Александр Мазин - Мастер Исхода
Проклятие! Выходит, Маххаим даже еще сильнее, чем я думал. Какая Сила нужна, чтобы полностью нейтрализовать Дар и Силу восстановившегося Пророка? Да это все равно, что с самим Мирозданием воевать! Хотя… Хотя откуда я знаю, что здесь, на этой неправильной планете, действуют привычные мне законы?
Чтобы понять, так это или нет, я должен принять Высшее. Вернее, Высшее должно принять меня. Хотя бы просто соприкоснуться…
Я погрузился в собственные мысли, перестал слушать Говоркова, и тот умолк.
Заметив это, я извинился и попросил Михал Михалыча продолжать…
В общем, колония проснулась, когда враги уже были внутри. Но даже тогда у колонистов были очень серьезные шансы на победу. Их было намного больше, и вооружены они были значительно лучше. Да, они не умели убивать, в отличие от аборигенов. Но чтобы вогнать арбалетный болт в грудь голому дикарю особого умения не надо.
И они отбились бы, если бы не оборотни. Маххаим в кашу не полезли. Они издали давили на психику. А черные резали. Оборотни вошли в городок, лишь когда всякое сопротивление было подавлено. И началось самое страшное.
До той ночи численность колонии достигала почти пяти тысяч. После — меньше тысячи. Убили почти всех мужчин. И всех детишек.
Это был ужас. Дома, в Центральной Сибири Говорков был учителем. В колонии ему тоже предстояло стать учителем. Он был одним из самых уважаемых колонистов. Сам Пророк с ним время от времени советовался…
Непонятно, как Говорков не сошел с ума. С его тонким Даром чувствовать Гармонию и людей.
Так или иначе, но Говорков выжил. Видимо, его сочли неопасным. И с ума он тоже не сошел. Справился.
Через какое-то время уцелевших колонистов разбили на небольшие группы и повезли на юг. Маххаим к этому времени уже ушли. Остались только черные. Но все равно никто из колонистов не пытался сопротивляться. Все были запуганы и раздавлены…
Через некоторое время Говоркова и еще троих продали аборигенам, другим, не из племени черных убийц. Всех, кроме Говоркова, оставили в городке километрах в ста выше по течению. А его привезли сюда и подарили нынешнему хозяину. Один их купцов был его родственником. И он уже знал, что раб умеет резать по дереву.
Так Говорков и жил теперь. Резал матрешек и ждал непонятно чего.
И дождался.
— Пойдешь со мной? — спросил я.
Михал Михалыч мотнул головой:
— А смысл? Если я сбегу — меня будут искать. Найдут — вернут обратно. Накажут, но не слишком строго. Я ведь — имущество, — Говорков хмыкнул. — Я не виноват. Виноват будешь ты. Получится, что ты меня украл. За это могут и убить.
— Убить меня непросто, — заметил я.
— Тем хуже. Местные могут пожаловаться туда, — он показал на ту сторону реки.
— А там — кто?
— Те самые.
Вот как. Интересная информация.
А не наведаться мне на тот берег? Поглядеть, что там за уроды стоят.
«Скажи мне, каков твой Бог, и я скажу, кто ты» — написано на фронтоне Школы Одаренных в Новосибирске, столице нашей теократии.
От воспоминания о родине на душе потеплело.
— Ничего, дружище, — сказал я Михал Михалычу. — Управимся с Божьей помощью.
Тот невесело засмеялся:
— Бога тут нет. Зато есть дьяволы. И человек против них — как курица.
— Далась тебе эта курица! — в сердцах произнес я. — Хочешь, подарю тебе штаны из шкуры оборотня? Хочешь?
— Что ты болтаешь, Вовка! — повысил голос мой соотечественник. — О них и думать без дрожи невозможно! Если бы ты видел то, что видел я…
— Извини, пока не могу, — сказал я. — Через годик, не раньше. Если ты, конечно, сам об этом не забудешь. Думаю — не забудешь.
Я в очередной раз убедился, что Михал Михалыч — парень сообразительный.
— Что ты сказал? — спросил он после паузы.
— Я обещал тебе штаны.
— Нет, потом.
— Извинился, что не могу заглянуть тебе в голову. Пока.
Говорков резко повернулся, ухватил меня за руку:
— Ты шутишь?
— Бывает. Но не сейчас.
Он тут же выпустил меня, отодвинулся:
— Кто ты? — спросил он.
— Хочешь, чтобы я представился по всей форме? — мягко поинтересовался я. — Ладно. Спасательная служба Теократии Центральная Сибирь. Мастер Исхода Владимир Воронцов. Друзья зовут меня Гризли, но мы, Михал Михалыч, пока не друзья. Так что зови меня Владимиром.
— Мастер Исхода! Здорово! — Говорков мгновенно воспрял. — Значит, дома знают о том, что с нами случилось?
— Нет. Известно только, что Шу Дам погиб. Так как насчет штанов?
— Вовка… То есть Владимир… Ты сам видел, как оборотень убил эту девушку, Ванду? Собственными глазами.
— Да.
— И ты продолжаешь шутить?
— Мне жаль ее, Михал Михалыч, — ответил я мягко. — Мне жаль, что я не смог ей помочь. Но она умерла, а мы живы. И я сделаю все, чтобы оборотни поняли: мы — не курицы.
— О вас, Мастерах Исхода, рассказывают разные чудеса, — произнес Говорков, глядя на воду. — Но еще я слыхал: после Исхода все ваши таланты исчезают.
— Дар слабеет, — уточнил я. — Мускулы и навыки остаются.
— Думаешь, этого достаточно, чтобы справиться с Дьяволом?
— С Дьяволом — не знаю. А вот с Маххаим — наверняка.
— Хотелось бы верить…
— А ты верь, — посоветовал я. — Тем более, я обещал тебе штаны.
— Когда ты с ними схватишься по-настоящему…
— Уже, — сказал я.
— И… что?
— То. Сижу рядом с тобой. Во плоти, заметь.
— А… Маххаим?
— А ты угадай!
— Ты… его убил?
— Их. Не скажу чтобы это было легко, — сказал я как можно более беззаботным тоном. — Но если бы я коллекционировал шкуры, то хватило бы и на стенку повесить, и на пол постелить. А теперь пойдем. — Я поднялся.
— Куда?
— К свободе, — я усмехнулся.
— В лес? Тогда мне надо кое-что забрать.
— Что именно?
— Ножи, флягу, одеяла, запасную пару обуви, еще кое-какие мелочи. Не беспокойся, это быстро. Я приготовил всё заранее… На всякий случай.
Стоило Михал Михалычу исчезнуть в темноте, как по песку прошуршали легкие шаги и рядом со мной образовалась вкусно пахнущая аборигенка средних лет.
— А ты красавчик, чужак с холодных земель, — сообщила она, погладив меня по плечу. — О чем вы болтали с моим мальчиком? Надеюсь, обо мне?
— Почему ты решила, что я — оттуда? — поинтересовался я, движением плеча стряхивая ее руку.
— А как же иначе? Ведь ты его земляк. Возляжем? — Она игриво шлепнула меня по ноге.
— Вот так сразу?
— Я тебе не нравлюсь? Не хочешь меня?
— Хочу, — не покривив душой, признался я. — Но — некогда. Да и ты не сможешь.
— Я? — Она не успела изумиться по-настоящему. Несильный тычок повыше затылочной впадины — и глазки ее закатились. Грубо, конечно, но что делать, если и впрямь некогда.
— Что ты с ней сделал? — Миша действительно собрался быстро.
— Ничего страшного. Очнется через полчаса без вредных последствий. Разве что голова чуть-чуть поболит.
— Ее нельзя здесь оставлять, — решительно заявил Миша.
— Почему?
— Крокодилы. Подержи, — он сунул мне в руки сверток и подхватил женщину на руки. С заметной натугой — подружка у него была сочная — Говорков шагнул вперед, споткнулся и едва не упал.
— Дай-ка, — я отобрал у парня женщину и перекинул через плечо и… прямо на моем пути оказался тот самый торговец, которого я встретил на рынке.
В руках у аборигена имелось копье, которым можно было насквозь проткнуть годовалого бычка.
— Моя женщина и мой раб, — констатировал абориген, упирая копье мне в живот. — Я тебя убью!
— Не надо меня убивать, я — хороший! — запротестовал я. И чуть сместился вправо, надавив животом на копейный наконечник. Если бы это был обсидиан, фокус не получился бы. Но клевец копья был изготовлен из дорогой бронзы, а мужик оказался крепышом и уперся как следует, поэтому копье на глазах у изумленного хозяина превратилась в подобие тяпки.
Прежде чем он успел завопить, я со словами: «Береги ее!» вручил аборигену его прекрасную половинку.
И аккуратно стукнул заботливого супруга в подбородок.
Голубки легли рядышком на мягкую травку, а я поднял копье, распрямил наконечник и похлопал по плечу впавшего в ступор Мишу:
— Очнись, брат! Нас ждут великие дела!
Сказать, что поселок спал, было бы ошибкой. Ночная жизнь здесь кипела и переливалась через край. Пляски, пение и радости плоти, через владельцев которой иногда приходилось перешагивать. Это да еще пара-тройка попыток втянуть нас в объятия праздника жизни — вот и все препятствия, возникшие на нашем пути.
Джунгли встретили нас парой светящихся во мраке глаз и басовитым мурлыканьем.
Миша вмиг покрылся потом. Нелучший способ борьбы с ночными хищниками — источать тот самый запах, от которого у любого плотоядного начинают капать слюнки. Однако я сделал поправку на его неопытность и поспешил успокоить:
