Андрей Левицкий - Пароль: «Вечность»
– Да лучше б тебя духи сбили из «стингеров» своих, не тратили бы мы сейчас время. Надо было вас всех прямо там, на Майдане, к стенке поставить, а не везти сюда.
Генерал повернулся к седому:
– Как времена изменились! Раньше наемники эти... ну чистые бандиты, зря, что ль, их душьем прозвали? А теперь вон самолеты у них!
Я криво улыбнулся.
– А ты скольких на смерть отправил? Сколько солдат из-за тебя домой не вернулись из горячих точек к мамкам своим? Взвод, два? Батальон?
Все-таки это был генерал, а не лейтенант какой-нибудь желторотый – он не полез вокруг стола двинуть мне по морде, даже не выругался, лишь бросил презрительный взгляд.
А седой посмотрел на экран лэптопа и сказал:
– Егор... Редкое имя сейчас. Кто тебя так назвал?
Я пожал плечами:
– В детдоме.
– А фамилия еще интереснее – Разин. О детстве совсем мало сведений... Может, расскажешь нам?
– Не было у меня детства. Детдом, и все дела. Потом летно-военное училище...
– Которое ты не окончил. Так, из характеристики: малоэмоционален, замкнут, неразговорчив, предпочитает роль стороннего наблюдателя, нет друзей... Короче, общительным болтуном тебя не назовешь, а, Разин? Интровертный тип, вот как это в психологии называется. Самодостаточен, себе на уме. До выпуска не дотянул полтора месяца и вместо красного диплома получил два года условно за драку... – седой опять кинул взгляд на экран, – с нанесением тяжких телесных повреждений. Двоим.
– Эти уроды девчонку в машину тянули. Ночью. Школьницу. Платье на ней было порвано, и кричала она. А я в училище шел из увольнительной...
– И один из уродов оказался сыном вице-губернатора края, – продолжал седой. – В результате девушка так и не подала заявления о попытке изнасилования, тебя же выгнали из училища, после чего про Егора Разина долго не было слышно. Почему?
– Да завербовали его! – Генералу явно надоели все эти разговоры. – Наемники ведь как шлюхи со своими сутенерами, которые на них деньги имеют. Завербовали, в лагере каком-нибудь в горах отсиживался, потому и сведений нет. А, Разин? Что, не так было?
Я покачал головой:
– Это ты сутенер, солдат своих под пули ко всяким моджахедам посылаешь. А я сам места выбирал, куда лететь и за кого воевать.
– Солдат Родина посылает! Они за страну свою воюют! А ты... ты за бабки сраные!
– Родина или правительство? А гибнут они за страну или за хозяев страны?
Я мог говорить что думаю, терять мне было нечего – больше одного раза не расстреляют. Вот только зачем этот разговор, к чему тут штатский хрыч, расспросы о детстве, лэптоп на столе? Хотели бы завалить – вывели бы из КПЗ в тюремный дворик, окруженный глухими высокими стенами, да пулю в затылок.
Седой произнес:
– А ты вроде равнодушен к своей судьбе, Разин. Неужели такой смелый? Или такой глупый? Мы ведь не пугаем – тебя и вправду расстрел ждет.
– Не очень я смелый, – сказал я. – Хотя глупый, иначе не сидел бы здесь. Но тут в другом дело: просто все к этому шло.
Он посмотрел на меня с интересом:
– Что именно?
– Судьба моя к этому катилась. К ракете, летящей прямиком в кабину, или вот к такому... Я свыкся уже, что так все закончится. Ну или примерно так.
Седой потер печаткой на пальце подбородок.
– Неужели? Ты же деньги зарабатывал. Зачем тогда?
– Летать люблю. Хотел на острове в Карибском море поселиться и частный аэродром открыть. Был там когда-то... Хорошие места.
– И много заработал? – хмыкнул генерал.
– Туристов возить, – закончил я, проигнорировав его.
– Ясно. – Седой глядел мне прямо в глаза. – А перед тем как в Киев попасть, что ощущал?
– Что это последнее мое дело... Последнее место, куда я попаду. Уже не выберусь оттуда.
– И все же полетел?.. Фаталист. Хотя из Киева таки выбрался. Тебе, впрочем, от этого не легче. – Седой перевел взгляд на лэптоп. – Продолжаем. Что нам тут база данных говорит?.. Второе место в училище по боксу, мастер спорта. Так... Тургай, операция на Медео, Свободная Молдавия... Надо же – и в Крыму был, Бахчисарай бомбил. Теперь вот украинский конфликт...
Он закрыл лэптоп и вопросительно посмотрел на генерала.
– Да ладно, делайте что хотите! – как-то совсем не по-военному, почти что с детской обидой бросил тот. – Мне Илья Андреич наказ дал... Хотя я бы убийцу этого кровавого, будь моя воля, собственноручно... – Он сжал кулак, взмахнул им и отвернулся.
Седой кивнул. Блеснув золотой печаткой, снова потер подбородок, достал мобильник-раскладушку и свел брови над переносицей, что-то прикидывая. Я сидел неподвижно, борясь с желанием развернуться на стуле и почесать скулу об угол спинки.
Седой раскрыл мобильник и в упор посмотрел на меня.
Было в этом человеке что-то магнетическое. Взгляд холодный, властный, гипнотизирующий даже. Вроде бы какой-то штатский стручок, но явно чувствовалось, что из этих двоих главный он и судьба моя зависит сейчас не от генерала.
Я внутренне подобрался. Зуд в скуле мгновенно прошел, и между лопаток пробежала волна озноба. Что-то должно произойти! Подобные предчувствия не раз спасали мне жизнь – я вовремя уходил на вираж или сбрасывал скорость, давил на кнопку, пуская ракету. Вот только не помогли они мне спасти ни Барцева, ни Опанаса, ни Серегу Шмакина... никого, кроме себя.
– Еще можешь выжить, Разин, – произнес седой, в такт словам постукивая по крышке лэптопа указательным пальцем. – Мне нужен человек для эксперимента. Опасного. Шансы где-то тридцать на семьдесят, что жив и цел останешься. Если согласишься и если выживешь – тебя отпустят. Если откажешься – в расход. Выбирай. У тебя две минуты.
Он ждал, не опуская мобильный. Я открыл рот. Закрыл. Опять собрался задать вопрос – и промолчал. Как оно все неожиданно повернулось! Надо было спросить, что за эксперимент, как долго он продлится и где гарантии, что, если выживу, меня отпустят, а не поставят к стенке... но я и так знал ответы. Вернее, знал, что их не будет. Я пойму, что за эксперимент, только когда он начнется. А про гарантии седой ответит, что их нет. Только его слово... слово человека, даже имени которого я не знаю.
– Почему я? У вас мало «мяса» по тюрьмам и колониям?.. – Я замолчал, вспомнив, как вчера тюремный врач налысо обрил мне голову. Потом конвой притащил в камеру какую-то аппаратуру, пришел узколицый молодой парень в белом халате, явно не из местного персонала. Под халатом костюм, на ногах дорогие туфли, пахло от него хорошим одеколоном. Он нацепил какие-то датчики мне на голову и снял показания. Потом долго хмурился, рассматривая бумажную ленту с закорючками, выползшую из прибора, после чего побежал звонить куда-то.
Внимательно наблюдавший за мной седой кивнул.
– Вспомнил? У тебя необычная динамика изменения амплитуд биопотенциалов мозга. Найти такого человека нелегко.
– Но во мне ничего такого нет. Я никакой не экстрасенс, не телепат. Ничем от остальных людей не отличаюсь.
Он приподнял брови:
– Уверен? У человека с таким отклонением обычно лучше развита интуиция. Как у тебя с интуицией, Разин?
Я моргнул. Интуиция... Он что, про мои предчувствия говорит?
– А зачем вы вообще моего согласия спрашиваете? У смертника? Можете ведь сделать со мной что хотите...
– Мы не частная корпорация, Разин, перед тобой армейский генерал и старший научный сотрудник государственного учреждения сидят. Нам нужно твое согласие, подпись на документе.
– Хотите сказать, если я откажусь, не будет никакого эксперимента? – Я недоверчиво покачал головой.
– А ты не откажешься. Не идиот же ты.
Опять мучительно зачесалась скула. Я задрал плечо, кое-как потер ее. И сказал:
– Ладно, тогда одно условие. Чтоб руки за спиной мне больше не сковывали.
Седой кивнул; нажав на кнопку, поднес телефон к уху. Подождал немного и бросил:
– Мы выходим. Забирайте нас.
Глава 3
Не знаю, где находилась эта база. Меня сначала везли в фургоне для заключенных, потом посадили в самолет, а после мы с двумя хмурыми конвоирами долго ехали в микроавтобусе, окна которого были закрыты железными шторками.
Седой назвался доктором Губертом, но ни имени своего, ни отчества так и не сообщил. Передав меня конвоирам, он исчез и появился вновь уже только в лаборатории, куда мы попали через охранный тамбур с лазерной системой. Красная световая решетка опустилась с потолка к полу, ощупав наши тела, а после нас заставили раздеться и долго стоять под каким-то ионным душем (так его обозвал сухой голос, прошелестевший в невидимом динамике). Старую одежду я не получил, вместо нее в нише возле душевой кабинки лежали бежевый пластиковый комбинезон и легкие мокасины, тоже из пластика, но более жесткого.
Вскоре выяснилось, что здесь все ходят в такой униформе, только цвета разные – наверное, в зависимости от должности.
Пока те же конвоиры, уже в черных комбезах, с кобурами и дубинками на поясах, вели меня от шлюза в глубь лабораторного комплекса, я пытался разобраться, чем тут занимаются, но ничего толком не понял. Мы прошли несколько пустых помещений и два длинных коридора. В третьем стена справа оказалась прозрачной, за нею открывался зал со стеклянным куполом. Там мерцало изображение Земли в 3D. Вокруг планеты кружились маленькие красные смерчи-спирали, между ними то и дело протягивались тонкие линии, порой такая линия устремлялась к Земле, и тогда внизу вспыхивал красный световой круг, расходящийся по голубому шару планеты. Под голограммой стояли трое и оживленно жестикулировали, тыча вверх пальцами. Один держал дистанционку, нажимал на кнопки и крутил джойстик, отчего смерчи то вращались быстрее, то замедлялись. Когда мы уже почти прошли коридор, между всеми спиралями одновременно протянулись изогнутые и прямые линии, составившие объемную решеткукуб. Она опустилась на планету, накрыв ее. Мигнула. Мне показалось, что шар из голубого стал болотно-зеленым, а очертания континентов как-то уродливо, отталкивающе изменились. Я приостановился, чтобы посмотреть, но один из конвоиров молча толкнул меня в спину, и зал с куполом остался позади.
