Игорь Алгранов - Никогда не играй в пятнашки
Теперь о прокураторах — «главарях», «верховодах». О них мы знаем удивительно мало, ещё меньше, чем о амиттоморфах… простите, я обещал использовать вашу терминологию — о пятнашках. Итак, верховодов почти никто и никогда не видел. Некоторые смотрящие рассказывали, что случайно натыкались на них в глубоких рейдах в спорные территории или, при стремительном наступлении пятнашек, вдруг оказывались рядом с ними, прячась в какой-нибудь дыре. Отсюда мы можем сделать вывод, что захватчикам подвластна некая форма удалённого манипулирования с ограниченным радиусом действия, работающая по неизвестным нам пока законам. Вот, здесь у меня выписка из отчета одного из редких выживших смотрящих при подобной встрече: «…считаю, что поможет только немедленное бегство или разве что самоподрыв вместе с объектом. Иначе мозг начинает кипеть буквально через минуту, кипит он тоже буквально. Сандро истошно закричал, упал и умер в страшных мучениях. У него из ушей, рта и носа что-то потекло. Мне повезло… Он стоял между мною и тварью, и когда он упал, я успел швырнуть гэшку и драпануть со всех ног. Какая-то немыслимая сила идет от этих рептилий…» Таким образом, мы видим, что на людей они тоже могут воздействовать, правда, лишь в зоне прямой видимости. А вот на амитто… простите, пятнашек и серых — на огромных расстояниях. По сути, те являются для них глазами, ушами и руками. Сражаясь с рабами управляющих, вы, смотрящие, бьётесь с верховодами. Но даже это мы узнали много позже, спустя годы, безвозвратно потерянные для миллионов годы…»
Ир тяжело вздохнул, размешивая в подсоленной воде порошок для омлета. Сковорода уютно, по-домашнему, скворчала остатками бабкиного рафинированного масла из грязной липкой бутылки, греясь на последних трубных выдохах природного газа, слабыми толчками бросавших голубые язычки на её дно.
— Где же вы раньше были со своими выкладками.
Ему на ум снова пришли неприятные воспоминания первых месяцев Нашествия. Сначала всё было как в любой необъявленной войне. Страх от неизвестности, боль от потери близких, чувство безнадёжности от незнания что делать и куда бежать. Просто физическая боль от того, что тебя облепляют, превращают в биомассу, готовую жрать землю. Потому что, говорят, в ней — пища для киселя, который тебя пропитал. Выживали только физически крепкие, достаточно здоровые, чтобы стать рабами. Такой вот естественный отбор. Слабые и больные долго и мучительно умирали прямо на улицах, и им никто не мог помочь, даже если и хотел. Легче было детям. Они умирали почти сразу, не выдерживая убийственной встряски организма от всепоглощающего вторжения жидкого чужеродного тела. Люди вокруг в одночасье становились словно какие-то марионетки, прозрачные тени по ночам мелькали тысячами, десятками, сотнями тысяч. К концу одного не самого прекрасного дня вдруг в мирно живущем своей привычной жизнью городе начиналось безумие. Большинство жителей хотя бы раз за день пользовалось подземкой. Тех, кто спускались туда, там уже ждали. Кто не спускался, почувствовав неладное, за теми охотились наверху, в темноте ночи, а также в вечёрних и предрассветных сумерках. Начиналась паника, но негде было спрятаться людям от страшного, невидимого, непонятного, и от того ещё более ужасного врага. И главное, никто не знал, зачем всё это? И никто никому ничего не объяснял.
Счастливчики, их были единицы, догадывались и вырывались за черту города, ехали, бежали в другие гиперы. Рассказывали, плакали, умоляли поверить в неизбывный ужас происходящего. Но им долго никто не верил, а потом мало кто мог подтвердить их правоту. Захватчики перемещались гораздо быстрее тех немногих несчастных выживших, лишенных привычных способов передвижения и даже возможности сообщить о беде, надвигающейся на человечество. Ир снова вспомнил учёного докладчика и его историческую справку, которую тот привел «так сказать, для создания в сознании смотрящих полноты всей картины нынешнего мира». Он всегда удивлялся той умозрительности, отрешённости учёного люда, с которой те могли рассуждать о чём-либо, вроде бы, напрямую связанном и очень даже влияющем на их жизнь. Правда, этот то ли доцент, то ли профессор не слишком злоупотреблял этим, и лишь иногда у Ирбиса возникало чувство, словно учёный сам не жил в этом загубленном мире, а невозмутимо рассматривал лабораторных крыс, посаженных в банку.
«…Великие умы поначалу винили в таких массовых фобиях сверхурбанизацию с её мировым размахом. Города к 2022 году, когда всё началось, разрослись невероятно. Около четверти поверхности суши, пригодной для жилья требовательного человека двадцать первого столетия, если быть точнее — двадцать семь процентов — занимает эта разновидность формы человеческого общежития. Города сливались, поглощались, реструктуризовались и разрастались вширь, вверх и вглубь. Население медленно, но очень верно и преданно отдалось такому типу социальных отношений. Единицы, едва ли сотни или тысячи, оставались жить в редких деревнях и фермерских хозяйствах. Повсеместно стало распространенным фрахтовое трудоустройство с временным переездом по потребностям работодателей. И с обязательным размещением в родные, уютные, тёплые «муравейники». Где всё есть, всё под рукой, всё продумано и удобно. После Пищевой революции девяностых натуральная еда практически полностью стала уделом очень богатых чудаков и немногочисленных фермеров. Всё или почти всё для удовлетворения гастрономических потребностей смогла предоставить Всемогущая Химическая промышленность после открытия ещё в далеком 1978 году модифицируемой органической клеточной структуры бесконечного цикла деления. Или, по простому, БКС — бесконечной клеточной структуры. Конечно, если быть точным — условно бесконечного цикла, но, согласитесь, возможность получать пищевые волокна с тысячепроцентным приростом по массе и объёму, да к тому же вкупе с великолепными возможностями варьирования и комбинирования этих самых волокон… Это был несомненный прорыв с далеко идущими последствиями для всей человеческой популяции. Здесь также стоит отметить тот факт, который невероятно в своё время обрадовал нефтяные корпорации. БКС идеально, с минимальными затратами и максимальным эффектом синтезируется особым значительно мутировавшим видом грибка Candida divinum из сырой нефти и производных, значительно более трудоёмко и медленно и с малым выходом — из продуктов переработки каменного угля и природного газа. Нейман и Лившиц в девяносто втором получили Нобелевку за культивацию этого грибка, они же назвали его за удивительные свойства «божественным». Конечно, как уже было отмечено, при сильном желании и затратах можно получать БКС из различных видов органики, но нефть, и вообще углеводороды подходят в качестве сырья для производства гораздо лучше. Соответственно, некоторый спад потребления нефтепродуктов из-за снижения спроса на автомобильную продукцию на стыке веков, скомпенсировался значительным увеличением потребления углеводородов для нужд Пищевой промышленности. Что ж, это, пожалуй, гораздо лучше, чем бездарно сжигать её ради простого обогрева или желания перемещаться в пространстве. М-да.
Но продолжим. В виду вышесказанного население, как разумно было предположить, заметно ускорило свой рост, вместо прежних двух до пяти процентов в год. Мегаполисы росли по всей планете как грибы на болоте, с населением от пяти миллионов становились мультиполисами, в обиходе — мультиками, со всеми вытекающими из такого положениями правами и обязанностями. Как вы знаете, каждый мультиполис имеет право на собственную независимую сеть пищевых комбинатов и сеть прямых тоннелей со всеми граничными собратьями. Приставку «гипер» чрезмерно разросшийся город получал после пятидесяти миллионов, иногда раньше, если это был какой-либо значимый центр, вроде Святого Питера с его «скромными» четырьмя десятками. Прямые основные и извилистые дополнительные линии-щупальца городской подземки растягивались на сотни километров, превращаясь в транспортную паутину, в которой можно было легко заблудиться без помощи мощной распределённой системы маршрутизации и управления. Бесконечные кварталы нескончаемых высоток с высоты птичьего полета казались громадными диковинными лесами со слишком однообразными серыми угловатыми исполинскими деревьями-стволами.
Города разрастались так, что поглощали целые страны, границы становились слабой условностью, не смотря на все принимаемые правительствами меры по сохранению суверенности. Европа самоопределилась в десяток величественных гиперполисов с небольшими прослойками и островками-заповедниками природы. Старушка Европа стала объединенной как никогда, ну хотя бы территориально, в могучие населённые узлы западной цивилизации. На Востоке полноводно разлился на многие десятки километров трёхсотмиллионный Пекин. Недалеко от него отстал вечный конкурент Шанхай, с его двумя сотнями миллионов. Ну и, на Юге, безусловный лидер планеты — ультраполис Бомбей. Что же до нашей страны, то, вобрав в себя по разным оценкам, от шестидесяти до восьмидесяти миллионов резидентов, что составило добрую треть населения, разбухшая Москва поглотила не только всю прежнюю свою область, но и лениво поглядывала на соседние. Сейчас уже можно говорить об этом без утайки, но… боюсь, что этот печальный факт привел к колоссальнейшим потерям среди населения уже в первый год войны на территории Объединенной России. Я уж не говорю о Святом Питере, зажатом между двух водных пространств, попытка к бегству из которого явилась весьма нетривиальной задачей в то печальное время катастрофической убыли населения нашего государства.
