реализацию просто под честное слово. Будет прибыль — расплачусь, а пропадёт — невелика потеря. Этих мандаринов там что грязи. Мандарины для меня товар сопутствующий, а главное — предметы местных культов. Рейс снарядили под них.

Лейтенант наклонился ко мне и, дохнув террианским, произнёс:

— А вот здесь ты, парень, влип. Месяц назад один твой коллега уже прилетал за туземными редкостями. Корабль его теперь у Сэмингса, а где он сам — никто не знает.

— То есть он пропал внизу?

— Где же ещё? На станции если кто и пропадает, так любой рядовой знает, кто, как и за что его уделал. А из тех, кто спускается на планету, мало кто возвращается. Смертники, что с них взять, их и не ищет никто.

— Мой предшественник спускался на посадочном модуле, оставив корабль в лапах Сэмингса?

— Совершенно верно.

— Ну, этой ошибки я не совершу. Пропаду, так вместе с «Пташкой». Но, честно говоря, я подозреваю, что парень решил подзаработать на лаше, и вы его уконтрапупили.

— Если бы всё было так просто, я бы знал. Нас тут пятьсот человек, и знаешь, чем мы занимаемся?

«По три кило мандаринов на нос, — машинально отметил я. — Многовато, но терпимо». Вслух я ничего не сказал, чтобы не перебивать полезный монолог. Не дождавшись отклика, лейтенант продолжил:

— Мы сидим тут и ни фига не делаем. Единственное развлечение — сплетни, словно в клубе старых дев. Конечно, шугаем всяких проходимцев, самым незаконным образом не пуская их на планету. Кое-кого даже жечь приходится, тех, кто пытается прорваться вниз с оружием. Мы бы и тебе пинка под зад дали, но твой шеф как-то сумел договориться с нашим полковником. Не иначе они в доле. Ну и, конечно, гарантия, что новой войны за лаш не случится. Ты хоть знаешь, что такое война за лаш?

— Да, я читал…

— Ни хрена ты не знаешь! Больше тысячи человек потерь, цвет космического десанта положили, а результат — ни одной дощечки! Понимаешь теперь, почему мы туда никого с оружием не пропускаем? Кстати, твой бластер я изымаю. Угораздит живым вернуться, получишь назад. Зверей, чтобы на человека нападали, там нет, а от людей бластер не спасёт. Нельзя там стрелять, понимаешь?

Я кивнул, подначивая на продолжение разговора.

— У них там этого лаша — завались! В каждой хижине по две или четыре дощечки просто на стенке висят. Они всегда парами, по одной дощечке лаш не работает, деревяшка, и всё. Так и у них: простая семья — две лашки, знатная — четыре. Казалось бы, приходи и забирай, а они пускай себе новые вырезают, если без них не могут. Только ведь они родами живут и друг за дружку — горой. Попробуй их тронь, если на их стороне тысяча лашек!

— Мне лаш не нужен, — напомнил я. — Меня предметы культа интересуют.

— Дураком ты родился, дураком и сгинешь… там, внизу.

У них весь культ на лаш завязан. Сколько в святилищах этого лаша, никто не считал. Оттуда не возвращаются. Это такая сила, что представить невозможно. Ударная рота космодесанта на подходе к одному из святилищ полегла вся до последнего человека. Уже знали, что стрелять там нельзя, лаш выстрелы возвращает вдесятеро, так они врукопашную пошли. И что с ними дальше было, неизвестно. Ни один не вернулся, чтобы рассказать.

— Но ведь вы покупаете лаш, — коснулся я запретной темы.

— Ага, покупаем. Только не вздумай спрашивать, в обмен на что. Сам не знаю и тебе не советую. Понял? А тебе я вот что скажу… Мы тут сидим, пятьсот голов, целый гарнизон. Плюс начальство, менеджеры, всякая шелупень. Раньше ещё учёные были, но теперь их подальше передвинули, в институт лаша. У них там есть пара дощечек, пусть изучают. И вся эта прорва народа — ради чего? В год получаем от туземцев от одной до четырёх пар лашек. Больше, видите ли, нету!