Алексей Колентьев - Жизненное пространство. Радиоактивный ветер. Паутина вероятности
Диденко кивнул, и мы быстрым шагом направились в сторону «сковородки». Как я и предполагал, военные бросились в погоню и блокировали логово группировки Борова. Перестрелка длилась почти два часа, и лишь потом все стихло. Видимо, прошла информация о непричастности бандитов к похищению.
На позиции «Альфы» вояки соваться не стали. Только произошел радиообмен между комендантом района и командиром «альфовцев». Не найдя следов, пошли пакетные сигналы группам военных старателей, находившимся в этом районе. Всего три группы и, судя по пеленгу, только одна была близко к «сковородке» и могла бы подойти к нам в пределах от двух до пяти часов, если последует сигнал с коммуникатора майора. Нормально. Так и ожидалось…
…Делая короткие привалы и обходя наблюдательные посты бандитов и «альфовцев», к вечеру следующего дня мы вышли к месту засады. Разведгруппы кружили в пределах от десяти до сорока километров от «сковородки». Время подхода ближайшей группы не менялось. Все шло по плану. Закладки никто не тронул. Я посадил майора на поляну и вернул ему коммуникатор, забрав портфель.
— Вот, Паша, мы и на месте. Сиди тут, включай свою шарманку через час. Уже темнеет, но твои тебя тут не бросят, пришлют кого-нибудь. Главное, сильно попроси их прийти за тобой. Я свое слово сдержал: ты жив, а я получил почти все, что мне нужно. С поляны не уходи. Тут пока безопасно, но если выйдешь, сам знаешь, что будет, да и пара радиоактивных плешей тут есть. В твоей игрушке-то счетчика радиации нет. Сиди и жди. Так безопаснее. Будь здоров.
Я направился по восточному склону и как бы скрылся из виду. На самом деле залег, так чтобы и майор, и вход в лощину были в зоне прямой видимости. Лес не город и не любит прямых линий. Из веток кустарника и клочков травы я соорудил нечто вроде «гилли»[45] и стал похожим на невысокий куст.
Да и темнота мне помогала. Расставив «растяжки», как и задумывалось ранее, я стал поджидать поисковую группу, наблюдая за местностью в монокуляр. Майор, естественно, уже вопил на армейской волне о своем бедственном положении. Как я и предполагал, военные приняли верное решение выслать ближайшую разведгруппу и охранять майора до утра.
Примерно через час сорок минут от расчетного времени я заметил три силуэта, левым уступом двигающихся к проходу «сковородки». Остановились. Один отделился от общей группы и осторожно начал продвигаться к поляне. Майор кинулся к нему навстречу, но разведчик жестом и окриком остановил штабиста. Последовал радиообмен, в котором он сообщил о том, что офицер найден. Командир приказал всем оставаться на местах. Двое разведчиков вошли в зону поражения моей ловушки. Третий же направился прямо на «растяжку», рассчитывая занять позицию на возвышенности.
Сначала рванула Ф-1, солдата отбросило, но костюм его спас. Однако он не понял, что случилось. Я же быстро нажал кнопку на пульте, давая сигнал на подрыв. Долбануло ощутимо. Визга, издаваемого «крикуном», я не слышал, так как загодя вырубил ПДА. Когда все стихло, я не спешил подниматься: один разведчик был еще жив. Но волнения оказались напрасными: вой, издаваемый артефактом, и взрывы несколько рассеяли внимание снайпера (а это был он!). Я тщательно прицелился, дал две короткие очереди по силуэту. Боец упал. Я сменил позицию, и не зря — боец выхватил нечто скорострельное (наверное, автоматический пистолет) и обстрелял то место, где я только что лежал. Я вынул из сумки наступательную М-67 и кинул в его сторону. Взрыв — и все смолкло. Вскочив, я в полуприседе пошел в сторону, где предположительно лежал снайпер. Парня посекло осколками и продырявило моей очередью. Скорее всего, отстреливался он только на стимуляторах, купировавших боль, но быстро истек кровью: второй взрыв гранаты повредил что-то в костюме, видимо, этот самый инъектор. Чуть в стороне лежала искомая «снайперка». Задание было выполнено. «Гаусс» был у меня. Оставалось произвести зачистку и убираться отсюда. Скоро, очень скоро тут станет жарко…
Убедившись, что снайпер мертв, я направился к месту, где, поскуливая, лежал майор. Выбора у меня не было. Я вскинул «сто четвертый» и плавно нажал на спусковой крючок. Голова майора дернулась, и он затих. Что бы ни говорила в таких случаях совесть, я привык не слушать ее уже давно. Пожалуй, с тех самых пор, как бросил горсть земли на могилу моего товарища, погибшего по вине пьяного водителя восемь лет назад. Мой друг, прошедший три войны и несколько маленьких войнушек, был сбит, когда стоял на троллейбусной остановке, въехавшим на тротуар «городским» внедорожником. Не было ни стрельбы, ни взрывов, а зачет пошел на минус…
Потом, конечно, был суд, были отступные, которые совал в руку окаменевшей от горя Маше, жене друга, белый как мел виновник аварии. Были поминки и кладбище, и снова поминки, где мне пришла в голову мысль, что не слишком важно, как долго ты планируешь быть живым. Или как умело ты забираешь эту самую жизнь у другого. И правого, и виноватого ждет один финал. Разница, по большому счету, только в деталях. И тогда совесть замолчала окончательно, а призраки и аттракционы кошмарных сновидений меня и раньше не мучили.
После этих похорон мой сон стал еще крепче. И рука ни разу не дрогнула. Так было и на этот раз, хотя и присутствовал неприятный осадок на душе. Разведчики не вызывали никаких чувств, кроме досады: не готовы были армейцы к тому, чего должны были ожидать в первую очередь. Аномалии и зверье — не первостепенная угроза для жизни даже в таком месте, как Зона отчуждения. Опасаться всегда следует людей, а разведчики об этом забыли.
Прежде всего, надо сбить преследователей с толку. Сейчас, когда еще темно, разбираться никто не станет. Сценарий дальнейших действий противника был очевиден. Перво-наперво подтянутся те из разведгрупп, что находятся неподалеку. В темноте зафиксируют общую картину и будут ждать до утра. Когда станет посветлее, постараются определить численный состав, вооружение и направление отхода нападавших. Свяжутся со штабом, назначат ответственного за проведение операции, на что уйдет какое-то время. И только потом получат приказы по общей обстановке. На согласование и выработку плана действий уйдет около сорока минут, может быть, час. Всего — около шести часов форы. За это время я успею уйти далеко.
Когда я продумывал возможный путь отхода, то изначально планировал маршрут таким образом, чтобы исключить со стороны противника возможность использования авиации. Мой путь лежал в сторону мест, запретных для полетов. Нападение на блокпост, смерть штабного офицера, утеря документов и, возможно, редкого образца вооружения — это ЧП. Командующему особым районом не позавидуешь. Однако следы прикроют, это несомненно: спишут на «боевые» и оружие, и людей. Покажут комиссии трупы пары уголовников, якобы убитых при задержании, получат пару пинков от начальства, и все успокоится. Переждать следует дней семь, не больше. Потом активность военных снизится до приемлемого градуса и можно будет вернуться на Кордон и получить оговоренную награду. Блокпост, конечно, усилят, минные поля обновят. Но полностью кислород не перекроют: артефакты сами через КПП к воякам не придут, их должен будет кто-то собрать и принести. Все вернется на круги своя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});