Маргарита Тара - Сомнирум
Десс предстояло жить со всем этим: с клеймом предательницы, пускай и видимым только ей одной, со знанием, что из-за нее тридцать человек – неплохих, в общем-то, ребят – отправились к Реконструкторам. Что Оливия едва не сошла с ума от горя, разом лишившись всего. Что Блэки исчезла, а ее словам никто не поверит…
Ей предстояло со всем этим жить. Как?
Нет ответа.
Глава двадцать третья
ЗНАКОМАЯ НЕЗНАКОМКА
Лан поцеловал Ребекку в губы – быстрый, почти формальный поцелуй. Ощутил болезненный укол совести, заметив в ее огромных серых глазах обиду. В последнее время она была в их доме частой гостьей.
Облаченная в короткий топ и облегающие брючки, Бекка прислонилась спиной к холодильнику, непроизвольно поглаживая живот, и наблюдала, как Лан собирается на работу. Живот все еще плоский, со следом от колечка в пупке – пирсинг она вынула сразу, как только узнала о беременности. Зачем? Кто их, женщин, разберет? То ли вычитала, то ли услышала от подруг, что это для ребенка вредно.
Он не знал, на что злится. Искренне радовался, когда Ребекка, с покрасневшими от слез глазами и робкой улыбкой на лице, сообщила ему о том, что беременна. Он надеялся, что малыш вернет гармонию в их некогда счастливую семью, склеит разбитые осколки.
В его голове еще были живы воспоминания о счастливых мгновениях. Вот они с Беккой на Аль-Нарой, нежатся на белом песке. Он берет ее на руки и с ней – смеющейся, легкой – идет по волнам, как в какой-нибудь дешевой мелодраме. Но Бекке нравится – откидывая назад золотые пряди, она заливисто смеется. Или тот вечер в Перлопар, когда они ужинали в ресторане на верхнем этаже стеклянной башни. Дух захватывало от невероятной высоты и маленьких фигурок людей у них под ногами. Волнуясь, как школьник, Лан подарил ей кольцо. Ребекка бросилась ему на шею, опрокинув и разбив хрустальный графин с «Блиссом», чем заслужила укоризненный взгляд официантки.
Его предложение не было неожиданным – прошло два месяца со дня совершеннолетия Ребекки, он числился одним из ее электов, да и четыре года отношений говорили сами за себя. Но она все же была безмерно счастлива. И он был.
Что же случилось потом?
Ребекка – потрясающе красивая девушка, милая, отзывчивая, добрая. Она тянется к нему, как цветок к свету, а он, так или иначе, ее отталкивает. За что он так с ней? И почему, глядя на нее – свою законную жену вот уже полгода, – не видит ничего, кроме кукольно-фарфорового личика и точеной фигурки? Не чувствует ничего, кроме… да ничего он не чувствует!
Лан стиснул зубы и резко выдохнул. Ну, вот опять. Очередное утро, когда он, собираясь на опостылевшую работу, предается все тем же осточертевшим размышлениям… и обижает своим невниманием беременную жену.
Кончилось все тем, что он просто выдавил через силу «пока» и скрылся за дверью, словно отрезая расстроенную Ребекку от себя. Трус.
До работы он обычно добирался за полчаса, пешком, не желая тратить драгоценные минуты свободы на тряску в автобусе. Лан шел, провожая глазами проезжающие мимо машины, лениво раздумывал над тем, чтобы в выходные смотаться с Бекки в Алтрапес. Понежиться на горячем песке, окунуться в прохладные волны. Или, быть может, отправиться в заснеженный Кенкар – Ребекка давно мечтала взобраться на гору. Тут же вспомнил о беременности и с досадой вздохнул. Значит, все-таки Алтрапес.
Поднявшись в свой кабинет, первым делом включил старенькую кофеварку. Получившийся слишком крепким кофе щедро разбавил молоком. И только покончив с каждодневным ритуалом, уселся в кресло. Хмуро перебрал бумаги, ворохом рассыпанные по столу.
Лан не уставал поражаться тому, за какую ерунду ему платили неплохие, в общем-то, деньги. Вся его работа заключалась в ведении анкет сотрудников рекламного агентства «Модиам», составлении графиков (таких же ненапряжных, как и у него самого), принятии на работу, переводе в другие отделы и увольнении. К тому же последнее он не делал уже очень давно. Шефа – немолодого, но весьма энергичного Дейва Вествика за все четыре года работы Лан видел от силы раз десять. Все отчеты сдавал по электронной почте, в ответ получая лишь пару лаконичных фраз.
К тому моменту, как Лан закончил текущие дела, стрелки на часах показывали уже без пятнадцати четыре. Он запросто мог не досиживать эти полтора десятка минут – никто и никогда его бы за это не осудил, – поэтому начал неторопливо собираться. Кинул пухлый блокнот с ручкой в кожаный портфель, пятерней причесал светлые волосы, никак не желающие укладываться в нормальную прическу и всегда торчащие непослушными вихрами. Отвернулся от зеркала и замер от неожиданности.
В проеме двери стояла девчонка. Лет девятнадцати, худая, с длинными фиолетовыми волосами.
– Я нашла тебя, – прошептала она, словно не веря.
– Эмм… мы встречались? – Лан сморщил нос, пытаясь понять, где он мог ее видеть. Определенно, ее симпатичное бледное личико в обрамлении лиловых прядей казалось смутно знакомым.
Она грустно улыбнулась.
– Я – Ливи. Оливия Хендриксон.
Он пытливо смотрел на нее секунд пять, затем помотал головой – это имя ему ни о чем не говорило.
– Бесполезно. Ты не вспомнишь меня, пока сам этого не захочешь, – тихо сказала она.
Лан прерывисто вздохнул. День с самого утра выдался не слишком радужным, а тут еще эта девица – по всей видимости, одна из тех странноватых барышень, которые считают себя невероятно романтичными и притягательными, когда говорят загадками.
– Послушайте… – начал он устало.
– Ты должен осознать одну важную вещь, – выпалила она. Подняла голову, посмотрев на него своими потрясающе яркими зелеными глазами. – Ты не в реальности. Ты в Сомнируме.
Лан смерил посетительницу озадаченным взглядом. Сомнирум? Какой-то новый молодежный сленг? Он открыл было рот, но она не дала ему и слова сказать.
– Сомнирум обманывает тебя! Заставляет тебя поверить, что все, что ты видишь – реальность, а не программа! У тебя есть совершенно другая, настоящая жизнь. А все, что окружает тебя сейчас, – лишь иллюзия.
Лан рассвирепел. Тщательно хранимое спокойствие лопнуло, разлетевшись на мириады осколков. Слушать эту сумасшедшую было выше его сил. Схватив лежащий на стуле портфель с такой силой, что едва не оторвалась кожаная ручка, он решительно направился к выходу из кабинета. Девица отскочила в сторону, попыталась схватить его за руку, удержать. Он вывернулся, едва не выкрутив ей тонкую кисть. Шагая по коридору, бросил охраннику: «Выведи эту ненормальную из здания». Тот кивнул и кинулся выполнять.
Лан шел под аккомпанемент каблуков по мраморной плитке, а вслед ему несся звонкий голос знакомой незнакомки: «Вся твоя жизнь – сплошная ложь! Если ты не поймешь этого сейчас, ты никогда не сможешь вырваться из замкнутого круга!»
Он ускорил шаг и вздохнул с облегчением, когда тяжелая входная дверь захлопнулась за его спиной.
За ужином Лан по большей части отмалчивался, с хмурым видом слушая щебетание Ребекки. Она рассказала мужу последние услышанные от подруг сплетни: говорят, в скором времени у офисных работников будет не два, а три выходных в неделю.
Еще одна отличная новость – туроператоры в очередной раз понизили цены на билеты. Лан недоуменно покачал головой. Складывалось ощущение, что власти города всеми силами старались выгнать жителей за его пределы. Больше выходных, отпускные по желанию, низкие цены на турпутевки. Непонятно только, какая властям от этого выгода.
«Вся твоя жизнь – сплошная ложь».
Лан уронил вилку. Она ударилась о край тарелки, издав звон, резко вонзившийся в его виски. Бекка заткнулась на полуслове, растерянно глядя на него.
– Милый, с тобой все в порядке? – с тревогой спросила она.
– Я просто уронил вилку. Это же не конец света, – процедил он сквозь зубы, увидев опостылевшую гримасу обиженной девочки на лице Ребекки.
«Вся твоя жизнь – сплошная ложь». Слова фиолетовой девицы никак не желали выходить из его головы. Потеряв аппетит, Лан вышел из-за стола.
Поднявшись наверх, рухнул на заправленную кровать и понял, что извиняться перед женой как за скомканное утро, так и за неудавшийся ужин он не будет.
Глава двадцать четвертая
ВСПЫШКА
Проверка завершена успешно. Сбоев не обнаружено.
Кейл ХН184Р кивнул проверяющей его праэко. Ему казалось неестественным, что, говоря с ним, она не открывала рта – потому что именно так общались между собой синтетики. Голоса им были не нужны.
Но его не покидало зыбкое ощущение, что с ним все должно было происходить как-то иначе.
Он вообще часто замечал на себя прищуренные взгляды праэко. Внимательные, словно ждущие от него какого-то подвоха. Кажется, его считали странным. Но почему?
