Анна Калинкина - Метро 2033: Спастись от себя
«Вот это она зря», – мстительно подумала Ника, краем глаза заметив, как собирается привлеченная скандалом толпа, как протискивается к ним Лёха Фейсконтроль. Оборванка вцепилась в Никину руку:
– Не отдавай меня.
– Не бойся. – Ника прижала маленькую бродяжку к себе, хотя тетка снова дернула девочку за плечо.
– Что же это делается, люди добрые, – заголосила тетка, хотя обступившие ее стриженые братки лишь ехидно ухмылялись, – родную племяшку отобрать хотят. Это ж сестры моей девчонка, Женькой звать.
– Врет она, – крикнула оборвашка, – никто она мне.
Высокая темноволосая проститутка с тряпичным цветком в волосах, красной кофте и пестрой юбке, до тех пор наблюдавшая сцену молча, шагнула вперед.
– Так это ты, тетенька, племяшку свою вчера Ржавому торговала? – спросила она.
Лёха переводил взгляд с одной на другую.
– Не врешь, Кармен? – сипло спросил он.
– Да чтоб мне сдохнуть, – уверила та.
– Успеешь, какие твои годы, – ухмыльнулся Лёха. Потом шагнул к тетке и уставился на нее не мигая. Несколько мгновений молчал. Под его взглядом та моментально скукожилась, в глазах ее мелькнул страх.
– Иди-ка ты отсюда, тетенька, подобру-поздорову от греха подальше, пока чего не вышло, – процедил Лёха наконец нарочито ласково, но так, что у окружающих по спинам холодок пробежал. – Не нравишься ты мне что-то. А у меня глаз наметанный, ни разу не подводил. Давай, ноги-то переставляй поживей, а то огорчу я тебя до невозможности.
У тетки слов не нашлось, она только икнула. И, пятясь, вывернулась из толпы. Ника улыбнулась защитнику, он подмигнул в ответ. Лёха питал слабость, иной раз даже бескорыстную, к симпатичным и бойким девушкам, кто бы они ни были, и к Нике в том числе. К ней он относился даже с долей уважения, потому что она торговала не собой. А кидать лохов, по его понятиям, было не западло. К тому же Ника постоянно баловала его всякими мелкими подарками. А еще Лёха, железной рукой наводивший порядок в местных борделях, терпеть не мог, когда пытались торговать детьми.
Ника потащила девочку в палатку, которую снимала у Верки, все еще красивой темноволосой женщины лет за тридцать, державшей здесь пару торговых точек. Говорили, что Верка прежде была обычной проституткой – пока был на нее спрос, а потом перешла на торговлю всякими бабскими мелочами: шпильками, помадой и прочей ерундой. Ну, и девчонок клиентам поставляла – как без этого?
В палатке Ника первым делом устроилась на потертой подушке, на которой вышита была злобная морда с красными глазами – наверное, древний демон. Это была подушка матери – одна из немногих вещей, что остались у Ники на память о прошлом. Ника больше любила отца. Но и с ним пришлось проститься. Возможно, он был еще жив, но шансов увидеться у них почти не было, это она понимала. Его оттуда, где он теперь находился, не вернуть было. Разве что попасть туда самой. И то не факт, что она его там нашла бы.
Девчонка-найденыш быстро свернулась в клубок прямо на полу, покрытом вытертой тряпкой, и уснула – видно, ее сморило после еды. «Интересно, когда она последний раз ела досыта? Судя по всему, очень давно». Ника улеглась удобней и тоже вскоре задремала.
Когда она проснулась, девчонка сидела, обхватив свои острые коленки руками.
– Жрать охота, – пробормотала она, заметив, что Ника открыла глаза.
– Опять? – удивилась девушка. – Ладно, сейчас сходим. Так тебя, значит, Женькой зовут?
– Нет. Не знаю. Раньше Кулемой звали.
– Кто звал?
– Челноки. Я с ними ходила.
– А теперь они где?
– Не знаю. Делись куда-то. В туннеле был дым, я испугалась. Потом, когда дыма не стало, я их не нашла. А потом ко мне эта тетка прицепилась.
Ника хмыкнула.
– Про тетку забудь. И про погоняло свое – тоже. Кулема – это не имя. Что дальше делать собираешься?
Девочка с удивлением уставилась на спасительницу – кажется, бродяжка об этом не задумывалась.
– Не знаю.
– Можешь пока остаться тут, – сказала Ника, – но долго тебя кормить я не смогу. Я через пару дней уйду по своим делам.
Прошлое ее дело закончилось неудачно, поэтому нужно было срочно что-то придумать, чтобы подзаработать.
– А мне куда? – спросила оборвашка.
– Не знаю, – пожала плечами Ника. – Ты ж раньше где-то жила? Мамочки ты не помнишь, это я поняла. А другие родственники у тебя были?
Девчонка покачала головой.
– Не знаю. Не помню.
– Ну, это не мое дело, – устало сказала Ника. – Я не собиралась тебя себе на шею сажать.
Прежняя Ника не стала бы разговаривать так. На Красной линии даже потерявший родителей ребенок получал питание, пусть и скудное, и какой-никакой уход. Но бродячая жизнь приучила девушку ко многому. Да и дети встречались разные – некоторым из них лучше было в темном туннеле на пути не попадаться. Ника видела однажды труп челнока, убитого бандой подростков. Эта бродяжка была еще мала, но внешность бывает обманчива. «Может, она куда старше, чем кажется, просто выглядит худосочной от бескормицы».
– Я отработаю, – всхлипнула девчонка. – Не гони только.
– На что ты мне, – фыркнула Ника. – Ты, небось, только побираться умеешь. Я и так тебя накормила, от тетки твоей вызволила, теперь мне о себе думать надо.
Когда-то отец ее учил, что думать надо в первую очередь о других, более слабых. «Ну, и где он сейчас? И где бы я сейчас была, если бы выполняла его заветы? Прости, папа, – сморщилась Ника, – такая жизнь».
– Прогонишь – тетка меня опять поймает. Тогда все, – обреченно сказала девочка.
Ника хотела уже возразить, что это не ее проблемы. Ведь жила же девчонка как-то до встречи с ней – значит, проживет и дальше. Или умрет, если не сумеет приспособиться. О ней, Нике, тоже никто особо не заботился, но она ведь как-то выжила. И устроилась не самым худшим образом, хотя иной раз не знала, что будет с ней завтра. А слабым здесь было не место.
Но вдруг сердце девушки снова сжалось – померещилось, что в упор на нее взглянули те самые серые глаза. Она подумала о том, как бы Датчанин поступил на ее месте. Он – герой, он не бросил бы беспомощную нищенку пропадать. К тому же она, Ника, все же была старше, когда попала в беду. Можно сказать – уже почти взрослая. А эта пигалица – еще совсем ребенок. И если когда-нибудь Датчанин узнает об этом ее поступке, то станет ее презирать.
Ника вгляделась в девочку пристальнее. О чем-то задумалась, разглядывая шрамы у той на лице. Взяла за ухо, повернула к себе, провела рукой по щеке.
– Ладно, – буркнула, – так и быть, оставайся. Но будешь работать.
Девчонка уставилась на нее чуть ли не с ужасом. Кажется, оборванка решила, что сбежав от одной тетки, попала в лапы к другой, такой же злой.
– Да не бойся, продавать тебя не стану, – фыркнула Ника. – Кто на тебя такую польстится. Будешь мне в делах помогать: найти кого надо будет или записку отнести. Хотя сама решай – можешь уйти, плакать не стану.
– Некуда мне уйти, – пожала плечами девчонка.
– Тогда оставайся. Тебе сколько лет?
– Не знаю, – пожала плечами та. На вид ей можно было дать лет семь, но Нике казалось, что на самом деле бродяжка старше. Видно, от плохого питания получилась девчонка мелкой. «Хотя, ее не поймешь, – подумала Ника, – иной раз такое брякнет, что пятилетней впору. Вот и гадай тут. Впрочем, какая разница?»
– Погоняло твое мне все-таки не нравится, – сказала девушка. – Давай придумаем другое.
Ника некоторое время перебирала в голове имена бывших подруг и морщилась от грустных воспоминаний.
– Значит, на Женьку отзываться не желаешь?
Девчонка яростно замотала головой – нет, мол, не хочу.
– Соней хочешь быть?
– Не-а, – покачала головой бродяжка. – Я хочу красивое имя, как у той, с длинным волосом.
– С таким именем ничего хорошего тебе не светит, – сурово сказала Ника. – Я уже поняла – чем чуднее имя, тем страшнее жить. Надо тебе попроще чего-нибудь придумать, поближе к народу. Ее, небось, мамаша тоже по-другому звала – если она еще помнит. А это, типа, партийная кличка – для работы.
– Платье у ней какое, – мечтательно сказала бродяжка.
– Да ну, – скривилась Ника. – Не завидуй.
– У тебя красивое имя – Ни-ка.
– Папа мальчика хотел. Придумал ему имя – Никита. А родилась я. Мне кажется, папа иногда забывал, что я не мальчик. Стрелять меня научил еще в детстве. Но имя, конечно, пришлось придумывать другое. Мама предложила назвать Верой. Сошлись на Веронике. Хотя папа иногда все-таки называл меня – Ники-та. Когда мама не слышала. Как же тебя-то назвать. Леной? Катей? Марусей?
– Мусей, – вдруг невнятно повторила бродяжка.
– Вот и славно, – обрадовалась Ника, подмигнула ей. – Ладно, раз с именем мы определились, будет у нас еще небольшая проблемка. Документов у тебя не имеется, конечно?
– Тетка забрала, – отводя глаза, пробормотала девчонка, на ее бледном лице проступил слабый румянец.
– Врать не умеешь – это хорошо, – одобрила Ника. – Не дрейфь, это не самая большая проблема, ксиву я тебе сделаю, есть у меня знакомые.
