Дмитрий Володихин - Тихое вторжение

– Поверьте, мой мальчик стреляет превосходно. Не так, как двигается, но очень, очень хорошо.

Если нам суждено сдохнуть, то… настала пора проверить, сейчас это произойдет или же лет через сорок. Господи, в случае чего, прими к себе раба твоего грешного Тимофея и не оставь заботой его болящую жену Екатерину…

– Я отдаю вам книги. Я делаю всё медленно. Я полон доброй воли, она у меня аж из ушей лезет.

Достаю листочки из кармана, кладу их на пол перед собой. Чувствую, пот течет со лба горячими волнами, лезет в глаза, не видно ни рожна. Щиплет.

– Как дальше поступим, зануда?

– Очень просто. Положи автомат на пол и отползи за ближайшую колонну.

Любопытно: про очки он даже не вспомнил. Следовательно, камеру они поставили только в апартаментах Шишака. Другой – на платформе – не было. Или просто не нужны им очки.

Я мирно кладу автомат наземь. Мирно отползаю, подняв руки. Есть у меня сюрпризы для вожака? Нет. Ручная граната в качестве сюрприза сработает?

Пока я раздумывал, вожак дал команду:

– Сынок! Риль!

Призрак совершил молниеносный прыжок, сальто, еще один прыжок, отскок… листки с пола исчезли.

Гранату? РГО взрываются от удара. Влупить гранату в стену за его спиной, он не успеет среагировать. А может, и мальчик его поганый не успеет.

– У вас там были еще гранаты, – вежливо сообщает мне вожак. – Посмотрите налево. Это избавит вас от последнего соблазна.

Призрак стоял у соседней колонны, направив на меня автомат. И опять мое тело заслоняло его от Толстого.

– Меня он убить не даст. Какая бы у вас ни была «сильная хозяйка». Впрочем, вы имеете возможность проверить.

Вот собаки…

– На всякий случай: граната уже у меня в руках, и мы погибнем вместе с вашим… сынком.

Вру, конечно, но так у меня хоть липовый, да козырь на руках.

– Сомневаюсь, – отвечает вожак. – Но даже если так, советую не предпринимать необдуманных действий. Мы все еще можем уйти отсюда живыми. Я собираюсь выполнить условия.

– У меня, кстати, вторая граната, – объявляет вдруг Толстый. – Так что давай, волчина, веди себя дисциплинированно.

Молчание. Видно, прикидывает вожак дальность броска. И вероятность спастись рассчитать не может – ситуация счету не поддается. Может его достать Толстый. Фифти-фифти.

– И как же?

– А?

– Я говорю, зануда, как же ты условия собираешься выполнить? Нам ведь еще разойтись надо.

– Сначала уйду я. Когда я доберусь до выхода с платформы, ко мне отступит мой мальчик. Тогда останется отработать мелочи. Вы, разумеется, можете нас преследовать. Но я бы не советовал предпринимать попытки такого рода.

– Еще бы ты советовал!

– Вас будет ожидать прыгающая противопехотная мина с фотоэлементом, поставленным на движение. А на платформе вы оставите беззащитную женщину. Плохие стартовые условия для погони.

Специалисты, мать его. Почему у меня с собой не спецназ, а офисные охранники? Мужики, правда, хорошие, а Толстый так и вовсе – «гениальный стрелок». Но… как с миной-то?

– До свидания, зануда.

– Прощайте, Тим. Рад был пообщаться с вами.

Вот тут вожак капельку прокололся. Правда, не мог не проколоться. Иными вариантами не располагал. Осторожный, конечно, боец. Умный. Но… ничего особенного. Двигаться так, как его проклятый призрак, он не умеет. И даже как прилично тренированный боец спецподразделения – тоже не умеет. Шумный. Медленный. Сопит. Хороший любитель. Пристрелил бы меня с дистанции в пятнадцать метров? Да, уверен. А вот один на один при равных раскладах… не знаю, кто кого. Может, и я.

Хрен мы с тобой попрощались! Встретимся, не разминемся.

– Сынок! Бурч! Бурч!

И я уже не вижу пятнистого рядом с собой. Сорвался, полетел по залу, вот он здесь, теперь там, а сейчас… вообще неведомо где. В несколько прыжков и подскоков он пролетел всю платформу.

Только потом я осторожно выглянул из-за колонн и потянул к себе за ремень автомат.

– Командир, живой? Ранен?

По щеке у меня ползет капля крови из царапины, проделанной осколком гранита. Но я не ранен. Я цел. Я невредим. Просто… просто…

– Кажется, я всё проебал, Костя.

Он подходит ко мне, хлопает по плечу и говорит:

– Выбрось из головы. Не договорился бы с этими уродами, так нам тут лежать. Я бы его не достал. У меня уже руки трястись начали, а он, зараза, всё пляшет, никак не угомонится… Ты молоток, командир. Будем жить пока что. Старшой только вот…

Степан умирал, на губах у него лопались кровавые пузыри. Ни о какой погоне у меня и мысли не возникло. Мы склонились над телом старшого. Он все силился сказать какую-то важную вещь. Может, помолиться хотел? Или попрощаться. Но ничего не выходило, силы оставляли его с каждым мгновением. С минуту мы смотрели на его губы, а потом он не столько сказал, сколько выкашлял из себя:

– Дхэньги… фхонду… к-кх-остя…

Вздохнул и умер.

– Свидетелем будешь, меня он просил свои деньги за ходку передать.

– Куда… передать?

– Фонду помощи ветеранам горячих точек. Он ведь один у нас был, Степан Сергеич. Ни жены, ни детей, ни родителей. Брат в Качирском инциденте загнулся.

– В Качирском? Я тоже там был…

Он посмотрел на меня внимательно. Кажется, я сейчас сильно прибавил в его глазах.

– Покажи.

– Что?

– Должен знать.

– А…

Задираю рукав. Показываю маленькую татуировку: всего три слова на том месте, где раньше часы носили: «Никогда не пропустим». А он показывает мне свою, такую же.

– Что ж ты раньше-то не сказал?

– Проводник обязан быть злее пса. А я и так больно добренький. Из-за моей доброты Тощий гробанулся.

– Из-за своей дурости, – не согласился мой собеседник. – А насчет Фонда… начиналось там всё хорошо. Бизнес деньжат подкидывал. Потом петрушка эта с Москвой случилась… денег не стало. А там, на лечении да на присмотре, разные… «самовары». И безрукие, и безногие, и умом тронутые. Куда их? В канаву, под забор? Он один такой нашелся – ходками в Зону башли для своих увечных братьев зарабатывать.

И Толстый принялся обыскивать старшого на предмет трех с половиной штук евро. А я помолился над его телом да закрыл ему глаза.

Всё. Ну а как? Это Зона.

Зона учит нас привыкать к тому, к чему привыкать нельзя. К тому, что должно быть невыносимым. За каждый глоток успеха, за каждый шаг в сторону цели, да просто за каждый ломтик жизни она требует отдать частичку человечности.

Запасные рожки и гранаты мы с трупов забрали. Еще я забрал коллекторскую сумку Тереха.

– Оставь, Тима, тяжеленная. И без того тут…

Но я не оставил. Святая молекула… Каким бы одержимым ни был Терех, а как ученый он вёл себя безупречно. И… вы только поймите правильно, я не псих, ребята. Нам еще выбираться отсюда, лишняя тяжесть не нужна. Но я ведь тоже ученый. Пусть очень маленький ученый, но цену некоторым вещам знаю. А потому допру его сумку. Хотя бы из солидарности.

Мы дотащили тело Нины до другого выхода. Может, нас и не ждала никакая мина, вряд ли они вот так запросто таскают с собой мину! Но проверять не хотелось. Мы выволокли первую научную единицу наружу.

На поверхности вечер вошел в свои права. Сколько мы провели в Зоне? Десять часов? Больше. Одиннадцать? Двенадцать?

Осмотрелись. Я велел проверить связь.

Тут, неподалеку от Периметра, у нас прошла смс-ка: «Группа через 10 минут на точке эвакуации. Есть 300-й». Ответ пришел сразу же: «Ждите, согласовываем вертушку».

Точка эвакуации – место на проспекте Вернадского напротив дома номер 86. Ни одна группа не обнаруживала здесь аномалий.

Не факт, что первая и единственная не объявится тут в тот момент, когда вертолет пойдет на просадку. Не факт, что по машине не начнут палить с земли на поражение. Не факт, что в небе над Зоной ее не ударит какая-нибудь невыносимая и непредсказуемая хрень. Безопасная высота в старой Зоне была метров пятьсот, не ниже… Но эвакуаторам и платят немалые деньги за риск. Кроме того, на окраине Зоны аномальная активность пожиже. Всегда так было.

Минут двадцать мы волокли тело девушки в обход оврага с аномалиями. Потом еще минут двадцать ждали вертолета. Я уже понял: ЦАЯ – это такая организация, где «согласование вопросов» лишено резвости.

В вертолете был врач, бывалый человек, который не шарахался от парней, вышедших из Зоны, как от зачумленных. Он вывел Нину из бессознательного состояния через полминуты после того, как мы взлетели.

– Ой, как жжет мне руку! Что со мной было? – запричитала она. – Ой, у меня две здоровые шишки на голове! Тимофей Дмитриевич, а где Александр Евгеньевич. И остальные… тоже…

А потом принялась реветь.

Часть 3

Подсчет проигрыша

Глава 13

Между профессором и академиком

Я как будто окаменел.

Санобработка. Сдача оружия и снаряжения. Сдача коллекторской сумки и дурацких очков, через которые нечего теперь прочитать. Официальный устный отчет.

Мне вкололи стимулятор: «Не время спать, боец». – «Я тебе не боец, дядя».