Канонир (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

— Чем же больна важная персона?

— Я не уполномочен говорить о болезни.

— Помилуй бог, Густав! Как же без этого соглашаться ехать в такую даль?

— Мне лишь поручили найти и пригласить тебя на любых условиях. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит. При благоприятном исходе для больного ты можешь просить любые деньги, к твоим услугам будут лучшие шведские инструменты, оказана любая помощь.

— Что‑то условия уж больно соблазнительны. Не из королевской ли фамилии пациент?

Шенберг отвёл глаза:

— Я этого не говорил, ты догадался сам. Так возьмёшься?

— Какие гарантии моей личной безопасности?

— Моё слово и слово шведского короля. Если этого мало, могу остаться в этом доме заложником — до той поры, пока ты не вернёшься. Только одно условие.

— Какое же?

— При любом твоём решении — даже если при осмотре ты откажешься от операции — при дворе государя Ивана Грозного ничего знать не должны. Поручение тайное, и я надеюсь на твою порядочность. Я лично в ней не сомневаюсь, но предупредить обязан.

— Хорошо, принимается. Съезжу, посмотрю — после осмотра видно будет, что делать. Когда выезжать?

— Сейчас, немедля. Возок у городских ворот — я оставил его там, а сюда прошёл пешком, дабы не возбуждать нездорового любопытства.

Я собрал свои инструменты, бросил в мешок запасное бельё и одежду, взял немного серебра, попрощался с Дарьей и Машей — Ильи дома не было. Потом оделся, и мы с Шенбергом вышли.

Идти до городских ворот было недалеко — четверть часа. За воротами справа стоял крытый возок, запряжённый четвёркой здоровенных шведских битюгов. Таким только пушки таскать. Скорости от них не дождёшься, но выносливы, и тянуть могут груз изрядный.

Возок был довольно неприметный, абсолютно без всяких украшений, без гербов и прочей мишуры — думаю, специально для деликатных дел. Стоявший рядом с возком слуга распахнул дверцу и склонился в поклоне. Мы уселись. Двое слуг — явно переодетые гренадёры — вскочили на запятки возка, форейтор щёлкнул бичом, и битюги взяли с места.

В возке было довольно уютно, изнутри он был обит вишнёвым бархатом, подушки мягкие, не иначе — набиты конским волосом. На сиденьях — отлично выделанные медвежьи шкуры — укрыться, дабы седоки ноги не поморозили.

Некоторое время ехали молча. Шенберг довольно улыбался, иногда мурлыкал под нос. Как же — выполнил поручение, вытащил из Пскова русского лекаря. Мне же было рано радоваться — ещё неизвестно, что за работа предстоит.

На второй день, к вечеру мы проехали русское порубежье и въехали в Финляндию — провинцию Швеции. На границе нас уже ждали. Мало того — Шенберг зашёл в избу пограничной стражи и переоделся — вышел, одетый в военную униформу с золотым шитьём.

Возок нам подали уже другой — более роскошный, на дверце были нарисованы золотом три короны — символ шведского королевства. Свежие кони хорошо взяли с места, и мы понеслись — только снежная пыль вилась за возком.

Лошадей меняли на каждой почтовой станции. Пока выпрягали старых и запрягали новых, мы наскоро кушали, и скачка продолжалась. Не знаю, как у них в Швеции, но у нас на Руси ездить ямскими лошадьми было очень дорого. Даже и богатый человек не всегда мог себе позволить такую езду, первоочередным правом пользовались лишь гонцы да важные государевы люди. Я сделал соответствующие выводы.

К исходу третьих суток мы прибыли на место. Я ожидал увидеть столицу Швеции — Стокгольм, однако прибыли мы в небольшой городишко. Скорее всего — какая‑то загородная резиденция.

Лакей открыл дверцу, склонился в поклоне, и мы вышли.

Я рядом с расфранчённым Густавом выглядел, как нищий. Одежда мятая, волосы всклочены. Лица у шведов были бриты, ноги — в коротеньких штанах, поверх куцего камзола — длинные накидки из добротного сукна, подбитого мехом.

Нас проводили в большой дом, напоминающий узкими окнами крепость. Впереди шёл лакей, но, видимо, Густав и сам хорошо знал дорогу и шёл уверенно. Я еле поспевал за ним с тяжёлой сумкой инструментов.

Мы остановились перед высокими резными дверями.

Лакей вежливо постучал и, дождавшись ответа, распахнул перед нами дверь. Густав снял шляпу, я сдёрнул бобровую шапку, и мы вошли.

Сначала я никого не увидел. Зал был огромен, узкие окна полузадёрнуты тяжёлыми бархатными шторами, царил полумрак. Лишь когда Густав прошёл вперёд и поклонился, махнув у ног шляпой, я заметил кресло, а в нём — сидящего человека.

Швед был худ, высок, лысоват, с длинной узкой бородой и воинственно торчащими нафабренными усами. Одежда его выдавала явную принадлежность к королевской семье — чёрная бархатная накидка расшита золотым шитьём, из‑под неё виделся зелёный камзол отличного английского сукна с золотыми пуговицами. Короткие штаны, из‑под которых виднелись белые кружева. На ногах — коричневые туфли свиной кожи с золотыми пряжками. Думаю, что так одевались только самые важные персоны. Никаких мехов, как на Руси, не было.

— Ваше величество, я привёз лучшего лекаря из Руси — он перед вами.

— Я не забуду твои услуги, Густав. Где он?

Густав отступил в сторону, я сделал шаг вперёд и поклонился. Швед впился в меня взглядом, затараторил с Густавом по–шведски. Насколько я понял, мой вид не произвёл на него впечатления. Конечно, вокруг него во дворце крутилась знать, одежда была соответствующая, и вдруг перед монаршими очами — русский, к тому же — не дворянин. Я чувствовал, что швед колеблется — допустить меня к своему царственному телу или выгнать?

Вероятно, желание выздороветь пересилило. Он слабо махнул рукой. Я подошёл, поставил сумку с инструментами на пол, железяки слабо звякнули. Монарх вскинул брови, и Густав сразу же среагировал:

— Оружия в сумке нет, я проверял.

Ах, паскуда, не доверяет — когда я отлучался, сумку мою досмотрел. А может — оно и верно. Как верноподданный короля, он должен беречь его жизнь. А в том, что это король, я уже не сомневался. Вспомнить бы только — кто? То ли Эрик, то ли Юхан?

Я попросил возможности вымыть руки, скинул с себя ферязь — полушубок с меня сняли слуги ещё в коридоре. Прислуга внесла кувшин с водой, тазик.

После тщательного мытья рук я стал расспрашивать короля о жалобах — как всегда: где болит, когда началось, куда отдают боли.

После расспросов осмотрел живот. Уверен, что это — желчекаменная болезнь. Обычно чаще ею болеют женщины, но королю позволительно — жрёт, небось, всякие деликатесы, а то, что обычно вкусно — не полезно.

— У короля камни в желчном пузыре, надо оперировать, никакими травами болезнь не вылечишь, — объявил я свой вердикт.

Густав добросовестно перевёл.

— Когда? — Король был нетерпелив.

А Густав сразу задал свой вопрос.

— Почему решил, что перед тобой король?

Я укоризненно посмотрел на Шенберга.

— Ну уж, коли ты сам догадался, то держи в секрете.

— Не впервой.

— Нам не хотелось бы, чтобы твой государь, Иван Грозный, узнал о недуге монарха. Итак, что тебе надо?

Я добросовестно перечислил: стол, простыни, полотенца, водку. При упоминании о водке Густав поднял брови, но промолчал.

— С нашей стороны будет условие — помогать и… — Густав замялся, — …присматривать за операцией будет лейб–медик его величества.

— Согласен. Когда всё будет готово?

— Через час, но думаю — тебе следует после долгой дороги отдохнуть, выспаться. Пожалуй, завтра с утра и начнём.

— Как скажешь — я здесь гость.

Меня проводили в отведённую мне комнату и внесли за мной мои вещи — сумку с инструментами, тулуп не забыли. Неплохо накормили — стол в основном был рыбным: уха, жареная, варёная, копчёная и солёная рыба разных сортов, и к ней — вина на выбор. Попробовал всё — очень недурственно кормят во дворце. Сомневаюсь, конечно, что готовил шеф–повар, но очень неплохо, вкусно.

Я разделся, лёг на мягкую перину высокой кровати. Благодать! Уснул незаметно, проснулся от деликатного стука в дверь.

— Войдите!

Вошли слуги, принесли ужин. Я вновь подкрепился копчёным лососем и гороховой похлёбкой. Вот с хлебом у них была проблема — к столу подавали пресные лепёшки, по вкусу — лаваш, только очень маленький.