Алексей Оверчук - Блуждающие огни
Колонна рванула к базе. На лицах солдат читалось удовлетворение. И задачу выполнили, и своих не потеряли. На войне такое случается редко. Есть чему радоваться.
Обратный путь занял всего несколько минут. Когда миновали передовые посты, все уже заметно расслабились. Техника разъехалась по месту жительства.
Мы спрыгнули возле своей палатки.
Сухомлинский с Федуловым нас уже поджидали. Они о чем-то оживленно спорили, но мгновенно заткнулись, завидев нас.
— Что-то не так? — спросил беззаботно Сашка.
— Все нормально, — проворчал Александр Петрович.
— По вашему тону не скажешь. Мы что, действительно так вас раздражаем? А?
— Можно нам с пленными пообщаться? — спросил я. — Хотим выяснить, жива ли еще наша коллега в Таджикистане. И вообще хотим узнать, где они ее прячут.
— Наверное, вы сможете задать им эти вопросы. Но только через нас, — ответил вместо Федулова Сухомлинский. — Гражданским не положено общаться с военнопленными. Тем более с такими.
— Но нам обещали полное содействие!
— А как же! — Сухомлинский обменялся с Федуловым взглядом. — Только здесь идут боевые действия. Законов войны тоже никто не отменял. Гражданским нельзя общаться с военнопленными. Составьте список вопросов, и мы зададим их пленным в числе прочего.
Нас явно отшивали.
— Посмотреть на них хотя бы можно?
— Исключено! И вообще! Чего это вы так загорелись? Для журналистов всего произошедшего вполне достаточно. Репортаж получится у вас классный. А все остальное… ну, с пленными, — оставьте нам.
— Но хотя бы сфотографировать? — попросил Колчин.
— Нет. Если из Москвы, из Минобороны придет указание — пожалуйста. А так — никаких фотографий и разговоров.
Федулов прекрасно знал, что в ближайшее время связаться с Москвой мы не сможем. А значит, не сможем и оспорить его приказ. Когда свяжемся с Москвой, будет уже поздно. К тому времени пленных передадут в ФСБ, и их след окончательно затеряется. Вся наша работа пойдет насмарку.
— Хорошо, мы согласны. Когда приготовить вопросы?
— Чем раньше, тем лучше.
— А когда их начнут допрашивать?
— Через пару часов.
— Л-ладно. К этому времени мы уже все напишем, — пообещал Сашка. — Через кого мы сможем передать бумагу?
— Я к вам сам зайду, — сказал Сухомлинский.
— Вы теперь, наверное, сразу полковника получите, за эту операцию, — поддел я Федулова.
— Конечно, — рот его растянулся в улыбке. — Вы ведь не станете приписывать эти заслуги себе? А, ребята?
Глава 25
Через два часа, когда сумерки снова сгустились и ночь катила к нам с востока на всех парах, в палатку заглянул Сухомлинский. Мы уже закончили составление вопросов и протянули ему листок.
— Хорошо, — он пробежался глазами по тексту, — я обязательно прослежу, чтобы эти вопросы задали.
— Когда можно ждать результата?
— Часа через два, не больше.
— Почему так долго?
— А потому, что послали за представителями ФСБ. Они приедут — тогда и начнем.
— Да они могут только на следующий день приехать! — возмутился Колчин. — А у нас время! Каждый день на счету!
— Представьте себе, что наша коллега же полгода находится у них в плену, — поддержал я Сашку, — а вы предлагаете нам ждать.
— Ну, днем раньше, днем позже… — сказал неопределенно Сухомлинский. — В любом случае, порядок есть порядок. И ни вы, ни я не вольны его переделывать. Придется подождать.
Он спрятал наш листок во внутренний карман и вышел.
— Ну что? — спросил я Колчина.
— Остается только молиться, чтобы все прошло гладко.
— Да, тем более, что приедут специалисты из ФСБ, — подбавил я сарказма, — будут задавать им вопросы. Нашим листком подотрутся. И убьют, на фиг, этих пленных. В такой ситуации нам и этим пленным может помочь только Господь.
Все так же бухала за окном артиллерия. Слышалась далекая автоматная стрельба. Что ни говори, а война — занятие однообразное и скучное. Колчин принялся ловить новости по радио. Я развинтил флакон водки и занялся сервировкой стола. Надо ведь хоть как-то развеять тоску и отпраздновать маленькую победу. Мы снова оказались в нужном месте в нужное время. И хоть теперь от нас уже ничего не зависит, мы по-прежнему верили в свою Судьбу.
Радио давилось эфирными помехами. Хрипело, булькало, свистело, но упорно не желало рассказывать о новостях. Потом Сашка все же изловчился и нашел какую-то стойкую радиостанцию. Попал аккурат на начало новостийной сводки. Мы хряпнули по стакану водки. Закусили бычками в томате. Кстати, самая вкусная закуска в полевых условиях.
Радио поведало нам о жизни в Кремле. Потом о боях в Чечне. Немного посомневалось в жизни на Марсе. Мы и не представляли, как нам не хватало привычного круговорота новостей, который преследует нас в столице и кажется порой чересчур быстрым. Здесь эта жизнь просто сверкала перед нами новизной и привлекательностью. Не то, что скучные проезды на БТР по лесу, где каждый может тебя обидеть.
За палаткой послышался шум. Потом по лагерю прокатилась стрельба. Голоса резали команды, им в ответ что-то кричали. Мы с Колчиным насторожились. Слов не разобрать, но одно мы уловили точно: что-то стряслось. Причем стряслось нечто конкретное и со стрельбой. Мы решили проверить, уж не собираются ли нас снова разгромить, как это произошло с пограничной заставой. Александр Петрович бы нас тогда собственноручно пришил.
Мы выскочили наружу. Кромешная темень встретила нас ударами ветра в лицо. Мы жмурились, напрягали глаза, но ничего не увидели.
— Пойдем поближе, — сказал я Колчину.
Он кивнул.
Мы двинулись по направлению к командирской палатке.
Вокруг впотьмах носились какие-то люди.
— Вы что здесь делаете? — вынырнул из темноты майор Федулов.
— А что приключилось-то? Что за шум?
— Фигня приключилась! — бросил зло Александр Петрович.
— Это на войне не новость, — заметил Колчин.
— А что именно? — решил я уточнить.
— Пленный пытался сбежать.
— Сбежать? И как? Успешно?
— А чего вы тут шляетесь? — завел старую пластинку Федулов. — Марш в свою палатку!
— Да, ладно вам, Александр Петрович! — отмахнулся Колчин. — Хватит уж. Чего темнить-то? Свои ведь люди.
Почему-то Федулов отреагировал адекватно. То есть решился приоткрыть завесу секретности:
— Один из пленных, связанный по рукам и ногам, ухитрился, сука, допрыгать до часового! И убил его, на фиг, головой. Потом взял автомат, прискакал в командирскую палатку. Там как раз сидели три офицера штаба вместе с Сухомлинским. И эта тварь ухитрилась расстрелять их. Потом солдаты, конечно же, его все-таки порешили.
— Сухомлинский… погиб? — стукнула у меня в груди жалость.
— Да.
— Ни фига себе, вы охраняете пленных! — сказал в сердцах Колчин.
Федулов зло посмотрел, но ничего не ответил.
— А когда ФСБ приезжает? — спросил я.
— С минуты на минуту.
— А второй пленный где?
Федулов как-то замялся, потом все же выдавил из себя:
— Ищут… А сейчас, журналисты, марш в палатку. Я вам охрану пришлю. На всякий случай. Пока этого урода не поймают. Идите уже…
И тут случилось необыкновенное. Сумрак на земле сгустился, обрел плоть, встал резво и сказал:
— Поздно. Поздно идти.
Мы оцепенели.
— Майор Федулов? — спросила тень.
— А вы кто?!
— Оставьте в покое ваш пистолет, — тень уперла ствол автомата майору в бок и повернулась к нам: — Журналисты?
Мы с Колчиным кивнули.
— А я — второй пленный. Считайте, вы меня нашли. Теперь нам надо отсюда выбираться.
Голос показался мне ужасно знакомым.
— Вы случайно никогда не носили фамилию Трофимов? — спросил я.
— Леша? Ты, что ли? — спросила тень недоверчиво.
— Не знаю, Сергей Николаевич, хорошо это или плохо, но да. Это я.
— Вот не ожидал!
Федулов снова шевельнулся.
Трофимов опять ткнул его автоматом:
— Спокойней, майор! На мне висит около десятка гранат. Дерну за пимпочку — и все превратимся в пыль. Так что не советую вам кричать, размахивать руками и показывать свой героизм. Пожалейте хотя бы журналистов.
Александр Петрович что-то промычал.
— Не жалко журналистов, так дайте шанс вашему растущему в карьерном отношении организму и не рыпайтесь, — привел новый довод Трофимов.
Александр Петрович снова что-то промычал.
— Где вертолетная площадка? — спросил Трофимов.
Майор указал куда-то рукой.
— Давай веди. Уверен, что пароль на сегодня ты знаешь. И помни, майор, я взорву всех даже без тени сомнения.
Мы тронулись.
— Ребята, надеюсь, вы тоже не против прогуляться в такую чудесную погоду и бесплатно полетать на винтокрылой машине?
— Конечно! — сказал я.
— А как же наши вещи? — спросил Сашка.
— У настоящих воинов не должно быть ничего такого, что нельзя бросить, когда потребуют обстоятельства.
