Виталий Сертаков - Заначка Пандоры

— Офигеть, это не лес, а сказка, — Роберт восхищенно озирался. — Как тут ходить-то? Елы-палы, никогда не думал, что вляпаюсь в такую лабуду…

— Нам придется сказать Моряку, кто мы такие, если он еще не знает. Возможно, он сумеет увидеть их сверху.

— Пеликан приказал ждать…

Оба топтались у края, не решаясь шагнуть во влажную, сумрачную глубину. Ковальский опустил глаза. Дождь уверенно набирал силу, где-то далеко ударила первая молния. Сквозь дробный перестук капель донесся еле слышный рокот мотора.

— Неизвестно, кого мы тут дождемся… С девушкой они не смогут быстро передвигаться сквозь чащу, тем более третий — тоже женщина. Если мы побежим, то успеем их догнать.

— Это не женщина! — Роберт присел на корточки, сзади на шее у него вздувались следы укусов. — Тут два разных мужских следа. Один на шиповках, размер, как у меня, сорок третий. А вот другой помельче, но тоже мужской.

— Бывают и женщины с крупной стопой!

Они уже пробирались гуськом по еле заметной тропке, здесь Юджин без споров уступил главенство Бобу. У того оказался потрясающий трапперский нюх. Не снижая скорости, лохматый рокер молча показывал Ковальскому то свежие щепки, то зарубки от ножа на ветках, то след вдавленного в землю каблука. Юджин поражался, сколько сил надо было потратить Лису, чтобы прорубить проход. Порой они могли протиснуться только бочком, а на открытых участках переходили на рысь. Потом Кон обнаружил место, где контрольная группа останавливалась на привал. Пакетик из-под орехов, смятая шоколадная фольга, обрывок одежды, испачканный оружейным маслом. В вышине, скрытой многоярусной зеленой подушкой, нарастал звонкий шелест. Ливень еще не мог как следует пробиться к земле сквозь кроны деревьев, но птицы разом затихли, и Юджин слышал только свое сиплое дыхание.

Он не подсчитывал, сколько времени прошло, но когда впереди замаячила прогалина с тремя замшелыми валунами, организм запросил пощады. Боб не стал корчить атлета и тоже молча рухнул на камень.

— Правильно идем… И здесь они были. Видишь, веночек из травок, это Инкина манера.

У Ковальского не осталось желания разглядывать веночки, он с трудом шевелил пальцами в сырых кроссовках и глядел вниз, в притихшую долину. Тихий барабанный шелест сменился слитным непрерывным грохотом, сзади на пятки наступала сплошная стена воды. Опережая пушечный раскат грома, причудливым белым зигзагом разрезала небо молния; не успел Юджин моргнуть, как за ней вспыхнула вторая.

— Слушай, я тут с голодухи решил попробовать местный горох. Очень странный, но пахнет вкусно… — Боб показал коричневый стручок, набитый бурыми семенами.

— Это ваниль, — улыбнулся Ковальский.

— Точно! — Боб озадаченно поскреб в затылке. — Как я сразу не понял?

— Роберт! — позвал Юджин. — Обещай, что сначала дашь мне с ней поговорить!

— Чего ты боишься, Женя? — отозвался тот из-за валуна. — Что я на нее с кулаками брошусь? Я же не совсем дурной…

— Помнишь, ты в Берлине меня спрашивал, доложил ли я начальству, что Инна не одна? Так вот, я доложил, но там было еще кое-что… Она была не просто одна. Вместе собрались три мощных рецептора. Я снял показания и сперва не понял… Так вот, — Ковальский, кряхтя, перевернулся на другой бок. — Я разложил их совместный сигнал… При прогнозе стопроцентного наложения интерференция дала почти точную копию того резонансного воздействия, что уничтожило Панча.

— Как с крысами? — медленно спросил Роберт, поднимая брови.

— Именно. Об этом я и сообщил. Сперва я предложил немедленно заглушить генератор, но потом понял, что это неправильно. Компьютер сделал расчет, и у меня на руках оказалась готовая формула, прекрасная чистая мелодия. Я вспомнил, мы упустили тогда одну мелкую деталь: первый раз мы подвергли обработке сразу восемь животных. Чистая случайность, как и открытие пенициллина… Крыс, очевидно, должно быть минимум восемь, а человеческих существ достаточно троих. Три рецептора, находящихся рядом, синхронизируют ответный Юкатану сигнал, а плотность потока возрастает не в три раза, а в квадрате! Раньше считалось, что мозг рецептора не может существовать в непосредственной близости от «генератора» подобной мощности, но последний «ответный залп» убедил меня в обратном…

— Ты хочешь сказать, что моя жена теперь должна резко поумнеть, вроде твоих мышей?

Ковальский вытер мокрое лицо.

— Я заглянул в календарь. На сегодня придется самый мощный резонанс за последние двадцать шесть лет. Я хочу сказать, что многое бы отдал, чтобы быть рядом с твоей женой в момент наложения. И я хочу сказать, что после этого прежней Инны Кон, возможно, ты не найдешь.

20

Джек Пендельсон, придерживая дымящуюся чашку с кофе, спустился по металлической лесенке в лабораторный корпус. Несгораемая дверь тамбура отъехала и вернулась в паз со слабым металлическим звуком, на панели замка зажегся желтый огонек. Теперь открыть замок можно было лишь с центрального поста. Пендельсон поправил застежки хрустящего комбинезона. Сотрудники смежного отдела спускались в свой лабораторный блок исключительно в костюмах высокой биозащиты. Там, где шла подготовка животных к работе в комплексе, не допускались малейшие намеки на простуду или банальный насморк, перед заступлением сдавались экспресс-анализы, а по возвращении из отпусков все проходили обязательный трехдневный карантин в медицинском корпусе.

Здесь, в учебном зверинце, Джек позволял некоторые вольности. Кроме того, обитатели клеток плохо реагировали на людей в масках, иногда просто делали вид, что не узнают. Скорее всего, их раздражал запах кварца и дезинфекции. Еще вчера Пендельсон изменил условия размещения: сильных самцов перевели в отдельные клетки, остальных оставили по двое, за исключением Кассандры, у которой иногда прорезался отвратительный характер. Джек не мог за нее поручиться.

Касабланка, как всегда, принялся метаться по клетке и строить рожи: так он выражал приязнь. Корчной и Фишер меланхолично ковыряли в уголке остатки ужина, Лилит выуживала из затылка Фишера насекомых. Остальные обитатели второй секции дремали. Дежурным лаборантом заступила Сьюзан Квинси, славная девушка. Большому П. никогда не приходила в голову мысль оценивать сотрудников базы по степени внешней привлекательности, но за профессиональные качества он непременно выставил бы Квинси высшие баллы. Последние шесть часов она, не возмущаясь и не отпрашиваясь на ужин, отзванивала ему через каждые пятнадцать минут и докладывала о состоянии шимпанзе. Со ступенек лестницы Джек видел голый затылок лаборантки и краешек волос, заколотых под шапочкой. Она склонилась над приборами своего поста, выводя на дисплей данные свежих анализов. Цикл стимуляции они завершили еще утром. Больше всех прочих выпендривался Фишер, а Кассандру и Хлою рвало, но умеренной интоксикации избежать было практически невозможно. Всё в пределах нормы. Пока в пределах.

Обычно клетки для грызунов и прочих мелких животных укомплектовывали в два яруса буквой «П». Утром всех лишних вывезли на грузовике в лабораторию университета, Джек посчитал, что сотни миль будет достаточно. Между решеткой и стеллажами с оборудованием оставили широкий проход. Вдоль прохода Джек распорядился протянуть карниз со сложенными жалюзи. Управление занавесом осуществлялось с двух точек: один пульт лежал на его рабочем месте, другой кнопкой ведала из своего убежища Хелен. И коротышка Бентли, и сама Хелен посматривали на Пендельсона, руководившего техниками, немного странно, но предпочли воздержаться от вопросов. Отдельную заботу представляли замки. Сначала Большой П. намеревался запаять дверцы намертво, из инструментального цеха прикатили сварочный аппарат. Но Квинси резонно заметила, что, если обезьянам внезапно станет плохо, их невозможно будет экстренно эвакуировать. Идею пришлось отклонить. «Хорошо, если им просто станет плохо», — размышлял Пендельсон, почесывая Касабланку за ухом. Тот урчал, привалясь спиной к прутьям. А если они решат сделать вид, что им плохо?

Он разложил учебные пособия, проверил кассету в диктофоне. Запись будет вестись дополнительно с четырех микрофонов, укрепленных над клетками, и одного на столе, но Джек по привычке не брезговал старым добрым способом, хотя ни кассеты, ни технику с территории выносить не позволялось. Он снова вспомнил Гарсию. Из-за этого подонка рабочим пришлось разобрать канализационные отстойники. В результате они нашли несколько обломков дисков, но в таком состоянии, что подтвердить ничего уже было нельзя. Большого Д. давно не наблюдали в такой ярости, он чуть не уволил охрану в полном составе. Манера перестраховываться, так раздражавшая Ковальского, обернулась против самой же безопасности. Уезжая на выходные, каждый обязывался предоставить достаточно точный график передвижений и плюс к тому не реже, чем раз в шесть часов, посылать сигнал с мобильного телефона. Каким-то образом Гарсия догадался, что в аппараты, ежедневно сдающиеся вместе с одеждой, добавлена еще кое-какая электронная начинка. Когда ребята Большого Д. явились по пеленгу в один из кошмарных полуразрушенных домов на окраине, то обнаружили вместо трупа Умберто вполне здорового чернокожего паренька в компании таких же любителей хип-хопа. Малыш честно отрабатывал свои деньги, каждые три часа нажимая на кнопку. Сначала он пытался соврать, что подобрал трубку на улице, но Кристофф взял его за ноги и подвесил над проемом третьего этажа. Разглядев внизу обломки ржавой арматуры, мальчишка разревелся и признался во всём.