Юрий Никитин - Бригантины поднимают паруса

– Мелкими вопросиками? – сказала она резко. – Вопрос выживания Израиля!

Я отмахнулся.

– Выживет. Даже под Вавилоном выжил, как и под Римом, а теперь и вовсе… Да и вообще…

– Что?

– Подумаешь, – сказал я с небрежностью, – точка на карте мира!.. Я вот думаю над расширением галактик!.. И в то же время не уверен, что разбегаются, а не начали сбегаться. Свет ползет медленно, видим то, что было там сотни миллионов лет тому… А ты как считаешь, сбегаются или разбегаются?

Она отрезала:

– Для меня Израиль и есть вселенная. И не пытайся даже, понял?

– Чего не пытаться?

– Всего, – пояснила она. – Как до этой осторожной сволочи добраться?.. Даже к окнам никогда не подходит!

– А то бы с крыши напротив?

– А что лыбишься? У меня медаль за стрельбу!

Я ухмыльнулся.

– Это было в школьных соревнованиях.

– В университетских, – сказала она зло. – Всемирная студенческая олимпиада!

– Второе место, – напомнил я нагло. – А первое получила бурятка из Улан-Удэ.

Она огрызнулась:

– У вас вся армия на бурятах. Я тоже читаю американскую прессу!

– В европейской пишут то же самое, – заверил я. – Посмели бы писать иначе, чем велит дядя Сэм! В общем, янки раскрыли секрет нашей непобедимости. Может, и вам подумать насчет бурятской дивизии? Провести им массовое обрезание, надеть под шлемы кипы, отрастить пейсы, всего-то делов!.. А что Тору не знают, так кто у вас ее знает?

– Подумаем, – буркнула она.

– Кто бы сомневался!

– А теперь, стратег, признаешься в бессилии решать тактические вопросы?

– Просто не снисхожу со своих высот, – пояснил я скромно.

– Ну снизойди!

– Чего ради?.. Я мир готовлюсь спасать. Надо копить энергию. Вот сейчас полежу, потом поем…

– Я тебе поем, я тебе поем!.. Ты сегодня уже ел!

Хорошее время наступило, подумалось мне само по себе. Каждая женщина, с которой даже просто вступаешь в разговор, ведет себя как жена, что естественно в открытом демократическом обществе.

Такое было бы немыслимо в диком прошлом, где существовали ревность и права на женщину, а сейчас эти анахронизмы остались только в исламском мире.

Человечество превращается в одну семью, хотелось бы добавить «большую и дружную», но даже в мелких семьях не всегда все дружно, но все-таки семья – другой уровень общения и доверия, так что мир идет в нужном направлении.

– Уже поздно, – сказал я с искренним сожалением, потому что самому жалко треть жизни отдавать на сон, в котором меня не существует, а только что-то ремонтируется в носителе, на котором я в записи. – Пока доедем до Хиггинса, он уже спать ляжет.

Она спросила сердито:

– Ты на что намекаешь?

– Что могу остаться спать у тебя, – сообщил я великодушно. – Я добрый. Можешь и ты рядом… с кроватью. Там хороший коврик, уже посмотрел. Только согнуться придется, но у тебя получится, ты еще не слишком…

– Не слишком чего? – спросила она с подозрением.

– Не слишком толстая, – пояснил я. – Поместишься.

Глава 3

Мозг продолжает работу, я уже почти привык, что он смотрит и за тем, чем в Центре Мацанюка заняты Геращенко и моя команда ассистентов, видит на камерах Берлина, как мигранты жгут автомобильные покрышки и забрасывают коктейлем Молотова полицейские участки, следит за всеми научными журналами как в нейрофизиологии, так и по всем смежным областям, откуда что-то можно позаимствовать для своих экспериментов…

В какой-то момент в черепе будто зажглась лампочка, моментально осветилась во всех подробностях огромная и красочная картина, где все цветные камешки лежат один к одному без зазора.

– Вот оно что, – сказал я в изумлении, – так ты в самом деле за ядерными зарядами…

Она насторожилась, спросила резко:

– Ты о чем?

– Говорю, – пояснил я, – у тебя специализация даже шире, чем я думал. Ты настолько хорошо владеешь арабским, что я решил, будто тебя забросили сюда задолго до этих ядерных зарядов.

Она посмотрела свысока.

– Хочешь сказать, я такая старая?

– Напрашиваешься на комплимент, – поинтересовался я, – или это еврейская привычка отвечать на вопрос вопросом?

– А у тебя? – спросила она.

– Сдаюсь, – сказал я. – Значит, твое основное задание здесь кого-то убивать и грабить?

Она посмотрела на меня в изумлении.

– Почему это убивать?

– Репутация, – напомнил я. – После мюнхенской Олимпиады вы охотились по всему миру за теми террористами, потом убивали любых физиков-ядерщиков в Иране, Ираке, Сирии, Ливане… и вообще с террористами переговоров не ведете, а только убиваете.

Она сказала с сарказмом:

– А в Бангладеш?

– А-а, – сказал я. – Там тоже вы, оказывается, всех перебили?

Она вздохнула.

– Так вот, оказывается, какая у нас репутация? Как будто евреи настолько поглупели, что ничего хитрого уже не придумают!

– А знаешь, – сказал я, – самым умным бывает выстрел в упор. Ну, ладно, иногда издали из дальнобойной снайперской, это больше в вашем характере… Так за кем охотитесь? Вроде бы физиков-ядерщиков не вижу поблизости.

– А ядерщики что, наш пунктик?

– Точно, – сказал я. – Вы же их по всему миру истребляете! Чтобы только у вас была атомная бомба!

– Точно, – сказала она с тем же сарказмом. – Только в Израиле и осталась атомная бомба.

– А что, – спросил я, – разве во всем регионе ядерное оружие еще у кого-то, кроме Израиля? Страшно представить, если бы оно оказалось у Ирака, Сирии, Ливии и в прочих йеменах.

Она посмотрела на меня с подозрением.

– Ты что… оправдываешь?

– Крутые меры? – спросил я. – Сейчас мир без них издохнет очень быстро. Потому нужны не крутые меры, а очень даже… иные.

Она смерила меня пытливым взглядом.

– А ты… товарищ Лавронов… как раз что-то иное… особенное.

– Мир уже иной, – сообщил я ей новость. – А я всего лишь первый.

– Из особенных?

– Точно.

Она продолжала рассматривать меня внимательно.

– Все еще не пойму, хорошее нас ждет будущее или ужасное.

– Новое всех страшит, – сообщил я покровительственно. – Многие до сих пор кричат, что Интернет и смартфоны им жизнь испортили.

– Но в леса жить не уходят, – согласилась она. – И от Интернета не отказываются.

Мне показалось, что она напряглась, как туго натянутая тетива перед выстрелом, сказал поспешно:

– Эсфирь, я здесь не из-за этих ядерных зарядов, уверяю! Хотя из-за них тоже, но это малость…

Она не сводила с меня пристального взгляда.

– Уверения в нашей профессии ничего не стоят. А то, что ты только нейрофизиолог, бабушке своей говори.

Я сказал с подчеркнутой обидой:

– Считаешь, прикрытие?

– Нет, – ответила она вынужденно, – нейрофизиолог ты хороший, судя по статьям в научных журналах США, Англии, Германии и Японии.