Владимир Контровский - Саракш: Кольцо ненависти
— В настоящее время конституционная комиссия занята разработкой текста нашей новой Конституции, — продолжал оратор, явно наслаждаясь самим собой и своей ролью. — Во главе государства будет стоять Исполнитель Решений — Исполреш, — избираемый всеобщим тайным и прямым голосованием сроком… сроком на… ну, это мы еще обсудим. Главное — не может быть и речи о возврате ни к монархии времен Старой Империи, ни тем более к диктатуре наподобие диктатуры военных путчистов, неуемных властолюбцев, именовавших себя Неизвестными Отцами! Страной должны управлять энергичные и грамотные люди, озабоченные ее процветанием и доказавшие свою состоятельность!
Состоятельность, мысленно усмехнулся Мак. В понимании вождистов — это от слова «состояние», выраженное в деньгах. Все повторяется — крайне правые взяли курс на блок с крупными финансистами: точно так же, как сделали когда-то путчисты. А энергичность для них тождественна неразборчивости: победителей не судят, цель оправдывает средства и так далее. И еще — вождисты с восторгом приняли бы известие о том, что башни снова работают, а они, правящая партия, получают доступ к пультам управления излучателей. Но это вряд ли — подобных людей и на пушечный выстрел нельзя подпускать к управлению психотронными генераторами (даже если допустить невероятное и предположить, что эти генераторы когда-нибудь снова будут включены). Во всяком случае, он, Максим Каммерер, сделает все от него зависящее, чтобы эти чертовы башни никогда больше не разинули свои незримые смрадные пасти, не говоря уже о том, чтобы какой-нибудь царь-король-исполреш получил бы возможность поиграть с их помощью с чужим сознанием. Однако с вождистами нельзя не считаться: они многочисленны, сильны и нахраписты — с ними не тягаться ни биологистам, для которых достаточно того, что излучения башен больше нет, ни аристократам, играющим в монархические бирюльки, ни пассивным либералам, ни горстке уцелевших коммунистов.
К удивлению Мака, крах диктатуры Отцов не сопровождался ни потоками крови, ни массовыми побоищами. А причина была простой: лучевое похмелье превратило армию, Легион и вообще всю сложную государственную машину в труху, в мякину, в аморфную массу еле передвигавшихся людей, не способных не только на активные самостоятельные действия, но даже на выполнение простейших приказов. В полусонной стране бодрствовали только немногочисленные выродки, причем в выигрышном положении оказались Вепрь и его люди, знавшие, что произойдет. Бывшие Неизвестные Отцы, перестав быть спаянной правящей группировкой и единым целым, рассыпались высохшим песком и вцепились друг другу в глотки (по примеру покойного Умника, решившего быть умнее всех), опираясь на свои личные дружины выродков-приближенных. На улицах сталкивались вооруженные группы, косили друг друга свинцом, подрывали машины, а люди (в том числе армейцы и легионеры) равнодушно смотрели на все происходящее, даже не пытаясь вмешиваться, — большинству из них хотелось просто лечь и умереть, чтобы избавиться от ноющей головной боли и слабости, превращающей тело в студень. В этой беспорядочной грызне скорпионов, высыпанных из их бронированной банки, шансов не было почти ни у кого — за исключением бывших подпольщиков и, конечно, Странника.
Сикорски действовал рассчитано и жестко. Первым делом его «молодогвардейцы», накачанные стимуляторами, помогавшими им справиться с синдромом лучевого голодания, взяли под контроль все передвижные излучатели и вывели из строя те, которые не удалось перегнать своим ходом или отбуксировать в институт. Это было сделано своевременно: кто-то из бывших правителей страны догадался попробовать восстановить боеспособность армии и полиции сеансами излучения, однако исправных излучателей под рукой у догадливых уже не было. Отчаянная попытка небольшой вооруженной банды прорваться к институтским гаражам была легко отражена — атакующим не удалось даже перелезть через стены. Почти все нападавшие полегли под плотным пулеметным огнем из бойниц периметра, немногие уцелевшие торопливо отступили. А «молодая гвардия» Странника захватила ключевые точки города, в том числе и все средства массовой информации: в отличие от Максима Каммерера Рудольф Сикорски знал, что и как надо делать.
В беспощадных стычках между собой (и с шедшими за ними по пятам выродками-подпольщиками, имевшими все основания жаждать встречи с низвергнутыми властителями) погибли практически все «девери», «шурины», «свекры» и прочие «родственники», а сам Папа получил пулю снайпера на выезде из города, пытаясь удрать с горсткой приспешников. Власть Неизвестных Отцов рухнула в одночасье, погребенная под руинами Центра, — такого Отцы никак не ожидали, и все их заранее разработанные планы действий на случай острой ситуации рассыпались карточным домиком.
С разношерстными деятелями подполья удалось найти компромисс (несмотря на то, что Вепрь жаждал крови, непременно желая свернуть шеи наиболее одиозным вождистам). В итоге, когда страна начала выходить из оцепенения, вся полнота власти была в руках так называемого Временного Совета, собранного на компромиссной основе «с бору по сосенке». Высказывались опасения, что какой-нибудь решительный военный чин, оклемавшись, тут же разгонит этот Совет танками, однако этого не случилось. И Максим знал, что стало тому причиной: все тот же Странник.
Странник, глава контрразведки и Департамента специальных исследований, научного института, очень сильно напоминавшего центр по подготовке элитных бойцов, был широко известен среди военных и ассоциировался с прежней властью, которой большинство из них в целом были довольны. Фигуру Странника окружал мистический ореол, и многие армейцы и легионеры, узнав о том, что в новорожденном Временном Совете он занимает неясный пост «советника по особым делам», пришли к выводу, что Странник фактически стал диктатором (его бойцов называли Молодой Гвардией по аналогии с Легионом — Боевой Гвардией Отцов) и что Временный Совет — это всего только ширма. А почему бы и нет, рассудили военные. Решительный человек, железная рука, броня и секира нации… В конце концов, пусть лучше будет один стальной диктатор, чем свора правителей, озабоченных вырыванием друг у друга жирных кусков и загнавших державу в глубокую задницу, где она сейчас и пребывает. И вооруженные силы, силы охраны правопорядка и даже тайная полиция — Департамент общественного здоровья — присягнули Временному Совету, демонстрируя лояльность новой власти, а точнее — Страннику. Сам же Странник воздерживался от публичных выступлений и хранил молчание, не подтверждая и не опровергая слухи о своем «теневом диктаторстве», — сложившееся положение вещей вполне устраивало Рудольфа Сикорски.
Он присутствовал на всех заседаниях Совета, проходивших в Большом зале бывшего императорского дворца, внимательно слушал всех выступавших, глядя на них холодными зелеными глазами, и молчал. Странник даже не подумал выдвинуть свою кандидатуру на пост Исполреша — ему это было попросту не нужно. Рудольф Сикорски делал свое дело — помогал новорожденной республике сделать первые робкие шаги, а заодно не заболеть чем-нибудь трудноизлечимым — например, синдромом «охоты на ведьм», сопровождаемым как обычно кровью.
* * *— Я думал, все будет по-другому, — Максим с отвращением отодвинул на край стола груду бумаг (глаза б мои на них не глядели!). — Сплошная болтовня, мнения-прения, а дела — настоящего дела — не видно.
— А чего ты, собственно, ожидал, если отбросить фантастические гипотезы о толпах угнетенных, радостно рвущих цепи в восторге прозрения? — осведомился Рудольф. — Люди — это материя тонкая, они изменяются медленно, шаг за шагом, и слишком часто бывает так, что на один шаг вперед приходится два шага назад. Ты надеялся сделать саракшиан настоящими людьми вот так сразу, одним махом?
— Я надеялся на выродков. Да, они разномастные, но ведь они все были противниками режима! Башен больше нет, их уже не мучает боль, их не преследуют, на них не охотятся, как на загнанных зверей, почему же тогда они ведут себя так пассивно?
— Если бы дело было только в башнях как таковых, тебе, как разрушителю Центра, можно было бы поставить золотой памятник в натуральную величину на главной площади столицы. А насчет выродков… Ты никогда не задавал себе простой такой вопрос: а почему выродки за столько лет не были истреблены все до единого? При их уязвимости к излучению и полном бессилии под лучевым ударом технически это вполне осуществимо. Они никуда не могут спрятаться, им некуда бежать, и защиты от излучения не существует. Одна облава, вторая, пятая, десятая, и все — нет больше выродков, они отсеяны, отправлены в лагеря, расстреляны. А дальше — процедура проверки реакции на излучение делается обязательной, и ни один новорожденный выродок даже не выползет из колыбели.
