Александр Трубников - Меченый Маршал
Останки короля Бонифация де Монферрата я взял с собой для того, чтобы по его завещанию, оставленному братьям Суассонского монастыря, похоронить в одном из главных храмов ордена — скорее всего в лондонском Тампле.
Купив в ближайшем селении трех недорогих крестьянских коней, и оседлав их, де Фо и Дмитрий отправились в сторону Фессалоник, откуда их путь лежал на полуостров Пелопонесс, в последнее государство франков на греческих землях — Морею.
Историю этой страны Дмитрий, служивший при дворе латинского императора, знал очень хорошо. Еще при жизни Бонифация де Монферрат несколько франкских нобилей, под рукой нового короля захватили у греков Центральную Грецию и полуостров Пелопонесс, и создали два герцогства.
Новые франкские владения получили неизвестно откуда взявшееся название Морея, а возглавили их племянник шампанского маршала, Жоффруа де Виллардуэн и приближенный к Бонифацию бургундский барон Оттон де ла Рош. Они принесли Бонифацию вассальную присягу, и получили от нового сюзерена титулы — Виллардуэн — князя Ахайского, а де ла Рош — герцога Афинского.
Князь и герцог, а затем и их наследники оказались мудрыми правителями. Они не допустили разорения земель и примирили греческое население с новыми франкскими сеньорами. Земли хорошо управлялись и процветали.
Морейские князья имели огромные доходы в 100 000 византийских иперпиров в год, из которых 22 000 отправлялись на поддержание Константинопольского императора. Бароны Мореи были знамениты на всю Европу, а двор Виллардуэнов являл пример рыцарской доблести и куртуазности.
Но в 1259 году войско Мореи было разбито армией Михаила Палеолога, а князь Гийом Виллардуэн попал в плен, где и находился до сих пор. Де Фо рассказал, что сейчас, в отсутствие князя, государством правит на правах регентши его жена вместе с советом баронов. Переговоры с Палеологом о возвращении князя из плена ведутся давно, но греческий император требует за его свободу три главных морейских крепости, на что герцог Афинский и бароны Ахайи не соглашаются.
Влияние тамплиеров при обоих дворах было очень велико, и благодаря посредничеству ордена переговоры по освобождению князя Гийома почти завершились. Именно с этой миссией де Фо и пребывал в Константинополе во время неожиданного падения города и бегства императора Балдуина. С воцарившимся в столице Палеологом де Фо договорился по всем пунктам, и вез договор в Андравиду, на утверждение баронского совета.
* * *На четвертый день пути, в крепости Серра де Фо нанял отряд из трех бургундских рыцарей по обычной цене — одну серебряную марку в неделю за всадника, и марку в месяц за оруженосца, с хозяйским столованием и ночлегом. Теперь они двигались в столицу герцога Афинского, город Фивы, с эскортом, достойным приора тамплиеров и морейского посланника, доставлявшего весть от нового константинопольского басилевса.
Генуэзцы, которые напали на них по дороге, судя по всему, достигнув Константинополя, выяснили кто именно стал их жертвой и, как предположил де Фо, сидели там тише воды и ниже травы, а всего вероятнее, давно вернулись домой.
На десятый день пути они, объехав стороной неспокойные Фессалоники, достигли крепости Ламия, как и многие здешние владения принадлежавшие некогда ордену Храма. Земли здесь были густо заселенные и ухоженные. Кругом, куда не кинь, простирались пастбища, пшеничные поля, а также рощи оливковых и шелковичных деревьев.
Разбойничьи шайки, состоящие в основном из македонцев, влахов и греческих крестьян из горных селений, изредка встречавшиеся на пути, в отличие от генуэзцев, исчезали из виду, лишь только разглядев рыцарские доспехи бургундцев, и белый орденский плащ де Фо. Остаток поездки так и прошел бы без особых происшествий, если бы не приключение, произошедшее менее чем в дне пути от Фив.
Миновав границу Афинского герцогства, с вершины очередного холма они разглядели в долине многочисленную шайку оборванцев, которая облепила дорого украшенную дорожную карету, на дверцах которой были изображены увенчанные коронами гербы. Разбойники, только что расправились с охраной, и ломились внутрь.
По команде бургундского командира, шевалье ле Бона, отряд изготовился к бою. В копейной атаке против разбойников не было ни малейшего смысла, поэтому всадники, вытаскивая на ходу мечи, и не ровняя строй, ринулись вниз по склону. Заметив надвигающихся на них латинян, оборванцы бросились врассыпную, словно тараканы.
Два дня назад Дмитрий получил от де Фо отличного боевого коня. Мистраль был великолепен. Он опередил остальных на пару корпусов, и Дмитрий успел нанести несколько ударов, уложив двух самых нерасторопных беглецов. Вокруг кареты остались лишь растерзанные тела нескольких солдат, кучера и форейторов.
Дмитрий, не вкладывая меч в ножны, соскочил на землю. Внутри кареты на бархатном сиденье лежала без чувств молодая девушка в растерзанном платье. Разбойники не успели до их появления обесчестить благородную даму. Может быть, ее приберегал для себя предводитель шайки, а может, в расчете на то, что за «неиспорченную» аристократку удастся выручить больший выкуп, они ограничились тем, что обнажили ее до пояса, и ощупали с ног до головы. Судя по всему, самым большим ущербом, который она понесла, стал отпечаток грязной пятерни на одной из небольших, но очень ладных молочно-белых грудей.
Когда глаза Дмитрия привыкли к сумраку, он разглядел, что благородная дама в карете не одна. Забившейся в угол кареты и полностью лишенной одежд служанке повезло намного меньше, чем госпоже. Сжавшись в комок, и прикрываясь руками, на удивление светловолосая гречанка с широкими бедрами и пышной грудью затравленно глядела на рыцаря, принимая его за одного из разбойников, который вслед за более удачливыми товарищами, желает воспользоваться ее беспомощностью.
Дмитрий отстегнул фибулу, стянул плащ и закутал в него полуобнаженную госпожу, а затем, взяв ее на руки, осторожно вынес из кареты.
К этому времени отряд перебил тех разбойников, которые не успели укрыться в ближайшей оливковой роще. Уложив девушку на землю, Дмитрий поглядел в сторону подъехавшего к ним де Фо.
Тот, увидев гербы на дверцах кареты, удивленно поднял брови, а разглядев приходившую в сознание девушку, бросил тревожный взгляд в сторону Дмитрия. Поняв, что де Фо хорошо знает эту благородную даму и крайне встревожен тем, не пострадала ли она от насильников, он отрицательно мотнул головой. Девушка вздрогнула и открыла глаза. Приор сразу же успокоился, и слегка поклонившись в ее сторону, произнес:
— Мадемуазель Анна, я давно вас предупреждал, что дальние поездки в поисках античных мозаик и статуй без надлежащей охраны до добра не доведут. Что теперь скажет ваш дядя? Да и как он вообще вас выпустил из города?
— Дядя уехал в Андравиду на совет — отозвалась слабым, но очень мелодичным голосом девушка — а капитан надвратной башни не смел ослушаться моего приказа. Тем более, со мной была охрана.
— Сир рыцарь, — галантно произнес де Фо, после того как слез с коня — рана еще не зажила и давала о себе знать, — позвольте вам представить баронессу Анну де ла Рош, любимую племянницу герцога Афинского. Отчаянную поклонницу древней Эллады, у которой страсть к поиску древних произведений искусства порой затмевает чувство самосохранения.
Дмитрий в свою очередь попытался изобразить светский поклон, так как он это наблюдал, неся караул при дворе Балдуина — ваш слуга, мадемуазель — и судя по одобрительному взгляду де Фо, это ему вполне удалось.
Тут представленная Дмитрию Анна попыталась встать. Ее спаситель немедленно подал руку в скопированном у тех же придворных Балдуина галантном полупоклоне. При этом дама с ужасом обнаружила, в сколь плачевном состоянии находится ее наряд. По-девичьи вскрикнув, и испуганно оглянувшись по сторонам, она покрепче закуталась в плащ, да так и осталась сидеть на земле.
Де Фо, а с ним и остальные, кто находился рядом, благородно отвели взгляды в стороны и все как один занялись подтягиванием подпруг у своих коней. То же самое сделал и Дмитрий, предварительно протянув спасенной свою фибулу, которой можно было застегнуть плащ, за что заработал исполненный благодарности взгляд.
Из кареты тем временем донеслись всхлипывания пришедшей в себя служанки. Анна застегнула плащ, и решительно забралась внутрь. Почти сразу же после этого всхлипывания перешли в истерические рыдания, которые успокаивающие слова госпожи долго не могли заглушить. В конце концов, она все-таки нашла какой-то действенный способ утешить компаньонку, и та наконец затихла.
