Алексей Гравицкий - Путь домой

Звезда лежала рядом, вжалась в крышу бака и непонимающе косилась на меня.

— Надо уходить.

— Куда? Как?

— Через червоточину.

— Нельзя, — замотала головой моя тайская спутница. — Стреляют. Нас застреляют.

Пусть лучше застреляют, чем живыми возьмут и замучают.

— Они скоро будут здесь. Надо уходить.

— Как здесь? — не поняла Звездочка. — Ты ведь сломал лестницу.

— Есть еще одна, — злясь на недогадливость Звезды и прозорливость Григория, проговорил я. — Внутренняя. Они сейчас пытаются до нее добраться. Как только доберутся, нам крышка.

— Что такое «крышка»? — не поняла Звезда.

— Хана, абзац, кранты. Конец, одним словом. Ты со мной?

— Сережа, это опасно.

Очередной удар потряс водонапорную башню.

Дьявол!

Я до боли закусил губу. Тут сейчас все опасно. Опасно делать что-то, опасно бездействовать. Каждое шевеление опасно, как и любое промедление. Но одно я знал точно: попадаться в руки к большому человеку из Великого Новгорода мне не хотелось ни при каких обстоятельствах.

Извернувшись ужом, я пополз по крыше бака на другую сторону к спасительному золотистому сиянию. Немец сказал надо идти быстро и не останавливаться. Хорошенькая задача. Особенно если учесть, что для этого надо хотя бы встать на ноги, а такой возможности нам не дают.

Ладно, как-нибудь встану. В крайнем случае, пристрелят, и все кончится.

Рука на каждое движение реагировала болью. Боль драла грудь и горло. Боль разрывала голову. Болела кожа, которая уже не чувствовала холода. И последние силы уходили со стремительностью лавины.

Крыша кончилась. Свет полыхал совсем рядом, настолько яркий, что перебивал даже опостылевшее неоновое мерцание. Перекувырнувшись на спину, я оглянулся. Звезда с сопением ползла следом.

Я приподнял голову. Спасибо скату крыши: в этой точке с земли меня видно не было. Вернее было, конечно, но для этого, по моим прикидкам, нужно было сесть.

Звездочка подползла ближе, опасливо приподнялась. С облегчением выдохнула.

Водонапорка вздрогнула от очередного удара. Что за дверь там такая внизу, что они ее высадить столько времени не могут?

— Чем они стучат? — промяукала Звезда.

— А тебе какая разница? — пробормотал я, отвечая разом и на свой бесполезный вопрос и на столь же никчемный вопрос Звездочки.

— Эй, там, наверху! — хрипло позвали снизу. — Чего притихли? К приему гостей готовы?

— Встаем и бежим, — проигнорировав Фару, тихо заговорил я.

Звездочка рыпнулась было вскочить, я остановил ее движением руки.

— На счет «три». И не останавливаться. Что бы ни случилось, быстро идти и не останавливаться.

Честно говоря, я и сам не понимал, почему так. Но Штаммбергер на этом настаивал, а немцу можно было верить.

Главное, чтобы хватило сил.

— На счет «три», — повторил я. — Раз, два…

Водонапорная башня снова вздрогнула от удара. Только в этот раз снизу грохнуло, звонко лязгнуло, и вслед за ударом послышались радостные крики.

— Три! — скомандовал я и, вскочив на ноги, бросился в свет.

Силы ушли на рывок и кончились молниеносно. Тело повело.

Не останавливаться.

И так повезло невероятно. Вынесенная дверь отвлекла от нас стрелков. Вовремя Фара ее высадил. Правда, теперь он к нам ближе, чем раньше. Но там еще люк на крышу, а он заперт и заржавел. Так что преследователям придется повозиться.

Словно услышав мои мысли, за спиной открыли стрельбу.

Время сбилось с привычного хода. Казалось, прошло с полминуты, а минула всего какая-то секунда. Я понял это, почувствовав, как земля уходит из-под ног.

Край крыши! Сердце екнуло. Возникло ощущение падения.

Не останавливаться. Немец сказал, что останавливаться нельзя. Нужно идти. Быстро.

Я с истеричной суетливостью засеменил ногами.

Свет слепил сквозь сомкнутые веки.

Глупость какая — сучить ножками, падая с водонапорной башни, и даже не иметь возможности открыть глаза, чтобы понять, куда падаешь.

По ступням ударило. Совсем мягко, но сил держать равновесие не было. Я просеменил по инерции еще несколько шажков и повалился вперед, на землю.

Замутило. Неужели перепрыгнули?

Силы кончились. Совсем. Осталось лишь на то, чтобы разлепить веки, да и то с трудом.

Я лежал на склоне какой-то горы. В бок впивались острые камни. В лучах заходящего солнца клубились пыль и песок, вздыбленные моим падением. Золотистая стена осталась за спиной.

Здесь было нежарко, по ощущениям градусов десять-пятнадцать. Но после ледяной, продуваемой всеми ветрами крыши водонапорки эти десять-пятнадцать градусов показались счастьем.

Захлебнувшись пылью, я закашлялся. Грудь разорвало дикой болью. Сил не было даже на то, чтобы согнуться, прикрыть рот.

Секундная радость растаяла мгновенно, как мороженое в духовке. Чему обрадовался? Попал неизвестно куда. Появление преследователей — вопрос времени. Идти некуда. Да и в моем состоянии не то что идти, подняться не получится.

Воображаю гнусный оскал Фары, когда он выйдет из света и увидит, как я здесь развалился.

Перед глазами поплыло. Мир вокруг затуманился. Кажется, я потерял сознание…

— Сережа.

Меня тормошили. То ли пытались поднять, то ли волокли куда-то.

Болело все тело. Нещадно рвало грудь. Я задергался в приступе кашля, почувствовал, что падаю. Потом дернуло под мышками.

Мир приобрел четкость.

Надо мной нависало бледное лицо Звездочки. Она держала меня под мышки и волокла по склону. Кругом были камни, пыль и песок. Дальше все тонуло в быстро сгущающихся сумерках. С обеих сторон от нас воздух светился золотом. Из одной стены мы вышли, в другую могли уйти.

Какая из них которая — сообразить я не мог.

Голова отказывалась работать, мысли текли вяло.

Во рту пересохло, горло и грудь драло так, словно я наглотался песка.

— П-пить, — прошлепал я одними губами.

— Нет воды. Сережа, идти надо. Надо-надо.

Мозги понемногу начинали соображать. Нет воды, пить не дадут. Температура шкалит. И не упадет. С чего бы ей падать без жаропонижающего да при обезвоживании? Где-то там остался Фарафонов, но он будет догонять.

Есть нечего, людей не видно. Горы, камни, песок, собирающийся крохотными смерчами. Эти воронки песчаных вихриков кружились то тут, то там — со всех сторон.

Звезда снова потянула меня куда-то. Нога зацепилась за кружащую рядом воронку, вихрик ткнулся в ботинок и, словно волчок, отлетел в сторону.

— Погоди.

Звездочка послушно остановилась. Я собрал волю в кулак, заставляя организм функционировать, оттолкнулся и поднялся на ноги. Попытался подняться. Тело против воли мотнуло в сторону, и я наверняка бы упал, если б не вовремя подставленное плечо.

— Осторожно. Не надо торопиться. Мы успеем.

Мяукающий голос с тайским акцентом убаюкивал. Я сделал шаг, другой. Ноги подгибались. Меня болтало из стороны в сторону. В груди горело.

Успеем. На тот свет мы всегда успеем.

Вокруг вертелись пыльные смерчики. Сшибались, словно живые, и вроде бы увеличивались в размерах.

Нога подвернулась. Лодыжку пронзило болью. Как ни странно, боль привела в чувства и даже, кажется, придала сил. Поддерживаемый Звездой, шипя от боли, я запрыгал на одной ноге. Когда смог наступить на подвернутую конечность снова, внутри словно включили запасную батарейку.

Я отстранился от Звездочки и заковылял сам. Выходило медленно и тяжко, но без посторонней помощи. Интересно, надолго меня хватит? И что будет, когда этот внезапно вскрывшийся резерв себя исчерпает?

У меня было подозрение, что я упаду и умру прежде, чем голова коснется земли.

Не думать.

Я сконцентрировался на камнях под ногами и принялся считать про себя шаги. В какой-то момент начало казаться даже, что мы идем довольно быстро. Иллюзия рассыпалась, стоило только поднять глаза и посмотреть в сторону.

За все время, что я шкандыбал без поддержки, мы переместились едва ли больше, чем на десяток метров.

Вихрей, что сновали под ногами, стало заметно меньше. Зато сами они увеличились в размерах и доходили теперь мне до пояса.

— Сережа, в порядке?

— Нормально, — прокашлялся я в ответ, хотя так паршиво не чувствовал себя никогда в жизни.

— А что такое это?

Я повернул голову. Моя тайская спутница указывала на песчаный вихрь проплывающий в десятке шагов от нас с горделивой неспешностью.

— Хрень какая-то.

— Это не опасно?

Я пожал плечами.

— Хрен его знает.

И вообще, к чему эти вопросы?

«Дурень, — пришла мысль, — она ж тебя отвлекает. Забалтывает, чтоб не думал о чем не надо».

— Очень добренький ветчер!

Голос прозвучал неожиданно, сверху склона, оттуда, где была вторая светящаяся стена. Я вскинул голову, не веря своим ушам. Уши не обманули. Впереди, возле устремляющегося ввысь золотистого сияния, стоял Штаммбергер. На нем был все тот же лабораторный комбинезон. Лицо покрывали глубокие морщины, глаза выцвели, губы походили на сизых дождевых червей.