Александр Мазин - Мастер Исхода
Матрешки были сделаны довольно топорно, а вот расписаны вполне прилично, так что я ни на секунду не усомнился в их происхождении.
— Я хочу, чтобы их было десять! — Я продемонстрировал растопыренные пальцы. — И чтобы они были потолще. Есть такие?
Таких не оказалось.
Однако продавец угадал во мне серьезного клиента и пообещал, что завтра всё будет.
Дальше — просто. Осталось только проследить, где проживает абориген.
Невысокий тощий парнишка. Черноволосый и смуглый. Встреть я его на дороге, никогда не опознал бы земляка. Сидит себе парень на бревнышке посреди двора и тихонько работает по дереву. Но резал он, что характерно, — тех самых матрешек. Вот и продукция рядом, и заготовки. И пара пацанят местных сидят на корточках, напряженно наблюдают, как из-под резца тянется длинная желтоватая стружка. А резец, между прочим, не из дешевых. Бронза, а не камень.
Вид у паренька был самый что ни на есть аборигенистый, однако я сразу понял, что не ошибся.
Белая птица в сумрачном небе,Ты была там, где я еще не был,Ты не боишься ни ветра, ни грома,Покажи мне дорогу к моему дому.К светлой земле, о которой не знаю.К счастью и той, о которой мечтаю.Что же ты, птица, всё кружишь и кружишь.Иль в целом свете никто мне не нужен?
Песня была мне незнакома, но это было неважно, потому что пел паренек на чистом русском языке.
Я остановился у символической оградки. Пока я раздумывал, как бы подать ему знак, он уже сам сообразил, что к чему. Один быстрый взгляд, потом еще один — более пристальный. И парнишка снова уткнулся в работу.
— Мы незнакомы, мы незнакомы, — пропел он на тот же мотив, не поднимая головы и продолжая резать чурочку. — Встреча у речки напротив дома. Этой же ночью, как только стемнеет, и помешать нам никто не сумеет.
Такая вот игривая песенка. Разумеется, я пришел.
* * *— Меня зовут Михаил Михайлович Говорков, — сказал паренек, не поворачивая головы. — Хотя, с учетом сложившихся обстоятельств, можно просто Михал Михалыч.
— Молодец, Михал Михалыч, — похвалил я, присаживаясь рядышком на теплый песок. — Отличный у тебя слух.
— Это не слух. — Белые зубы блеснули в темноте. — Это Дар.
— Вот как, — только и смог выдавить я.
— Совсем маленький, — тут же уточнил мой новый знакомый. — И Школу Одаренных я не заканчивал, так что пользы от моего Дара сейчас немного. Но его хватило, чтобы узнать земляка, — добавил он не без гордости. — Как тебя зовут?
— Владимир.
— Владимир… — он словно покатал мое имя на языке. — Вовка, значит. Ты из разведчиков, верно?
— Ты догадался или опять почувствовал?
— Догадался. Я тебя не помню. А поскольку память на лица у меня отличная, то это может значить только одно: ты нечасто бывал в городке.
— Так и есть, — подтвердил я.
— Кроме того ты жив и свободен, — продолжал Говорков. — Это значит, что в лесу ты не пропадешь. Я вот сбежать так и не рискнул.
— Что помешало? — поинтересовался я. — Боялся не прокормиться?
— Да нет, это как раз ерунда. Сам знаешь: тут манго и бананы прямо в лесу растут, как в Эдемском саду. Да только хищники здесь точно травку не щиплют. И был бы лес нормальный, а то — джунгли. Хотя, как видишь, мне тоже жаловаться не на что. Сыт и пьян. И даже приголублен.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом. Супруге хозяйской понравился.
— А что хозяин?
— А у них тут с этим просто. Народу, сам видишь, немного. Нормальное обновление генофонда. Так что — не жалуюсь. Другим-то меньше повезло. Кто за оружие схватился, всех тогда перебили. Ты бы точно схватился, сразу видно. Так что тебе здорово повезло, что в ту ночь в городке не был.
— А что было? — спросил я.
— А что ты знаешь?
— Ничего. Ты — второй из колонистов, кого я встретил.
— А кто был первым?
— Ванда. Геолог.
— Ее помню, — кивнул Михал Михалыч. — Беленькая такая. Красивая. И где она сейчас?
— Умерла, — сухо произнес я. — Ее убил оборотень. Местные их Маххаим зовут.
— Черт! — В руках Говоркова хрустнула палочка. — Так они еще и оборотни?
— Что ты о них знаешь? — быстро спросил я.
— Достаточно, — буркнул Михал Михалыч. — Люди для них — как для нас куры. Что мы, что местные. Людоеды проклятые!
— Извини, но хотелось бы поподробнее.
— Это ты извини, Вовка. Потому что говорить мы об этом не будем.
— Почему?
— Потому что тебя там не было.
— Там?
— В городе нашем. Когда они пришли. Ты даже представить не можешь…
— Я многое могу представить, Михал Михалыч, — перебил я. — И я должен знать о наших врагах все.
— Враги! — Говорков махнул рукой. — Глупости говоришь. Это как курице с тигром враждовать. Как…
— Я не курица, — прервал я его. — Надеюсь, ты тоже. Рассказывай.
— Да нечего тут рассказывать. Спал я. Услышал шум, проснулся, сразу бросился к детям. А там уже — эти… Маххаим. Один на меня только глянул — как заряд из парализатора влепил. Всё онемело. Ничего не мог сделать. Даже умереть, только смотреть, как эти… едят.
Парнишку скрючило не на шутку. Дар у него точно был. Слабенький эмпат. И, как большинство эмпатов, чувствительный и ранимый. Понимаю, почему он не хотел вспоминать. Для такого вспомнить — будто снова пережить.
Надо помочь. Я положил руку парню на шею, сосредоточился…
Через минуту его отпустило. И он сумел более или менее внятно изложить, как погибла колония.
То, что видел сам, и то, что рассказывали другие уцелевшие. Какое-то время их всех держали вместе, и у выживших была возможность… обменяться впечатлениями.
О том, что эта Земля заселена, они узнали очень поздно. Месяца за полтора до трагедии.
До той поры все шло отлично. Прекрасный климат — вечное лето средней полосы. Пища — в избытке. Грибы, ягоды — круглый год. Непуганая дичь, дикие злаки, немногим уступающие домашним культурам. Пахать-сеять необязательно, к зиме готовиться не надо. Крупные хищники и раньше не слишком беспокоили, а когда колония немного окрепла, и вовсе откочевали подальше. Для молодых сильных парней охота на крупного зверя стала любимейшим развлечением. Словом, не жизнь, а воплощенная мечта. Колония стремительно росла, численность удвоилась — женщины рожали каждый год. Налаживалось производство, но не слишком интенсивно. Идеальные условия сделали людей ленивыми. Делали простое холодное оружие — для охотников. Строили дома. Даже не дома — хижины. В стране вечного лета других жилищ вроде бы и не требовалось.
Беда пришла внезапно. Но не мгновенно. Ушли и не возвратились три охотничьи партии. Потом была перебита артель лесорубов, заночевавших в лесу в каких-то пятистах метрах от границы колонии.
А колония тем временем мирно спала. Никто ничего не услышал. И что совсем уж непонятно — ничего не уловил Шу Дам.
В то, что поблизости болтаются враги, Пророк если и вник, то уже после того, как в колонию принесли тела убитых.
Если он и попытался промыслить врагов, то о результатах говорить не стал. Зато Шу Дам велел срочно вооружаться.
Этот фрагмент истории я заставил Говоркова повторить трижды, потому что ровным счетом ничего не понимал. Восстановившийся Пророк чует врага за тысячу метров. А человеческую смерть — за десяток километров. И промысливает варианты будущего не хуже опытного Логика-Интуитива.
Вооружаться… Так поступил бы я. Сейчас, когда мой Дар — на зачаточном уровне. Да и вообще я с людьми пока — не очень. А вот Пророк… Он стадо бегущих от пожара бизонов способен повернуть вспять — прямо в огонь, а с людьми ему даже проще, чем с животными. На кой ему огнестрельное оружие? Восстановившийся же Пророк — это не просто тяжелая артиллерия. Это абсолютное оружие.
Так или иначе, но за оставшееся время колонисты сделать ружья не успели. Не тот уровень технологии. Отлили пару пушек из сырого железа.
Зато возвели частокол, наделали арбалетов и прочих механических орудий.
Если бы колония встретила врага на подступах…
Ночью в город вошли враги. Несколько сотен черных аборигенов и с десяток Маххаим.
Играючи сняли дозорных (для Маххаим — пустяки) и принялись резать всех, кто пытался сопротивляться.
Опять-таки совершенно непонятно повел себя Шу Дам. Восстановившему Дар Пророку достаточно лишь пожелать, и любой человек, не прошедший специальной подготовки, вмиг забудет о своих преступных замыслах, бросит оружие и будет, роняя искренние слезы, каяться и вымаливать прощение.
Ну допустим, Маххаим прикрыли бы своих от ментального воздействия, но почуять-то чужих Шу Дам был должен! Эти способности у Пророка восстанавливаются уже на третий-четвертый месяц.
